История

       
       С улицы донесся вопль: «А-а-а!» Бабушка подошла к раскрытому окну, глянула вниз, но разве что-нибудь может увидеть она близорукими глазами с шестого этажа?
- Раюша, сходи, милая вниз…мне кажется, что Ленка с велосипеда упала…сходи, погляди…
       Рая готовится к вступительным экзаменам. Завтра историю сдавать - основной экзамен, но самый страшный впереди – сочинение. Его-то Рая больше всего боится: две запятые пропустишь или не там поставишь - и в институт не попадешь. Нет-нет, да и оторвется девушка от учебников, заглядится в окно. «И почему это экзамены летом устраивают? Сейчас бы на пруды – позагорать, искупаться…» - вздыхает Рая. Из окон квартиры, за пустырем, видны огромные пруды, и под солнцем серебрится, переливается их гладь…А здесь сиди, зубри…От жары лень пошевелиться, начинают слипаться глаза.

       - Раюша, спишь, что ли? Это точно наша Ленка орет… ну сходи…я сама бы, да нога болит, - бабушка трогает Раю за плечо. Та сначала не может понять, что от нее хотят - в голове вертятся разные царства, князья, войны, съезды…крутятся Раскольников, дед Щукарь, Печорин с Онегиным… - затем все это исчезает и появляется бабушкино худое лицо, губы ее шевелятся, бабушка говорит что-то…
- А-а-а!! А-а-а! – крик и шум со двора возвращают Раю к реальности.
- Это ж Ленка! – она вскакивает и, как есть, в рваных шлепанцах и халате мчится на улицу.

       Раиной сестре Лене десять лет. Самой Рае восемнадцать. Она в этом году кончила школу и теперь вот, готовится на исторический. И еще с девятого класса Рая работает в музее уборщицей: надо бабушке помочь, на одну пенсию троим не прожить. А Рае совсем не трудно встать пораньше, убрать два зала и в школу бежать. Она, конечно, никому не говорит, кем работает, зачем?..

       Возле Ленки собрались бабки, обычно сидящие на лавочке у подъезда, ребятишки. Ленка держит велосипед за свернутый руль и голосит. На коленях и на локтях ее - кроваво-грязные ссадины. «Идем быстрей! – Рая хватает сестру за руку, - Чего орешь? Бабушку перепугала, идем…» Но Ленка затрясла головой и заплакала еще сильней. И Рая поняла – не столько от боли, сколько от обиды плачет сестренка – у новенького велосипеда погнут и ободран руль, шина спустила…
- Не реви, - Рая взяла Ленку за плечи, - пошли…драндулет твой чинить будем…

       Велосипед Ленке подарили месяц назад, на день рождения. Решено было так на семейном совете, состоящим из бабушки и Раи. Рая души не чает в своей сестренке. Она помнит, как Ленку из роддома принесли – маленькую, красненькую, словно ее ошпарили. Положили на кухне на стол, и все соседи тогда сбежались посмотреть, надарили пеленок, одежонки, даже старая сквалыга Марья Семеновна не ворчала, как обычно, а, смахивая углом платка слезы, поставила на стол новые малюсенькие ботиночки, и пробубнила: «Вот, держите-ка… с пензии девке…» Рая даже удивилась: «Чего это она?» Но еще больше удивилась, что бабушка взяла эти ботиночки. – Семеновну в коммуналке ненавидели: скаредная, первая сплетница… «Это она, да Витька Лизу-то на тот свет спровадили!» - судачили соседи. Лиза - мать Раи и Ленки, а Витька – это отец. Он пил – будь здоров! И, когда пьяным домой являлся, то устраивал обычно погромы, а потом отбывал в милицейской машине…За два месяца до рождения Лены он попал под трамвай и умер в больнице. Маме об этом не говорили, да разве утаить? Страшная новость просочилась даже в больницу, где лежала она беременная, и, дав жизнь семимесячной Ленке, мама умерла – у нее было слабое сердце. Вот и остались втроем – бабушка, Рая и Леночка.
 
       Худенькую, маленького росточка Ленку, Рая баловала, как могла: то мороженое ей принесет, то яблоко, если конфетой угостит кто, – прятала для сестры. Соседи в квартире по началу, вроде, обрадовались, – новый человечек на земле родился. Но очень скоро жизнь в коммуналке вошла в свою крепкую колею: ни дня без скандала, только теперь они чаще всего возникали не из-за грязной раковины или не выключенного в туалете света, а из-за развешанных над плитой пеленок и постоянно кипятящихся Ленкиных одежек…
Но вот уже три года Рая, бабушка и Лена живут в новой отдельной квартире: – старый дом сломали.

       Втаскивая на шестой этаж тяжелый велосипед, Рае очень хотелось поколотить хнычащую сестру: «Вот, недотепа! Наплевать на велосипед, коленки-то, коленки как разбила! А могла и шею свернуть! У бабушки сердце больное – увидит сейчас- нервничать будет, а Ленка еще орать начнет, все нервы вымотает – больно болячки-то йодом мазать…»
- Слышь, недотепа,- тяжело дыша, Рая останавливается, - смотри, не ори дома-то, а не то выдеру! В ванну сразу беги, болячки отмывай…пикни, только, у меня!
- Рая, а ты это…йодом будешь? – замирает на лестнице Ленка.
- Буду! – Рая грозно смотрит на сестру, ожидая ее рева, но Ленка молчит, и тихо всхлипывает:
- Рая…а ты сейчас к экзамену готовиться будешь? Да?
Рая вздыхает, преодолевая последние ступеньки, оглядывается на сестренку, улыбается:
- Сказала же, твой драндулет чинить буду…
И Ленка тоже улыбается.

       Велосипед был главной Ленкиной мечтой. Когда-то Рая тоже мечтала о велосипеде, затем выросла, и уже не до того стало, – другие появились мечты да заботы. Но она видела, с какой завистью смотрела Ленка на пацанов и девчонок, гоняющих с гиканьем по обширному пустырю и вокруг домов.
- Чего на окне висишь? Погуляла бы сходила… - ругала бабушка Ленку.
- Да не хочется, баб…- отвечала Ленка, а Рая-то знала, догадывалась: хочется, очень хочется сестренке погулять, но не просто не лавочке сидеть, а погонять на велосипеде вместе со всеми. Но разве Ленка могла сказать об этом, когда Рае туфли и платье к выпускному вечеру нужны…
Вот и решено было Раей и бабушкой купить девчонке велосипед. Да еще какой! Складной, с красными кружочками на спицах, что когда педали крутишь, – мелькают, как огонь…Загляденье!
И вот – авария…

       Втаскивая в квартиру велосипед, Рая вспомнила об экзамене: «Господи! Ну, когда же тут готовиться? Вон, Ленка, с какой мольбой глядит, не хнычет даже, пока бабушка ругаясь и причитая одновременно, обрабатывает ее «увечья», несмотря на отчаянные Ленкины мольбы, что «так заживет», мажет ссадины йодом…
С марлевыми повязками на коленках и локтях, Ленка появляется в комнате, где Рая, развинтив гайки велосипеда, раскладывает их и записывает - какая откуда. В технике Рая ничего не смыслит, но, как говорится, нужда заставит. Ленка не может присесть на корточки, – мешают повязки, да и больно, она стоит, согнувшись, словно хоккейный вратарь в воротах, и, наблюдая за ремонтом, бубнит:
- Гляди, не растеряй, гайки-то…Рай, а Рай, колесо тоже надо… видишь? Может, помочь чего?..
- Сгинь, начальник! – злится Рая, - она отвинтила очередную железяку и забыла, откуда, с беспокойством оглядывает велосипед, вспоминает, - отсюда?.. Нет, не подходит…Ага, вот!..
Теперь надо камеру залатать…Господи! А ведь завтра экзамен. Сейчас самое время за учебник сесть, а не гайки свинчивать…

- Раечка, ты бы позанималась…Брось драндулет-то, после кто-нибудь сделает…попрошу кого-нибудь, - бабушка входит в комнату. Конечно, это разумно, но пока бабушка попросит кого, да пока кто сможет на это время найти, Ленка будет сидеть дома, с молчаливым укором глядеть на Раю, вздыхать…Такая худенькая, росточка небольшого, по сравнению с Раей. У той и рост высокий, и фигуре еще в школе девчонки завидовали, и вообще, красивая девушка Рая: лицо смуглое, такое у матери было, а глаза голубые и им словно тесно на лице…А Ленка, видать, «в отца» - бабушка в сердцах, иногда скажет – маленькая, нескладеха.
       Нашли резиновый клей, и Рая, прочтя инструкцию, наложила заплату на дырявую, камеру, придавила сверху камнем, и долго после ремонта отмывала пальцы, но так и не оттерла до конца.
       Теперь можно сесть за историю… «Чует сердце, – достанется именно то, где я ни в зуб ногой… – Рая торопливо листала учебник, - Нет, кажется, кое-что, все-таки помню…Надо бы даты повторить…»
- Рай! - возникает в дверях Ленка, - Может, высохло колесо, а?
- Отстань…завтра… я сказала, завтра…
- Рай, а Рай… - через час снова «затягивает» Ленка, просовываясь в дверь, но исчезает, получив от бабушки звонкий подзатыльник.

       На другой день, ровно в девять часов, у Раи экзамен. Сбегав, как обычно, в половине седьмого в музей и убрав там два «своих» зала, девушка прибежала позавтракать, но есть от волненья не смогла. Бабушка приняла сердечное, села на стул, и кивнула Рае, перекрестила:
- Беги, голубушка…Христос с тобой…
А Ленка еще спала. У нее каникулы.
На экзамены Рая ходила ни жива, ни мертва, но сдавала на «отлично», и теперь, когда остались два экзамена, волновалась, как никогда. Ей казалось, что забыла все, что голова у нее пустая, словно бельевой бак, что вытянет она билет и слова сказать не сможет…
       В коридоре института полным-полно народу. Девчонки, ребята покуривают – дымно, жарко. Рая удивляется: «И чего курят?» Вспоминает, как отец, бывало, так «насадит» «Беломору» в кухне, что не продохнуть – очередной повод для скандала. Рая отца побаивалась, он ее никогда не бил, но и не ласкал особо. Так, потреплет, бывало, по голове и скажет: «Ну, иди, иди…»
 
       Рая присела на скамейку: «Повторить что-нибудь… а я не могу… - она с середины открыла учебник, но тут неожиданно перед ней вырос чей-то силуэт: «Привет!» Рая подняла голову и, улыбнувшись, нарочито небрежно бросила: «Привет». Перед ней стоял Вадим, – фамилию его она не помнила. Вадим все экзамены на пятерки сдает, как и она, он почему-то с Раей на всех экзаменах рядом оказывается. Рая слышала, как он французский сдавал: – экзаменатор глаза вытаращил, и, провожая Вадима до двери, все спрашивал, где тот учился. Вадим смеялся: « У меня было несчастное детство – родители со мной на другом языке, кроме французского, не говорили…» «Это очень, очень правильно» – кивал экзаменатор. А Рае почему-то в этот момент вспомнилась старая карга Марья Семеновна, которая стучала об пол лыжной палкой, что была у нее вместо клюки, и ворчала на соседей: « Этим анафемам хоть по хранцузски говори…»

       - Ну, как история, - Вадим присел перед Раей на корточки и заглянул ей в глаза, - идем сейчас отвечать, чего ждать-то? Перед смертью не надышишься! А потом… если ты не возражаешь, – можно будет погулять…А?
Рая смутилась и ответила невпопад, смотря куда-то в сторону:
- Я поучу еще… ты иди…» - и уткнулась в книгу.
- Ну что ж… - Вадим поднялся, - ни пуха мне…» И исчез за дверью. Но тут дверь снова открылась, появилась строгая тетя в очках, произнесла скрипучим голосом: «Товарищи абитуриенты, потише, идут экзамены…Двоих попрошу зайти, пожалуйста, посмелее…Вот, вы, девушка» – обратилась она к Рае. Рая захлопнула книгу и с колотящимся сердцем вошла в аудиторию. Вадим, сидя в углу, уже что-то бойко строчил на листе, и подмигнул ей. Рая приблизилась к столу, за которым сидели экзаменаторы: молодая женщина с усталым добрым лицом и очень лукавый на вид старичок с бородкой – в кино такие профессора бывают, к ним подсела и строгая тетя в очках.
 
- Ну-с? Беликова? – весело произнес киношный профессор, заглядывая в экзаменационный лист Раи, - очень приятно, Беликова! Прошу взять билетик…»
Рая накрыла ладошкой первый попавший листочек.
- Дайте-ка сюда, - Рая протянула ему билет, - да не билет – руку вашу дайте, - Он разглядывал ее ладонь, - В чем это у вас руки, Беликова? Впрочем, это не важно…на экзамен по истории надо приходить с подстриженными ногтями и с чистыми руками, верно?» - обернулся к женщинам-экзаменаторам и весело рассмеялся. Рая смутилась, и, не сообразив, что ему ответить, тихо спросила:
- Можно сесть готовиться?
- Да-да, пожалуйста, - строгая тетя дала ей лист бумаги.

       Рая села за стол, и тут, наконец, глянула в билет: первым вопросом стояла Отечественная война 1812 года…Рая вдруг почувствовала какую-то слабость, ей все стало безразлично…Именно эту тему она практически не знала, понадеялась, – а вдруг пронесет! Отвернувшись, она бездумно стала глядеть в окно, за которым переливались на солнце зеленые листья тополей, плескаясь в голубизне неба. По подоконнику скакали и чирикали воробьи, и солнечный луч, падая на стол, согревал раины холодные пальцы.
       Бойко и самозабвенно отвечал Вадим, очаровав экзаменаторов, наверное, получил «отлично», и гордо покидая аудиторию, подмигнул Рае: «Держись, мол!..»

- Беликова, прошу… – произнес старичок, - слышите, Беликова? – повторил он, потому что Рая, не осознала еще, что это ее вызывают.
- Ну-с? – улыбаясь, профессор смотрел на нее, - мы вас внимательно слушаем. Что там у вас? Война 12-го года? Прекрасно!»
А Рая молчала. На нее вдруг напал непонятный столбняк, перед глазами плавал разобранный Ленкин велосипед, придавленная камнем заплата на камере. «Интересно, высох клей?» - вдруг подумалось Рае…За окном суетились воробьи, блики солнца скользили по аудитории…
- Ну, что, Беликова, будем отвечать? Вы, конечно, можете взять другой билет, но оценка в этом случае снижается на балл.» – Женщина-экзаменатор, та, что с добрым лицом, с жалостью глядела на нее.
«Где-то я видела это лицо… - неожиданно стала припоминать Рая, - Ну где же? Ах да! В музее, в зале, где раздел «крепостное право»…Да-да, там еще картина висит – «Русская деревня первой четверти 19 века», точно… ну надо же? Ага, там крестьянка изображена…Ну, точно – эта женщина…А следующий зал – «Отечественная война 1812 года»…

       И неожиданно Рая стала говорить. Какое отношение ее рассказ имел к войне 12-го года - этот вывод она словно предоставила сделать экзаменаторам, но ее не остановили, ее слушали…Слушали и женщины-экзаменаторы, и лукавый профессор, и даже те, кто готовился отвечать…
       Кто-нибудь из них разве знает, что такое музейные залы в ранние утренние часы, когда зимой еще темно – идешь по залам, шаги твои гулки и таинственны. А со стен на тебя смотрят лица, лица…Днем это обычные жанровые картины, чьи-то портреты - вещи хорошие, мастерами исполненные, но не живые. Но стоит погаснуть в залах монотонному заученному голосу экскурсоводов, стихнуть привычному шепоту и шарканью посетителей – здесь начинается удивительное: все оживает… Иной раз, протирая тряпкой пол, Рая так глаз и не поднимет – страшно! Глядят на тебя со стен наполеоновские маршалы во всей своей воинской красе, а напротив, – на другой стене – их доблестная армия, обмороженная, в бабьих платках, обратно из России драпает…. А по зимним дорогам – мерзлые трупы… снег засыпает «покорителей полумира». Слышен вой голодных волков, ржание испуганных коней…Горьким дымом несет по ночным залам. И смотрит, подбоченясь, на прославленных французских генералов простая русская баба Василиса Кожина…Мол, накось! Выкуси! В Россию захотелось?.. Поблескивает оружие, развешанное на стенах, седла, кажется, еще не успели просохнуть от конского пота, еще не потемнела, не запеклась кровь на топорах да вилах…мундиры пропахли дымом пожарищ…Словно зубы на закопченных лицах, поблескивают в тягучем дыму маковки церквей…Барабанный бой и французскую речь заглушает молодецкий посвист и взвившееся над городами и деревнями пламя – ничего не достанется врагу! Внукам своим будут рассказывать «доблестные» завоеватели об ужасных морозах России, о ее «варварской, дикой» хитрости, о ее удивительном, терпеливом народе, – здесь вам не Европа – шапку ломать пред вами никто не станет…

       Рая много раз слышала, как показывали экспозицию залов экскурсоводы. Говорит иная модная девица школьникам о восстании Пугачева, а от ее, словно прокисшего, голоса в сон ребят клонит. И начинают они посмеиваться, шушукаться… Рая вспомнила школьного своего историка - «Это же История!» – обычно срамил он нерадивых, - а что такое История? Она, как и кровеносная система – из жилочек, сосудов, вен состоит. И все это пульсирует, бьется! А что по ним течет? Живая, алая, теплая кровь! А не снотворная жижа!»
       Будто что накатило на Раю, словно все, что говорила она сейчас, давно копилось в ней, и, наконец, выплеснулось. Замолкнув, Рая провела рукой по лицу и с ужасом подумала: «Боже! Что я тут молола? Надо попробовать второй билет…» - и она робко протянула руку к столу, - Можно, я по другому билету…Я попробую…
       Тишина стояла в аудитории. Экзаменаторы молчали. Выражение лиц у них было такое, словно они еще продолжали к чему-то прислушиваться… Наконец, они переглянулись, пошептались, и профессор – председатель комиссии, молча, с выражением торжественности на лице, протянул Рае ее экзаменационный листок.
- Мы конечно, должны были поставить вам четыре балла, …но… - строгая женщина развела руками и обернулась к коллегам, - Я и сама не знаю, что означает мое «но», одним словом – отлично! Отлично, Беликова… Вам бы не к нам, а в театральный в самый раз…Ну, все… идите, идите…молодец!
- Не веря своим ушам, Рая закусила ладонь, и чуть не заплакала от радости.
- Молодец, Беликова! – старичок-профессор протирал носовым платком очки, - только в другой раз перед историей ногти подстригите, и руки…кстати, в чем они у вас?
- В велосипеде! – счастливо ответила Рая.

       В коридоре на нее набросились абитуриенты, засыпали вопросами… Рая что-то отвечала, смеялась, она никого не видела – все лица слились, в сплошную массу, но вот у этой массы постепенно выявились карие глаза, волнистые темные волосы, мужественный подбородок – Вадим подскочил к ней: «Ну?!» - выхватил экзаменационный листок, заглянул в него и закричал: «Ура!», затем прижал палец к собственным губам, оглянувшись на дверь аудитории: «Тс-с-с.» и, схватив Раю за руку, потащил ее к выходу: «Ну что, голубоглазая, едем сейчас купаться, а?!» Рая передохнула, наконец, в голове мелькнуло «А что, - это идея!», но ведь дома ее ждет бабушка: – возится на кухне и нет-нет, да и прислушается: не поднимается ли кто в лифте? Ждет Ленка. Лежит, наверное, пузом на подоконнике и выглядывает сестру… А по пустырю с гиканьем носятся на велосипедах пацаны и девчонки…
- Не-е…Вадим, спасибо… в другой раз…мне домой надо. А купаться - после сочинения, ладно? – улыбнулась Рая, и, сбегая по лестнице, обернувшись, крикнула: «Спасибо, Вадим! После сочинения, ладно?!»