Комната

- Ну… как ты себя чувствуешь? Я привез тебе цветы… Сказали, что они помогут тебе выздороветь… Я надеюсь, - он усмехнулся собственной глупости, будто разговаривал сам с собой.

Ее привезли на инвалидном кресле в белую гладкую комнату, освещенную только ярким светом люминисцентных ламп. На инвалидном кресле не потому, что была больна, а потому что была связана по рукам и ногам, не имела права двигаться самомтоятельно, тем более здесь, при нем. «Меры предосторожности», - бросил врач в ответ на удивленный взгляд посетителя.
- До следующего приема лекарства у нее полчаса. Доверяю ее вам. Ответственности за ее действия я не несу, впрочем, вы сами писали заявление, так что все знаете. Но советую вам уйти отсюда поскорее. Ей уже ничего не поможет, тем более пустые надежды. Пожалуй, их у нее хватает и до сих пор, - бысто ввел в суть дела врач, проверяя надежность креплений на ее теле, - удачи.

А потом последовали глупые фразы. И наступила тишина. Только гудение старых лампочек давило на голову, заставляя думать о времени, которое неумолимо спешило разъединить их. Девушка сидела, глядя на цветы, лежащие на столе. И ничего не говорила. Даже голову не подняла на его слова.
В вечность превратились несколько минут молчания. Он смотрел на ее худое лицо и плечи, торчашие под плотной тканью смерительной рубашки. И не знал, что сказать. А еще несколько минут назад, когда он договаривался с врачом, у него было все продумано: каждое слово, жест, взгляд. Хотелось, чтобы все было так, как он задумал, но…
Осмотрев каждый цветок из огромного букета, лежащего на столе, девушка подняла глаза на мужчину. Ее взгляд пронзил его как острое лезвие ножа, он был совершенно не безумный, в нем было только страдание, ненависть и да… именно те надежды, которые еще не успели расстаять под убивающем действием транквилизаторов.
- Красивые цветы… вы, наверное, много за них заплатили… Но не больше чем за то, что видите перед собой? – казалось, она собрала все свои силы, чтобы сказать это и вложить в эти слова столько ненависти, сколько было в ее сердце. Она подолжала вопросительно смотреть в его глаза.
И его планы окончательно рухнули. Никакая она не сумасшедшая, она просто ненавидит его. И ее издевательское обращение на «вы» высказывало больше самих слов. Тишина снова тяжелым грузом нависла над ними, оставляя только гудение ламп и тиканье стильных дорогих часов на его руке.
- Пройдет полчаса и я снова забудусь безмятежным больным сном, чтобы забыть… вас. За что я здесь? Зачем все это? – ненависть ушла и осталась только бесконечная горечь в ее словах, расстаявших в гулкой и вязкой тишине. Она опустила глаза, спрятав провокационный и дерзкий взгляд, который теперь стал таким же, как и слова, и она не хотела, чтобы он его видел.
- Ты пыталась меня убить, помнишь? Я не знаю, не знаю, почему, но я сделал все возможное, чтобы облегчить твою участь, - твердость вернулась к нему и обратилась в еще более глупые слова.
- Не проще было сразу со мной покончить? Ты так испугался… я вижу, - она окинула взглядом «меры предосторожности», - зачем ты пришел? Я думала, тебе нравится топтать своими ногами чужие сердца, но, оказывается, хочешь растоптать и душу… Надо мной здесь недостаточно издеваются? Так ты попроси, чтобы побольше, мне ведь все равно. А тебя порадую, а? – она снова посмотрела в его глаза. Ей хотелось сказать еще очень много, но теперь, вновь глядя в его лицо, слова переставали существовать. Осталась только игра, фальшивая ненависть и броская дерзость.
- Пожалуйста, успокойся… я… я… не знаю, что они с тобой делают, не знаю, что я делаю…, - он опустил глаза и уставился в номерок у нее на груди, и опять хотелось молчать, но он понимал, что пройдет еще пятнадцать минут, и они в который раз расстанутся и снова слова останутся тяжелым бременем лежать на его сердце вместе с осознанием того, какую боль она испытывает…, - все это не по моей воле, так заведено, так принято, тем более для таких, как я. На самом деле я не должен даже встречаться с тобой… но… ты же сама знаешь, что все можно решить… а впрочем, неважно. Я просто очень хотел тебя увидеть, хотел принести тебе эти цветы… Ты знаешь, я просто ничего не понял, поэтому все так получилось… но ты же сама во всем виновата, - и снова ошибка, и снова хочется промолчать, опустить глаза, хочется встать и уйти, хочется исчезнуть и все забыть. Но он удержал себя в руках и снова посмотрел на нее.
Она все также неподвижно сидела, связанная и замученная лечением, только взгляд стал более подвижным, он освободился от той злости, которую она хотела ему показать и осталась только безмерная любовь, перед которой таблетки и инъекции оказались бессильными. Она смотрела на его лицо и понимала, что нет больше ничего, что она бы так хотела видеть, чувствовать. Хотелось снова почувствовать тепло его нежных губ, ощутить своими губами пульсацию вен на его шее, прикоснуться к теплой и сладкой коже и прижаться к нему всем телом, обнять его так, чтобы перехватило дыхание, хотелось слышать его голос и видеть его улыбку, и улыбаться самой. Она не могла всего этого сказать, не могла даже заставить себя открыть рот – слова были излишни и они не могли ничего сказать и уж тем более призвать к какому-то действию. Было связано не только ее тело, но и мысли, и слова. Безумие, одержимость, вернулись на свое исконное место в ее голове и проникали все глубже, подчиняя ее сердце, все ее существо желанию, чтобы хотя бы так, разделенные столом, они были вместе, чтобы она находилась здесь, в одной комнате с ним, видела и чувствовала его присутствие, могла смотреть в его глаза. И он знал это и видел теперь в ее глазах. И хотелось сказать что-то, что могло бы дать настоящую надежду им обоим, такую надежду, которая поможет пережить долгие часы разлуки и остаться верными ей. Молчание… мысли крутились в их головах, а слова все также стояли комом в горле, не давая возможности что-либо изменить. Стрелки на часах бежали, сокращая тот небольшой отрезок времени, который может все изменить, если правильно им воспользоваться. Тишина достигла своей критической точки. Глаза девушки, все еще смотрящие ему в лицо, наполнились слезами, которые одна за другой катились по щекам и срывались в пропасть, где уже не имели никакого значения.
- Знаешь…, я все равно люблю тебя и буду любить, чтобы ни случилось… время вышло. Мне пора, - сказав это, он встал со стула, продолжая смотреть на нее.
Она заплакала. Заплакала так, как плачут люди, чьи надежды разлетаются в прах, и не остается даже пепла, который будет обязательно развеян ветром. Она не могла закрыть лицо руками, потому что они были связаны, она не могла вытереть слезы, которые застилали глаза, лишая последней возможности увидеть его…
Он подошел к ней. Еше раз посмотрел в ее напухшие и покрасневшие от слез глаза.
- Пожалуйста… не плачь, - протянул руку, чтобы вытереть слезы, - я люблю тебя… прости, - опустился на одно колено и, наклонившись к ее лицу, коснулся губами ее губ, почувствовав вместе с тем вкус ее слез, которые все подолжали скользить по щекам. Обхватил ее голову руками и прижался к ней, шепча «прости». И не хотелось отпускать, хотелось разорвать ее путы, освободить и забрать с собой, вернув все на свои места. Но увы…
В коридоре послышались шаги. Он крепко поцеловал ее, вытер слезы и встал. Она смотрела на него снизу вверх, не смея ничего говорить. Все равно ее глаза говорили обо всем лучше слов…
- Я люблю тебя, - в последний раз сказал он. Взял со стола цветы и положил ей на колени, - я потом принесу еще, - он ободряюще улыбнулся.
Девушка опустила голову, тихо всхлипывая.
Он подошел к двери как раз в тот момент, когда она открылась.
 - Мы немного опоздали, так что придется все делать прямо здесь, - обратился доктор к двум медсестрам, которых привел с собой, - о, вы уже закончили? Всего хорошего, приходите еще, - обратился он к молчаливой фигуре, выходящей из комнаты. В ответ он услышал только скомканное прощание и с недоумением смотрел вслед мужчине, который еще недавно охотно с ним разговаривал и даже шутил.
Мужчина на ходу посмотрел на часы и оказалось, что действительно, они задержались на семь минут. Но, навенрое, это уже неважно…