Упитанный циник полей

       Вот меня многие на селе упрекают – чо это тебе, Санек, неймется! Пользуешься авторитетом среди местных жителей, лауреат республиканского конкурса «Ветеринар года», жену имеешь, Анжелику – главну сельску красавицу, стихи твои в районной многотиражке печатают, а ты, чудак – все быдто недоволен чем-то!
       
Варфоломеич, головной наш, так меня и зовет – Упитанный Циник Полей.
       
И шибко мне это не по нраву!
       
Ну, упитанный или неупитанный – вопрос субъективного восприятия, об ем дискутировать не представляется возможным.
       
А вот насчет циника – можно поспорить! Ибо циники, как и братья их по вере, пессимисты – сугубо деструктивные элементы сельской жизни. Они, если можно так выразиться, крушат все на хрен, не задумываясь о последствиях! Циники и пессимисты упиваются и уедаются жаждой разрушения, им по кайфу это – разрушать, а вот строить – нахрен нужно!
       
Я же, так повелось – свирепый оптимист. Воинствующий поэт-натурал. Фронтмен колхозного экстрима.
       
И мне, в общем-то – ймется! Токо кое-што не нравится. И когда мне не нравится это кое-што – я так прямо об этом и говорю.
     
Хотя я одно отмечу – я никого не берусь судить. Это не в моих правилах или, как говорит Эдуард: «Итс нот ин май лайн».
       
Потому что, братики и сестры, имеется така фраза: у самого рыло в пушкУ. Так вот, если б длина этого самого пушкА зависела от количества грехов, то мой пушОк давно бы уж волокся по земле и сильно затруднял передвижение. И потому я бесконечно и спасительно далек от исполнения судебных функций.
       
И многие, кто имел несчастье ознакомиться с моим первым рОманом, интересуются: «А скажи-ка, Санек, почему это в капитальном твоем манускрипте, 1200 страниц сплошного текста, токо один раз и токо в одном месте встречается слово "любовь"?» А именно: «Его любовь к мясу не знала разумных границ!»
       
А это по недосмотру – отвечаю я. Беру перо и заменяю на слово «страсть».
       
И пользуясь случаем, выскажу – почему.
       
Не потому, что я не верю в ее существование – безоговорочно верю!
       
Когда мотаешься весь день по району, исцеляя всякую тварь, а сам думаешь, как там жена моя, Анжелика, и все ли у ней в порядке – это она.
       
И вечером, когда сымает Анжелика с выпуклостей пеньюар, и косится завлекательно, а ты думаешь: и за что мне только, придурку, так повезло? – это тоже она.
       
И ежели у человека постороннего горе, а и у тебя болит чо-то, рвется внутрях и не дает заснуть – это тоже, братики и сестры, она.
       
Потому что она, братики и сестры – нечто огромное. Непознаваемое. Прекрасное. И святое.
       
А о таких вещах не принято трепать на каждом перекрестке. Такие вещи желательно беречь. И беречь слова, придуманные для их названия. И не использовать их походя, между первой и второй рюмкой.
       
Они от этого как-то тускнеют. Замусоливаются. И теряют глубокий, изначально в них заложенный смысл.
       
А этого – очень не хотелось бы!