Геннадий Айги. Опыт прочтения

       1. О молчании.

       Щедрые люди так схожи со звездами:
       Спустятся - сердце зашлось - и уйдут, -

       пришли ко мне эти слова Ирины Львовой по ознакомлении с номером журнала на сороковины Геннадия Айги. В ней опубликованы пророческие стихи поэта. Его душа, простившись с нами, улетела в Вечность. На память о нем остались его стихи. О душе. О вечности. О молчании.

       2. Умеем ли мы молчать?

       Мне кажется, что слова о. Антония раскрывают то, что давно открылось Геннадию Николаевичу:
       «Мы молчать не умеем. Мы не умеем молчать ни когда мы друг с другом говорим, ни даже когда мы одни. Вы, наверное, все замечали, как мы ведем постоянный диалог с самим собой, как мы постоянно сами с собой разговариваем. Нам надо от этого отучаться. И отучаться мы можем во-первых, тем, чтобы научиться слушать другого человека, когда он с нами говорит. Вам может показаться странным такое предложение, однако подумайте: как часто, как постоянно бывает, что человек с нами говорит, мы следим за его речью, но одновременно в нас идет комментарий на эту речь, мы готовим ответ на то, что он говорит, мы не слушаем его, мы слушаем его на фоне собственных мыслей. Надо научится внутренне молчать и слушать. Слушать не только слова, — слова мы можем слушать и так, как я только что описывал, ведя постоянный комментарий, готовя себя к ответу. Мы должны научиться слушать по-иному. За словами есть звук голоса, за звуком голоса есть целая человеческая судьба».

       3. Вслушиваясь поэта...

       А теперь вновь вчитаемся в подборку строк из стихов в книге Айги «Все дальше в снега»:
       НАРОД ЧТО ХРАМ

И души что свечи, зажигающиеся друг от друга.

       К “КНИГЕ ДОЛГОГО ПРОЩАНИЯ”

это братья мои ходят сквозь солнечный свет
и “Господи” говорят стены и поля поют
и дубы теплы - будто в них вещество благодарности
слышно как речь

да только вода уже рядом не имеет волн
и без свойства общения - травы
братья проходят мелькая по ведомству неотменимых
и мне в эту цепь не вскочить

       НАЧИНАЯ С ПОЛЯ

весь день - повторение ветром
себя самого
с края - соседнего поля:

зримо - легко - широко! -

а здесь - средь крестьянских
строений
его спотыкания
все глуше - как встреча
с “Кем-то” - души! -

без явности - без разделенности

       ДАВНЕЕ

И в поле
плакали снопы - со влажными
и золотыми спинами -
склонившись над стеной
несжатой части ржи... -

светало
без перемены плача этого... -

был ровен - Мир.

       ПОЛЕ - БЕЗ НАС

дорога все ближе поблескивает: будто поет и смеется!
легка - хоть и полная - тайн
словно все более светится светом ее
Бог - долго-внезапный!.. - о пусть не споткнется - и пусть
доберется
до брошенной деревушки!

       СНОВА В СНЕГА

а вы запеваете - а я удаляюсь
…
Приведу его пронзительный стих:

       ВСЕ ТО ЖЕ ПРОЩАНИЕ

поля
входят
в дверь -

и руки его как пылающая надпись
там на коленях:

“я - прекращаю - движения” -
( и дождь во дворе - все шире - все более наискось
словно
отсюда
уносит его
к морю неведомому -

и холод - холод и дрожь!...) -

и душа будто бездна все это проглатывает -

ведь
я тоже
горю
моим завершением -

будто в потрескивании
этого общения
шепот - братский - читая:

о Боже! Какое
горящее Единство! -

выход
(дыханием) -

только - в поля

       4. Слово друга

       Есть древнее слово о том, что красота — убедительная сила истины. Есть люди полные света и они могут осиять нашу жизнь… Об этом прощальные слова в статье Атнера Хузангая:

       - … Тише смерти и тише тебя», вспоминая последний творческий вечер Геннадия Айги, состоявшийся 17 января * в Московском чеховском культурно-просветительском центре, в Литературном салоне Классики ХХI века.
       …Последний поэтический вечер, последние книги, последние слова.
       Своего рода обобщением речей и выступлений всех «айгистов», оглашенных на вечере, было послание Леона Робеля из Парижа, «айгиста № 1», который и ввел в оборот этот термин:

       «Мой брат-поэт, мы вместе на протяжении тридцати шести лет, да почти сорок лет – работаем, делим мысли и чувства, создаем книги. Имел я счастье видеть, как твое творение расправило крылья, поднялось и разлетелось по миру. И вот недавно другая галисийская нота зазвучала в нем, нота трубадуров северо-запада Испании. Я наблюдал, испытывая сильное волнение, как складывалась и выкристаллизовывалась эта книга - «Теперь всегда в снега». Пребывая в своей стране, оставаясь в своем языке, я силился уловить это и все это отразить в своем переводе. И так читая, перечитывая, переводя ее, я не могу не заставить себя думать о Последней любви Тютчева, видя в твоей книге апогей твоего поэтического восхождения. И, одновременно, это не может не рождать во мне вдохновения времен твоей «Тетради Вероники». Та же чистота, та же высокая простота. Но «Тетрадь…» была гимном маленькому человеку, стоящему у начала начал, у рождения жизни и языка (и у отцовства, восхищенного этим чудом). Между тем «Все дальше…» важно глубинной, отраженной мудростью жизни, которая задевает, волнует ясностью «все более высоко-земной». Я знаю, эта книга так полна, так богата гуманностью. Малая числом страниц – великая твоя книга обогатит поэзию России, поэзию повсюду, поэзию ХХI века.
       Я физически не могу быть рядом с тобой, но здесь я сердцем и разумом. Ты можешь быть спокоен: твоя работа прекрасна. Твой труд непоколебим».

       О двуязычной книге «Все дальше в снега» хорошо сказал Леон Робель в вышеприведенном послании, а также написал в своем предисловии к ней “Aigui: toujour plus / Айги: всегда сверх”. Я хотел писать о ней сразу же, когда получил книгу в октябре прошлого года. Но не осмелился, потому что в текстах книги ощущалась некое предчувствие (хотя тогда еще никому ничего не было известно).
       Само название «Все дальше в снега» восходит к стихотворению (1986-1987), посвященному памяти моего пятилетнего сына Тенгиза. Тогда же Геннадий Николаевич написал несколько чувашских стихотворений об этом же («Ача с;нар; ум;нче»: «Кайран»: «Тата кайран – Х;вел»)? Эти его слова все же были для меня в те дни и последующие годы каким-то слабым утешением. Я благодарен ему за это.
       Айги всегда откликался на трагическое, на уход, на гибель близких ему людей, старался дать духовную поддержку и постоянно размышлял об этом.

И мы находились
в составе жизни
где-то рядом со смертью,
с огнем и временем

и сами во многом
мы были ими

(Дом друзей, 1960)

       Атнер затронул важную особенность творчества Айги:

       «Он думал об этом за всех нас. Потому что был одним из нас…
       …Человек умирает, а поэзия утихает. Поэтический язык Айги в последние годы все более стремился к молчанию и тишине. Для него это были важнейшие и изначальные категории экзистенции его Полей, Лесов, полян, Снов, деревьев, цветов, бытия, Бога, наконец, которые, тем не менее, сотворялись именно словом…
       Айги был и остается «иным и единственным голосом в мировой поэзии». Как будетлянин, по определению гениального поэта ХХ века Велимира Хлебникова, он творил поэзию ХХI века.
Теперь Поле и Лес родного Синьяла (Шаймурзино) приняли его в свои объятья. Но его душа будет подавать нам свой голос, его тексты-стихи будем произносить как молитвы, а Свет его поэзии сохранять в себе.
Геннадию Айги, узнав о его уходе, посвятил стихотворение ближайший друг Питер Франс (Эдинбург, Шотландия). В нем сконцентрированы многие образы его поэзии. Послушаем же его:

Они снова звучат, бедные слова и молчания:
постоянное отсутствие – наличие снега, чистого пустого света,
белых роз, жасмина, флоксов, поющего боярышника –
песня другого места, старая, утерянная…
Как они пронизывают тяжелые занавесы красноречия,
богатые закрома империи и философии,
с голосом…голос, который зовет меня назад
в поля и леса родины, может быть…
ИЛИ, разве не к морю постоянному,
которое омывает твердые серые камни,
руины Святого Острова…

Геннадий Айги, действительно, сотворил чувашский остров в мировом культурном пространстве. «Пусть мудрец усилием, серьезностью, самоограничением и воздержанием сотворит остров, который нельзя сокрушить потоком» (Дхаммапада, II, 25). Его первая книга, изданная в 1958 году, называлась «Аттесен яч;пе» (Именем отцов). Он и работал всегда во имя отцов и исполнил их завет, сам стал духовной силой в нашей жизни:

я силой был средь сил я знаю то что знаю
и отдавал себя как высший дар – свобода
бывает – лишь свободой

       Атнер Хузангай.


       5. И Вы услышите себя...

       …Последних книг не бывает, по определению. Прав Атнер. Лучше и не скажешь!
Читайте стихи Айги. Возможно, Вам посчастливиться и Вы услышите себя. Впервые.

       Вспомнил Ипполита Агакова, благородного интеллигента - вечного подвижника, продвигающего различного проекты. Помню, как он мне читал сборники стихов Геннадия Айги…
       Почему-то мне стихи Айги запомнились в иллюстрациях Николая Дронникова.
       Впрочем, не погрешу против истины, если скажу и этот проект во многом состоялся благодаря усилиям Ипполита Агакова, как и многие другие, увещевая, уговаривая, умаливая различных спонсоров. Давно уж нет в живых Ипполита, Царствие ему Небесное.
       Как не хватает его глаз, светящихся тихой радостью. Не знаю, кто из нас больше радовался встрече, то ли Ипполит, познакомивший меня с Айги, то ли я…

       * 17 января 2006 г.

       апрель 2006 г.