ДОМ

Резко, едва накинув куртку, я вышел из квартиры. С грохотом закрыв за собой дверь, я почти выбежал на улицу. Холодный ветер ударил в лицо и перебил дыхание. Я огляделся. Наступал сырой осенний вечер. На улице было пустынно. По небу, словно куда-то торопясь, бежали свинцовые тучи. Ветер гнал по дороге опавшие листья. «Вот так и я, подобно этим листьям полечу по ветру. Всем назло»,– подумал я. Во мне кипели обида и злость от последней ссоры. В голове всё звенело, как в колоколе. Постоянно вспоминались обидные слова, прозвучавшие в мой адрес. «Почему я неправ? Почему я всегда неправ?»,– не находил я ответа идя вслед за листьями, подгоняемый ветром. Раскрасневшиеся щеки не мог остудить даже промозглый ветер. Я шёл пустынными дворами среди домов не мог ощутить себя в одиночестве. «Нет,– подумал я– Хочу быть один, совершенно один». И развернувшись, пошёл в другую сторону. Теперь ветер дул мне навстречу, забирался под куртку. Мелкие капельки дождя, сорвавшиеся со спешащей тучи, били прямо в лицо. Это радовало. Вскоре вышел на заброшенную ветку железной дороги, ведущей куда-то в лес. В детстве мы с друзьями любили гулять здесь. Уйдя от посторонних глаз, могли спокойно петь во всё горло, не имея ни слуха, ни голоса. Спокойно обсуждать любые темы, не боясь быть услышанными. Сейчас я шёл здесь один, но навеянные воспоминания постепенно стали оттеснять раздражительность. Я с тоской вспомнил о том беззаботном времени, времени иллюзий, несбывшихся надежд, времени романтической влюблённости и мечтательности. Как давно всё это было. Прошло почти тридцать лет. Что-то сбылось, а что-то так и осталось мечтами, только уже несбывшимися. Мне сейчас зачастую не хватает той наивной юношеской мечтательности. Рельсы, рельсы шпалы, шпалы – свидетели наших разговоров, откровений. Они теперь как старые безмолвные товарищи. Я присаживаюсь на обочине около старой воронки, наполненной водой. Тихо. Рябь на поверхности воды надолго приковывает внимание. Тишина и спокойствие начинают покорять мою кипящую душу. Особенно сильный порыв ветра возвращает к действительности, и я иду дальше. Идти по шпалам надоедает, и я встаю на рельс, как мы делали это раньше. Когда-то мне это нравилось, я проходил, не сходя с рельса несколько километров, а сейчас едва не падаю. Это бессмысленное занятие занимает меня на столько, что уже не могу думать ни о чём. Где-то впереди шумит по камням речка. Сама по себе речка небольшая, но здесь её окружают высокие берега, и взгляду открывается широкий простор. Представив крутой берег, на котором мы с друзьями любили развести костерок и испечь картошку, срываюсь.
–Отвык,– ухмыляясь, говорю я сам себе,– ну да ладно. Скоро мост.
Поднимаю глаза и вижу, что на том месте, на том крутом берегу, о котором только что вспоминал, стоит дом.
–И когда успели эти дачники. Скоро всё заполонят,– возмущаюсь вслух.
Настроение опять испортилось. Но что-то в этом доме такое, что меня к нему влечёт. Что-то странное. Вроде и дом новый, но ни хозяйства, ни какой-либо утвари необходимой в домашнем хозяйстве там нет. Подошёл поближе. Вообще не имею привычки заглядывать в окна, но не в этот раз. Окна не были занавешены, и в них горел свет, но видно ничего не было. Какие-то силуэты, тени. И вдруг захотелось зайти. Меня и в гости-то приглашать надо сто раз, а здесь прямо распирало, так захотелось. Я почувствовал, что сильно продрог и постучал в дверь. Никто не ответил, только дверь заскрипела и приоткрылась. Быстро миновал веранду и вошёл в дом. За столом сидел хозяин и, уткнувшись в бокал, пил чай.
–Проходи за стол,– послышался из кухни очень знакомый женский голос.– Проходи, сейчас чай принесу. Замерз, наверное.
Не раздеваясь, прошёл в комнату и сел за стол. Хозяин словно меня и не замечал. Я огляделся. Комната была очень простой и уютной, но освещена только лампой с абажуром, висящей над столом и поэтому рассмотреть её толком не удалось. Однако мне показалось, что в кресле у окна кто-то сидит.
–Ну, вот и чай,– отвлёк меня голос хозяйки.
Она подошла к столу. Стройная девичья фигура легко скользила между стульями, но лицо ещё было в тени. Напрягая зрение, старался рассмотреть её. Что-то знакомое, но давно забытое проскальзывало в её движениях. Хозяйка подошла и, наклонившись, поставила чашку на стол. Пушистые волосы, щекоча, задели моё лицо. В этот момент она попала на свет, исходивший из-под абажура.
–Таня! Это ты, Таня?- словно выдохнул я.
Хозяйка тихо улыбнулась и села рядом.
–Пей,– сказала она, и я заметил давно забытые ямочки на её щеках.
–Таня, это ты! Таня! Таня!– повторял я, глядя в её глаза и беря её мягкие, милые ладошки в свои руки.– Таня! Сколько же прошло…. Ты ни сколько не изменилась.
Она ласково посмотрела на меня и нежно прижала свой пальчик к моим губам. «Сколько лет прошло,– думаю я,– а ведь ей сейчас должно быть не меньше чем мне. А ведь этой Тане не больше семнадцати. Ровно столько, сколько ей было, когда мы виделись в последний раз». Но мне было всё равно. Я почувствовал, как соскучился по этим милым чертам и теперь не мог оторвать от неё глаз. Вальс, казалось, звучавший в комнате возможно с самого моего прихода, стал играть громче. Наверное, кто-то прибавил громкости.
Хозяин дома сидел за столом и по-прежнему пил свой давно уже остывший чай. Вальс был тот же самый. Тот, что играл тридцать лет назад. Я встал и потянул Таню за руку. Она словно бы ждала этого. Мы закружились в вальсе. Её лёгкое тело было невесомым, кружилось, кружилось и кружило мне голову. «Ах, этот вальс! Таня! Вальс! Таня!»- звучало в моей голове. Всё, как тогда. В прошлой забытой жизни. Раз, два, три…. Раз, два, три…. Белки её глаз загадочно сверкали в полумраке. Холодная ладошка легко лежала в моей ладони. Я словно вернулся в те давно забытые дни. Дни своей юности.
Задорный детский смех вдруг раздался в комнате. Около окна на стуле сидел коренастый мужчина лет тридцати. На коленях у него прыгал двухлетний ребёнок. Мужчина смеялся, радуясь веселью мальчугана, одновременно с трудом сдерживаясь от боли в пояснице. А ребёнок всё прыгал и прыгал, лепеча в такт своим прыжкам: «папа, папа…». Я стоял в стороне и смотрел. Они меня не видели или не хотели видеть. Опять ощущение дежавю. Кто это? Зачем это? Да это! Нет! Не может быть! Более сорока лет назад я в нежном возрасте вот так прыгал на коленях у своего родного дяди. Тогда ещё у него болела поясница. Мама хотела у него забрать меня, но он не отдавал.
Огляделся вокруг, нет ли здесь кого-либо ещё, и даже вспомнил свои смутные ощущения из того времени. Я прыгал у него на коленях, радостно повторяя: «папа, папа…», потому что лица своего отца я не знал ни в том возрасте и так и не узнал за всю свои жизнь. Я смотрел на ребёнка, и мне было его жаль. Ему так и не будет испытать на себе чувство отцовской любви. От него будут отказываться все мужчины, с которыми будет сводить его жизнь.
Детский смех разносился по комнате, но мне было грустно.
Первый раз за всё время хозяин, про которого совсем забыл, вдруг задвигался и, придвинув к себе мою так и не начатую чашку остывшего чая, насыпал в неё ложек пять сахарного песку и стал громко размешивать. Странно, но за всё время нахождения в доме так и не смог рассмотреть его лицо. Снова присел за стол. Голова была совершенно пуста. Откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Тишина и покой. Тишина и покой. Только стук чайной ложки. Недалеко медленно проходил поезд, стуча колёсами. Пахнуло дымком, как всегда пахнет от поездов дальнего следования. «Совсем, как в поезде»,– подумал я. Сидя с закрытыми глазами, покачивался в такт несущему меня поезду. За окном пробегали незнакомые полустанки. В чернеющей дали горели чужие окна за которыми текла незнакомая жизнь. Кто знает, что там? Сколько людей, сколько судеб? Жизнь. Жизнь везде. Многоликая, многообразная.
Уже привыкший к причудам нынешнего вечера, открыл глаза. Я сидел в том же доме за тем же столом. Хозяин сидел также, низко склонившись над чашкой чая.
От окна послышался тихий шепот, будто кто-то неспешно молился. Я медленно повернул голову. В кресле у окна, в котором с самого начала подозревал человека, сидела моя бабушка и перебирала четки. Её не стало двадцать лет назад. А сейчас она сидела у окна и задумчиво перебирала чётки. Бабушка сидела ко мне боком, и я мог видеть её профиль. На добром и морщинистом лице помнил каждую чёрточку, каждую морщинку. Встал, и хотел было подойти, но она как в детстве, когда я мешал ей, улыбнулась и махнула рукой, чтобы я не отвлекал и уходил.
Осторожно прикрыв за собой дверь, вышел на улицу. Ночь уже вступила в свои права. Город невдалеке светился множеством огней. Внизу шумела речка. Я вдохнул полной грудью свежего воздуха. Яркие звёзды мелким бисером усыпали небосвод. Сделал пару шагов от дома и захотел ещё раз посмотреть на него. Дома не было. В паре шагов от меня сидел большой пушистый кот и хлебал из лужи воду. С удивлением ещё раз огляделся вокруг. Берег был пуст, если не считать кота.
–Ну, что ж, пока,– сказал я коту и медленно пошёл по направлению к дому.
–Пока,– услышал мурлыканье за спиной. Оглянулся, но никакого кота уже не было. Жизнь, окропив бальзамом мою душу, звала за собой.