хулиган

Ему всегда говорили. – Невыносимый ребенок, хулиган, трудный подросток.
Он и запомнился всем таким.

Может быть, на его судьбу отложился отпечаток книг прочитанных в раннем детстве о сокровищах древних инков, кораблекрушениях в Средиземном море, о великих полководцах и бесстрашных воинах в поисках незавоеванной земли, о красивых дочерях вождей майя. В своем воображении он трахал их с такой жестокостью, как и завоевывал неприступные крепости, а также умел занимать выжидательные позиции и когда противник расслаблялся не ожидания страшной атаки, он нападал.
Им руководила жажда обладания красивыми вещами, женщинами и пролитой кровью, чем больше ее было пролито, тем сильнее и непредсказуемым он казался врагам.

Он участвовал в жестоких боях на острове Корсика, чинил после кровопролитного боя свои рыцарские доспехи, точил меч и в дождь мог управляться им так, что ни одна капля не попадала на его голову и грудь.
Его собственная жизнь была войной за существование в бедном квартале простых рабочих, среди постоянных скандалов соседей, пьяниц, которые погибали в поножовщине, не считаясь ни со своей, ни с чужой жизнью.

Его удар был меток. Он представлял себя Давидом, который прославился своим бесстрашием и чрезвычайной жестокостью и он не знал пощады ни у женщин, детей и стариков. Жажда власти – он подчинял города, племена и ему подчинялись, сдаваясь чаще без боя, складывая к его ногам оружие и золото. Давид не был сильным и на поединке с Голиафом он пустил в ход свое единственное оружие – в пращу заряженный камень. Наш герой не был Давидом, но однажды он запустил в соседского мальчика яблоко и разбил ему голову. После он скрывался от наказания и ругательств родителей этого ни в чем не виноватого мальчика. Наш «Давид» всего лишь хотел знать может ли один меткий удар убить человека, как когда-то в одном из поединков был насмерть поражен Голиаф.

Ему говорили – Дикарь. Посмотрите, он же дикарь, не умеющий вести себя за обеденным столом и управляться ножом и вилкой.
Он разжигал на полях своей земли костры, бросал в угли картошку и наблюдал, как ветер разбрасывает искры в небе наступающей темноты. Он ел обуглившуюся картошку жадно, с остервенением голодного зверя, она казалась ему самой вкусной пищей, которую он смог добыть за весь день, а потом он смотрел на проплывающие по реке теплоходы с музыкой и танцами подвыпившей публики, тогда он не мог предположить, что может существовать другой мир, алчный, полный удовольствий и еще более жестокий чем его. Он смотрел на баржи, утопая по щиколотку в песке, не вынимая рук из карманов. Его поражала их не загруженная плоскость и сильный шум мотора, а потом он шел через все поле в монастырь к монашкам и они великодушно делили с ним трапезу. Вставая к заутрене, умываясь и молясь, он знал, чтоб бог не оставит его. Ему было девять лет… и он всегда боялся потеряться или того, что его потеряют, выбирая только широкие дороги или кукурузное поле, не заходя в чащи леса, его мир всегда должен был быть с открытым для обозрения горизонтом.

Его боялись и видели в нем зверя, который был предназначен самому себе, когда на его пути вставали сильные, он отстаивал свое право тем, что мог найти под рукой. В неожиданной драке, он бросил свой велосипед в толпу и придавил им несколько человек, за такое унижение он сразу получил два резких движения острым предметом по лицу. После он понял, что не сила одного побеждает… а совсем, совсем другое.
Он вырос, шагая из темноты своего мира в головокружительные объятия женщин.
Он вырос, попадая в безумные оргии сомнительной публики приготовленного только по его рецепту абсента.

Он шагнул из темноты на ее запах. Она ничего не почувствовала, только обнаружив, что его присутствие вызывает в ней непреодолимую жажду звериной страсти, секса. Он стал хищником, который жаждал ее плоти и крови.
Он преследовал ее днем и ночью, неслышно проникая в ее сны, она улавливала его запах, слушала шепот жадных губ, боясь и ненавидя себя за слабость быть пораженной в самое сердце его красотой. – Что ты со мной делаешь..? – говорила она. – Хулиган.
Он шел по ее следу, крался, останавливался, настигал. Он хотел ее неистово – украсть, взять, присвоить себе и обладать. Владеть каждым миллиметром ее тела, запахом ее кожи. Он всегда получал то, что хотел, а если нет, то брал это с силой. Она знала, что наступит момент и его руки сомкнуться на ее груди и она уже не сможет противиться соблазну отдаться ему.
Он знал, что если не можешь купить ту или иную вещь, которая понравилась, невозможно ее украсть или присвоить себе обманным путем, лучше занять выжидательные позиции и ждать того момента, когда она сама попадет в твои руки и станет твоей, потому что даже вещь чувствует своего настоящего хозяина. В его логово приносили и отдавали все, что он мог пожелать.

Она любила его, а он любил ее ласкать, брать, проникать глубоко в рот и встречаться с ее влагой своим змеиным языком. Она изгибала спину, его когти впивались в ее нежную кожу, из ран им нанесенных шла кровь. Он вожделел ее еще больше. Она сама просила войти в нее сильно, теряя сознание от того, что их тела пахнут сексом, страстью, постоянной жаждой. Он пил ее до дна и не мог насытиться.
Она была его женщиной, а он невыносимым ребенком, хулиганом, трудным подростком.
Он и запомнился ей таким.