Казанская Амвросиевская женская пустынь. Часть 12

XII
Посещение Великого князя Константина Константиновича с августейшей семьей. - освящение соборного храма. – 50-летний юбилей игумении Евфросинии. – Болезнь её и кончина. – Заключение.

Казанская Амвросиевская пустынь в том же году была неоднократно удостоена посещением Их Императорских Высочеств – Великого князя Константина Константиновича с августейшим семейством. Они имели летнее пребывание в селе Прысках, в 7 верстах от Шамордина.

Посещения эти, отличавшиеся простотой, непринужденностью и сердечной теплотой высоких посетителей, оставили неизгладимое впечатление. Сам Великий князь, бывший у старца Амвросия в 1887 году, сохранил к нему живую и благоговейную память и потому так благосклонно и тепло отнесся и к созданной им обители.

Трогательную внимательность оказывали они и к лишенной зрения матушке игумении. Приезжали они в обитель всегда запросто и каждый раз посещали матушку, у которой обыкновенно кушали чай.

Тут же собирались некоторые из монахинь, и Их Высочества удостаивали всех милостивым вниманием и разговором. Сколько оживления и беззаботной веселости вносили с собой августейшие дети, наперерыв спеша поделиться своими совершенно для них новыми впечатлениями об удовольствиях простой деревенской жизни.

Однажды они приехали в Шамордино в сопровождении старшей воспитательницы, одетые в простые деревенские костюмы: княжна – в ситцевом сарафане, рубашке и фартуке, на голове также ситцевой платочек, а князья – в ситцевых рубашечках и казинетовых картузах. Некоторые монахини не сразу узнавали их, и это доставляло им большое удовольствие. Матушка дополнила наряд княжны несколькими нитями простых стеклянных бус, а князьям подарила волчки с музыкой, которые тут же, в зале, и пущены были в ход.

В конце лета в Прыски приехала и Её Величество Великая княгиня Елизавета Маврикиевна, и в скором времени вся семья вновь посетила Шамординскую обитель. Её Величество очаровала всех своей приветливостью и простотой и всех дарила своей чудной улыбкой. Кроме того, они посещали Рудново и Царский лес. Лесная дача, пожалованная монастырю Государем Императором. По отъезде своем из села Прыски Их Высочества всегда удостаивали матушку игумению ответами на её поздравительные телеграммы.

В следующем, 1902 году был окончен вполне великолепный собор. Внутреннее устройство этого величественного храма особенно отличается тем, что алтарь помещается не в конце храма, как всегда, а много отступя от восточной стены, вследствие чего он отделен рядом больших матовых стекол, вставленных как бы в белый с золотом иконостас; на стеклах написаны иконы. В заалтарной части храма устроены два придела: один – во имя святителя Николая, а другой – священномученика Игнатия Богоносца. Этого угодника особенно чтил старец Амвросий и сам при жизни назначил быть во имя его приделу. Кроме того, Старец предполагал сделать придел во имя

Божией Матери «Всех скорбящих радость», что со временем и будет исполнено, так как при постройке собора это имелось в виду. Красивый иконостас весь вызолочен самими сестрами, а также живопись, резьба и чеканная работа по металлу исполнены в собственных мастерских.

Освящение этого храма, строившегося (после возобновления работ) семь лет, совершенно было Преосвященным Вениамином 24 октября 1902 года. Погода была настоящая осенняя; дождь и снег доставили много затруднений сестрам. Накануне приехали из Калуги Преосвященный Вениамин и начальник губернии г-н А.А.Офросимов. в самый день освящения погода была сухая, морозная, и торжество ничем не было омрачено. Сестры обители были полны особенных чувств. Обширнейший, сияющий золотом храм, которому место разве что в столице, стоит на том самом месте, где 18 лет назад впервые была совершена литургия в маленькой скромной общинке и где не раз в тиши ночной возносил свои преподобнические молитвы смиренный старец Амвросий перед ликом Заступницы всех христиан.

Невольно приходили на память слова приснопамятного Филарета, митрополита Московского, сказанные им в порыве тех же чувств в Лавре Преподобного Сергия: «…все это было здесь, только сокрыто временем, все это было здесь и теперь лишь, как драгоценное сокровище, сокрыто в драгоценном ковчеге…» И замечательно, что этот колоссальный храм был вымерен и заложен самим старцем Амвросием, которому все будущее обители было ясно видно. По окончании богослужения Владыка обратился с приветственным словом к благотворителям, а затем к матушке игумении, благословив их при этом святыми иконами.

На следующий день Преосвященным Вениамином было совершено освящение домовой церкви в честь Божией Матери «Утоли моя печали», устроенной при здании богадельни.

В ноябре 1903 года исполнилось 50 лет иноческой жизни матушки игумении Евфросинии. К этому времени по ходатайству Его Преосвященства Преосвященного Калужского Вениамина был прислан из кабинета Его Величества золотой наперсный крест, и день этот был отпразднован просто среди близких и уважающих её лиц. Скромность этого торжества как нельзя более соответствовала духу самого события. В самом деле, 50 лет сокровенной иноческой жизни, проведенной среди подвигов и борьбы, известных только ей самой и Старцу, - словом, 50 лет жизни, чуждой всего показного, славы и громких дел ради тщеславия, надлежало завершить истинно монашеским днем молитвы и возложением на себя нового креста, не было пышности, не было речей и приветствий, но … возносилось усердная молитва благодарения ко Господу, столько лет хранившему и благодеявшему. Величественная, украшенная двумя золотыми крестами, облеченная властью, это была все та же смиренная ученица Старца, покорная, готова на все…

Но венец за многолетнюю и многоскорбную жизнь её был уже почти готов: телесные силы её ослабевали и она часто заговаривала о смерти. Любящим её сестрам тяжело было это слушать, и разговор обрывался. Наступила Пасха 1904 года. Матушка по своему обыкновению в первый день праздника посетила старших монахинь и всех больных и слабых. Некоторым из них она прямо говорила, что видится с ними в последний раз, но, как это всегда бывает, словам этим не придали особенного значения.

Трудная монашеская жизнь, лишение Старца, зрения, труды и скорби настоятельства подтачивали её крепкий организм, и она видимо слабела, но не переставала понуждать себя, занимаясь всеми делами и неотступно посещая церковные службы. В среду на Фоминой неделе она по обыкновению пришла к утрене, которую простояла до конца, и затем была у обедни. День этот она чувствовала себя не особенно хорошо, но тем не менее в четверг отправилась в Оптину пустынь. На реке Жиздре паром ещё не был поставлен, и переправа была на лодке. Матушка, утомившись, спускаясь с берега, сев в лодку, сбросила с себя теплое пальто. Приехав в скит к старцу Иосифу, она почувствовала сильный озноб. Побеседовав со старцем, она поспешила домой; с ней сделалось дурно, и её насилу довезли до Шамордина, где почти на руках вынули из экипажа и уложили в постель. Выписан был доктор, который определил болезнь крупозным воспалением легких. Дали знать благотворителям, которые немедленно приехали из Москвы.

Больная, несмотря на жар и сильные страдания, не теряла памяти и едва слышным голосом старалась утешить ти одобрить плачущих сестер. Надежда, что матушка поправится, разрушалась заявлением доктора, что положение крайне опасно. В субботу вечером, когда все были у всенощной, матушка стала говорить тем сестрам, которые оставались с нею, давая им свое последнее, предсмертное наставление. Каждой отдельно сказала она несколько прощальных слов и затем убеждала всех помнить свои монашеские обязанности. «Понуждайте себя, сестры, - говорила она порывистом голосом, - слушайтесь во всем старца, почитайте и повинуйтесь начальнице. Если хотите, чтобы начальница была к вам хороша, будьте сами хороши и послушны ей. При выборах положитесь на старца, и все будет хорошо».

В воскресенье приехали благотворители. Матушка очень им обрадовалась, но много говорить не могла. Во вторник она позвала одну их старших монахинь и, передавая ей свой заветный медальон с портретом старца, сказала: «этот медальон я получила от Батюшки и надевала его всегда в особенных случаях – возьмите его теперь себе и в тяжелые минуты надевайте себя, так как, вероятно, вам придется занять мое место». И затем все свои последние распоряжения относительно похорон передавала ей. Монахиня эта действительно была избрана большинством голосом и посвящена в сан игумении и управляла обителью.

С этого дня матушке стало труднее: начинался отек легких. Ежедневно утром она приобщилась Святых Таин. Вечером матушка все спрашивала, скоро ли придет иеромонах? Решили после двенадцати часов, не дожидаясь утра, приобщить её ещё. Больная в ожидании велела одной сестре прочесть вслкух обычные две главы из Апостола и главу Евангелия. Пришлись по порядку две первые главы из первого послания к солунянам, содержание которых как нельзя более подходило к жизни умирающей: Никогда же бо, в словеси ласкания быхом к вам, ниже в вине лихоимания, Бог свидетель… Ни ищуще от человек славы, ни от вас, ни от других… Быхом тихи посреди вас, якоже доилица греет чада своя… Желающие отдать вам душу свою занеже возлюблени бысте нам… Помните, братие, труд наш и подвиг, нощь бо и день делающее, проповедахом вам благовествование Божие… Молящие и утешающие вас, и свидетельствующее вам ходити достойно Богу, призвавшему вы во Свое царство и славу…

Слезы душили читавшую – это были как бы прощальные слова отходящей матери и наставницы. Когда кончилось чтение Евангелия, матушка, внимательно все слушавшая, перекрестилась, поблагодарила сестру и сказала: «Завтра ещё мне это прочти».

Пришел иеромонах; матушка приобщилась Святых Таин и попросила прочесть отходную, после чего поблагодарила его за труды. С тех пор она была как бы в полусне: сестры сидели поодаль. Ночь была теплая, и в зале, где лежала умирающая, была отворены окна.

Зазвонили к утрене; матушка перекрестилась. Гулко раздавался будничный колокол среди предрассветной тишины. А тут совершалась глубокая тайна – здесь чувствовалась веяние иного, неземного бытия. Тихо догорала жизнь; величие и спокойствие запечатлелось на лице, которое стало покрываться мертвенной бледностью. В пять часов утра, в то время, когда в церкви шла 6-я песнь канона, душа этой подвижницы Христовой оставила земной мир и пошла в «путь всея земли», о котором помышляла и к которому готовилась всю свою жизнь. Это было в среду 14 апреля.

На третий день, 16-го числа, состоялось отпевание и погребение её. Собралось много любивших и почитавших её лиц. Священником села Озерского было произнесено краткое, но сердечное слово, в котором он тепло обрисовал её значение для монастыря и для его посетителей.

Вот краткая история Шамординской обители, служащая поучительным примером того, что, где и на что есть воля Божия, то все будет служить и способствовать её осуществлению, и никакие старания помешать или расстроить начатое не будут иметь успеха. Кроме того, история этой обители утверждает и в том утешительном сознании, что люди, угодившие Богу, и по отшествии своем не порывают нитей общения с оставшимися и молятся и помогают им.

Одна монахиня просила у старца Иосифа благословения поехать погостить к знакомым. Старец отпустил монахиню. Во время послеобеденного отдыха отец Иосиф видит наяву, что входит Батюшка отец Амвросий и говорит: «Не нужно ей ездить – скажи, чтобы осталась». Отец Иосиф посылает за монахиней и передает ей виденное. Монахиня со слезами приняла эту отеческую заботливость о ней почившего Старца и осталась дома.

Этот случай укрепил во всех веру как к самому старцу Амвросию, так и к его преемнику, столь очевидно руководимому своим отцом и наставником.

И сегодня в обители имя старца Амвросия у всех на устах. От него ждут помощи в скорбях, его молитвам приписывают все удачи, его покрову вручают себя и все, что имеют. Батюшка здесь, жив, жив он в сердце каждой сестры, и жива здесь вера, что обитель по-прежнему управляется им.

Напечатано и отредактировано для Казанской Свято-Амвросиевской ставропигиальной женской пустыни Басовой Е.К. в 2006 году по изданию монастыря Шамордино 1908 года.