Казанская Амвросиевская женская пустынь. Часть 1

Казанская Амвросиевская женская пустынь
и её основатель Оптинский старец иеросхимонах Амвросий

Казанская Амвросиевская женская пустынь, известная более под названием «Шамордино». Она возникла в 1884 году трудами, молитвами и попечениями известного великого молитвенника и подвижника – старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Амвросия. С первых дней её существования образовалась крепкая духовная связь у Старца с обителью, которая не прекращается и до настоящего времени. Кончина основателя не разлучила его с монастырем – его дух живёт в обители, и его молитвы хранят её.

I
Основатель Казанской Амвросиевской женской пустыни иеросхимонах Амвросий. – Детство и юность. – Воспитание и характер. – Обет и колебание.- Путешествие к Троекуровскому затворнику и в Лавру Преподобного Сергия. - Повод к окончательному решению поступить в монастырь.

Имя старца Амвросия хорошо известно в России, и ещё при жизни его тесная хибарка в Оптинском скиту вмещала в себя множество людей, самых разнообразных и по положению в обществе и по внутреннему облику. Сердце любвеобильного Старца было открыто для всех, и на всех хватало у него любви и мудрости.

Биографические сведения о нём до поступления в Оптину пустынь довольно скудны. Известно, что он отличался с молодых лет религиозной настроенностью, которая была заложена в его детском сердце с самого раннего возраста.
Отец его был причетником церкви села Большие Липовицы Тамбовской губернии, а дед там же был священником и благочинным. У Михаила Федоровича Гренкова (имя отца) было восемь детей, из которых Александр родился в 1812 году, 23 ноября. Воспитание Александра протекало среди патриархальной обстановки доброго старого времени. Строгая благочестивая семья, близость храма, обучение грамоте по Псалтыри, участие в церковном богослужении и добрые примеры сильно влияли на развитие его духовной жизни. От природы он был очень впечатлительным и восприимчивым ребёнком, поэтому и пришлось ему рано повстречаться со скорбями и невзгодами. Будучи очень живым и весёлым, он был душой всяких игр и шалостей, и это нередко служило поводом к различным детским огорчениям. Дед его, любивший тишину и спокойствие, недолюбливал шалуна-внука, а мать его, старавшаяся во всем успокоить свекра, сдерживала резвость Александра, взыскивая за всякую провинность. Обидно бывало иногда мальчику, что братья его реже попадаются, и вот он затеет общую возню, зная, что таким образом достанется всем.

Александр двенадцати лет был отдан в Тамбовское Духовное училище, откуда потом, как лучшего ученика, его перевели в семинарию, по окончании которой в 1836 году он был назначен учителем Липецкого Духовного училища. Живость и веселость нисколько не мешали ему серьезно заниматься науками, а строгость и дисциплина, которыми отличалась в то время наша духовная школа, не оставили в нём ни малейшего чувства горечи и озлобления против людей. Способствуя правильному течению жизни, они выработали в молодом человеке серьезное отношение к своим обязанностям, навык и умение управлять собой и подчинять себя разумным требованиям. Что это именно так, видно из того, что сам Старец всегда с любовью и искренней благодарностью отзывался о своих родителях и о наставниках, и начальниках, несмотря на то, что все они относились к нему очень строго. Мало того – страх человеческий послужил основанием для страха Божия; страх ответственности перед Богом. Так, когда постигла его опасная болезнь и он не надеялся уже выздороветь, ему стало страшно явиться неготовым на суд Божий, и он дал обет Богу, если выздоровеет, пойти в монастырь. Он остался жив, но природные свойства характера брали своё, и для молодого Александра Михайловича настало тяжёлое время внутренней борьбы.

Когда он был учителем Липецкого Духовного училища, то жизнь в миру, среди весёлого молодого общества и различных заманчивых удовольствий, увлекала его, а обет, данный в страшную минуту смертельной болезни… звал в тихую монашескую келью. Объясняя свое душевное состояние, отец Амвросий впоследствии сам передавал о нем так: «После выздоровления я целых четыре года все жался, не мог сразу покончить с миром; бывало, думаю про себя: «Не буду больше ходить к знакомым», - но позовёт кто-нибудь и я опять увлекусь, а вернусь домой – на душе тяжело, и совесть неспокойна. Так всё и мучился я».

В такие мучительные минуты он прибегал к усердной молитве перед иконой Божией Матери родительским благословением, за что также подвергался насмешкам товарищей-учителей, которые жили в одной с ним квартире; они всячески старались отвлечь его сердце от благочестивых размышлений. Но само это обстоятельство премудрый Промысел Божий обратил ему на пользу, и насмешки и гонения от друзей лишь подвинули его на путь обета. Летом 1839 года, воспользовавшись каникулами, Александр Михайлович отправился вместе с одним из товарищей, сочувствовавших ему, к известному в то время старцу-затворнику отцу Илариону Троекуровскому. Прозорливый старец понял душевное состояние Александра Михайловича и дал прямой и решительный совет: «Иди в Оптину – там есть опытные старцы, и ты там нужен».

С верой принял Александр Михайлович слова отца Илариона, считая их за указание Божие. Из Троекурова отправились они помолиться в Троице-Сергиеву Лавру. Впечатлительная натура Александра Михайловича живо восприняла новые ощущения… Образ великого подвижника – смиренного игумена Сергия – захватил всю его душу; лаврское богослужение, нетленные мощи, почивающие тут, - все это сильно повлияло на него, и он твердо решил покончить с миром.

Между тем подходила осень, начинались занятия в училище, и жизнь учителя Гренкова пошла обычном порядком. Монастырь опять был отложен. Но вот случилось обстоятельство, которое положило конец его нерешительности. Пригласили как-то его в гости. Дружеская беседа, непринужденное отношение товарищей увлекли Александра Михайловича, и он с душой нараспашку предался веселости, различными шутками и рассказами смешил всё общество. Вернувшись домой, он почувствовал угрызение совести: вспомнилось ему и недавнее посещение Троекуровского затворника, изрекшего ему волю Божию, и своё решительное намерение исполнить, наконец, перед Богом свой обет; живо перенёсся, он мыслью и в обитель Сергиеву, где он так горячо молился и возносился духом выше земного, а тут … такая забывчивость, такое увлечение!.. Так прошла ночь. Наутро Александр Михайлович объявил своему товарищу по путешествию Павлу Степановичу Покровскому: «Уеду в Оптину». И действительно, через несколько дней Александр Михайлович, не сказавшись никому, уехал в Оптину пустынь.