Она сидела на песке

Она сидела на песке.
Терпкий ветер с моря дул в лицо, откидывал назад волосы и шумел в ушах. Ей это нравилось. Хотелось подставляться этому ветру. Всей кожей, всем телом. Раствориться в нём, чтобы сдул её по крупицам, увлёк далеко-далеко, унёс туда, где пусто и хорошо.
Прохладный уже.
Ещё пряный, вкусный, вечерний, но уже готовый превратиться в холодный ночной.
А песок – тёплый-тёплый.
Немного влажный, и поскрипывающий меж пальцев.
Заманивающий своим теплом, отвлекая смесь ощущений от ветра к себе – в нём тоже хотелось раствориться. Распасться на песчинки и лежать день-деньской на этом пляже, открывшись небу, и никто не будет беспокоить тебя, а если кто и будет, то неслучайный. Кто-нибудь такой, с кем не будет жалко поделиться своим теплом.
Ей было приятно об этом думать.
А может, просто не хотелось думать о другом…

Он сидел за ней и наблюдал, как развевается её русая прядка. Как иногда заигравшийся ветер, вдруг запутавшись и позабыв куда нужно дуть, начинал метаться и путать её волосы, накидывать их на лоб, глаза и губы, и, наверное, щекотать. Как она поднимала руку и всей ладонью проводила ото лба и выше, останавливаясь на макушке и запуская в волосы пальцы – словно расчёсывая, а потом, только-только пригладив и уложив послушными рядами, зачем-то ещё больше лохматила.
Ему нравилось, как она это делала.
Никогда специально не задумываясь об этом, он всегда, когда ловил этот её жест, на секунду прерывал своё текущее занятие и одобрительно смотрел за взмахами её рук. Было в этом что-то умиротворяющее. Неизменное, живое и правильное. Наверное, ещё и нужное, но настолько обыденное, что выделить этот ненавязчивый ритуал в ранг необходимых в его жизни было как минимум странно. Скажи ему кто об этом, он бы рассмеялся и постарался не смотреть на неё в эти моменты. Потом бы начал нервничать, рассказывать самому себе, что это просто психологический перехлёст, а ещё потом, поняв, что без этого вроде как уже и не может, убедил бы самого себя, что это что-то типа вредной привычки, нечаянно вошедшей в его жизнь.
Хорошо, что никто ему об этом так и не сказал.
Хорошо, что он мог сейчас сидеть спокойно на песке и смотреть, как, слушаясь ветра, трепещут русые волоски; как тонкая рука взлетает в знакомом жесте и поправляет непослушную причёску.
Хорошо, что мог отвлечься от тяжелых, вязких мыслей и ещё на чуточку… совсем ненамного расслабиться и представить, что всё как раньше: легко и с уверенной надеждой.
Отвлечься от необходимости делать шаг. Или даже не шаг, а хотя бы намёк на него.
Хорошо…
Только легким укором перед ним – её выпрямленная и напряженная спинка. Её ожидание – по праву ожидание – первого шага от него. Чтобы он сам решил, что делать: подтолкнуть две параллельные тропинки друг к другу, чтобы переплелись, или, промолчав, развести их в разные стороны – так, чтобы никогда уже больше не встречались.

Он знал, чего хотел сам; знал, чего хотела она…
Всё было так очевидно просто, что эта простота и напрягала больше всего. Дай ему сейчас повод, он бы кинулся, спас от её моря, закрыл бы телом от пуль, защитил от хулиганов, унёс отсюда на руках. И не пришлось бы более ничего придумывать.
А так… Тихо. Бесхитростно. Самому.
Казалось бы, чего проще?
Ведь так рядом.

Но иногда проще преодолеть сотни миль, чем сделать крошечный шажок.
Сложно…

Она ждала.
 
* * *
Вчера она сказала ему, что её новая любовь, казавшаяся такой большой и надёжной, закончилась большим пшиком. Они сидели в кафе, она закусывала нижнюю губу и вопросительно заглядывала в его глаза – может быть, он знает, почему так получилось?
Он заказывал ей вторую кружку чая и молчал.
Сжимаясь под колотящим её ознобом, она пряталась за этой кружкой, склонялась над ней, крепко сжимая двумя руками, и вдыхала горячий пар. Сильно хотелось плакать, но было несподручно – она всегда хотела казаться сильной.
Сильной и жизнерадостной.

Ей хватило десяти минут.
Сбивчивый короткий рассказ, - «он позвонил и мы поругались», три всхлипа, немой вопрос, два чая, доброе и нужное молчание… Десять минут на всё. Она, конечно, не повеселела, но улыбнуться всё же смогла. Немножко грустно, но лучезарности и не требовалось. Словно сказала – да что теперь, жизнь продолжается.
Вскинула на него осторожный взгляд – он продолжал молча смотреть на неё.
И даже не улыбался в ответ.
 
Наверное, именно это его молчание послужило отправной точкой последующим событиям. Он должен был вести себя совсем по-другому. Ему следовало начать привычно подначивать её, смеясь, и с круглыми глазами рассказывать ей план её жизни на ближайшую пятилетку. Вспомнить какой-нибудь обидный и смешной недостаток её развенчанного героя и живописать его мытарства без её царственного присутствия в его, сирой теперь, жизни. Сказать, наконец, что она просто идиотка, и дурашливо поморгав ресницами, прогнусавить, - «ну вот видишь, я же тебе говорил!»
Но он молчал…

У неё закружилась голова. Заволновавшись, она поперхнулась чаем. Прокашлялась, рассмеялась и слишком громко начала рассказывать, что на самом деле она уже и не переживает. Что буквально пару часов столкнулась в холле гостиницы с таким экземплярчиком, и он так на неё смотрел, что она мгновенно забыла обо всех своих проблемах!

А потом они поругались…

- Ты представляешь, он провожал меня взглядом до самой двери!
- Потрясающе…
- Я уверена – если захочу – с этим у меня точно не будет проблем!
- Так зачем ты тогда позвала меня сейчас сюда?
- Как зачем? Поговорить… Как всегда… Ведь мы же друзья.
- Вот именно – друзья! Что же ты не осталась там – поговорила бы с ним. Думаю, он бы с удовольствием решил бы твои проблемы. По крайней мере, на сегодняшний вечер…
- Я тебя не понимаю. Что такого в том, что я решила поделиться с тобой, а не с каким-то там незнакомцем?
- Ничего особенного! Просто наш разговор – это всего лишь разговор. Не более! Это даже не поможет тебе. И легче тебе от этого не станет.
- Откуда ты можешь знать, как мне от этого станет!?
- Потому что я, как ты выражаешься, твой друг! Потому что знаю, как ты переживаешь и как успокаиваешься! Да я знаю о тебе всё или почти всё! И совершенно точно больше, чем все твои бой-френды вместе взятые! Единственное, чего я так и не знаю – зачем всё-таки тебе нужен я!?
 Она почему-то не нашлась, что ответить. Он же распалялся всё больше и больше.
- Если тебе нужен самец в постели и экземпляр под ручкой, то зачем тебе при этом путающийся под ногами друг! Ты не понимаешь, что я тебе тут… как бы это выразится… всю рыбу распугиваю!? Зачем ты вообще потащила меня в эту поездку?… Да я сам… Дурак… Зачем я…?
Осёкся, потёр лоб. Закрыл ладонью рот, посмотрел устало на неё.
Она отвела глаза.
- Потому что ты мой друг…
- Угу. Значит, друг?
- Да…
- Что ж, почетное звание. Мне это льстит. На самом деле. Только знаешь, я тут вспомнил: у меня в Москве неотложное дело… Так что поеду-ка я домой. Решать его буду!
- Хорошо, если тебе надоело, мы можем завтра вернуться…
- Ну что ты! Не смею портить твой отдых! Ты оставайся тут. Здесь хорошо! Море, свежий воздух. Познакомишься поближе с тем экземпляром, будете друг друга любить и радовать, а если что – звони, моей жилетке расстоянья нипочем! Всегда готов выслушать, пошутить и пожалеть!
- Зачем ты… Так…
- Только я сам уж не буду звонить, ладно? А то я не вынесу, если он возьмет в твоем номере трубку и радостно воскликнет, - «а, это ты, друг! она мне столько о тебе рассказывала!»
- С какой стати…
- А я скажу, - «о, сударь, это так приятно!»
- Ну что ты собираешь…
- А он, - «да, неплохо… только знаешь… друг… Не звонил бы ты ей больше, ладно? А то у нас тут любовь, понимаешь, а я должен мириться с тем, что моя женщина сообщает интимные подробности своего со мной общения какому-то левому мужику! Договорились,… друг?»

- Да с чего ты взял, что так и будет! Никто не смеет запрещать мне общаться с тобой, и если он так скажет – значит, это будет последний его поступок в наших с ним отношениях. Ты – мой друг! Слышишь!? Да ты мне как брат, и…

И вот тут всё и случилось.
Перебив её, - Да какой я тебе к черту брат!, - он резко сорвался стула, перегнулся через столик, схватил её за лицо и впился в губы.
Она пыталась сопротивляться, вцепляясь пальцами в край стола, жмурясь и упрямо стискивая зубы, однако его это не остановило. Жадно, влажно, он целовал её так, словно это был последний поцелуй в его жизни.
Единственной его мыслью в тот момент было сожаление, что он не сделал этого раньше.
Всё, о чём тогда думала она – это сколько сможет выдержать в этой пассивной борьбе. Она не отталкивала его, но так и не поддавалась, хотя тело ныло, а сердце вполне однозначно давало понять, что оно думает по этому поводу.

Через минуту тишины он осторожно оторвался от неё – неподатливость не могла не охладить. Так и не отпустив её раскрасневшегося лица, он смятенно посмотрел ей в глаза.
Мокрые…
Стало не по себе, словно окатило холодной волной.
Ошибся?
Но ведь он был уверен, что она не будет сопротивляться, что в действительности, несмотря на все её слова, она тоже хочет именно этого. Ведь он же знает её! Иначе, зачем звала его с собой, зачем такая счастливая таскала его, домоседа, повсюду?
Неужели ошибся?
На него начала накатывать тошнота.
- Прости…
Опустив глаза, она еле слышно спросила.
- За что именно?
Ещё больше испугавшись, он начал было сбивчиво её успокаивать, - прости… я не должен был… больше не повторится… исчезну из твоей жизни…, - но остановился под её резко вскинутым испытующим взглядом.
Не отрывая глаз, она вышла из-за стола.
Подошла вплотную и прижалась к его губам приоткрытым ртом.
Не целуя.
Не дыша.
Только касаясь.
Так тепло и мягко…
Врасплох…
Возможно, он бы нашел в себе силы благоразумно отодвинуться и сделать вид, что ничего не произошло, но тут её губы дрогнули…

Дальнейшее было вполне предсказуемым.
Они ещё некоторое время постояли посреди кафе, слившись в долгом и глубоком поцелуе, а потом ушли в номер.
На ужин они не спустились.
А ранним утром редкие, уже проснувшиеся или наоборот, возвращающие после веселой ночи в гостиницу, постояльцы могли видеть, как вдоль берега, в сторону наступающего рассвета, бредут две фигуры, мужская и женская. И никто из наблюдающих не подумал, что это просто друзья…

* * *
Они гуляли весь день.
Много разговаривали, много молчали, много смотрели на море. Это было как раньше. Как всегда. Как совсем недавно и как много лет назад. Плавали на катамаране, ели мороженое и пили колу со льдом. Вспоминали, как в детстве ездили в лагерь, обсуждали прочитанную ими недавно по очереди книжку, играли в слова. Только о будущем не говорили.
А ближе к вечеру пришли на свой пляж.

Купаться не хотелось.
Она села у самого берега и с наслаждением подставилась нахлёстывающей с моря свежести.
Он упал на песок и прислонился к гладкому валуну. Наблюдая, как ветер играет с её прядкой, он последний раз подарил себе бездумное любование ею, а потом, впервые за весь день, окунулся в размышления о том, что же всё-таки вчера произошло.

Ответа не находилось.
То есть, с одной стороны, всё было максимально понятно, а с другой – он не представлял, что с ними будет дальше. Больше всего он хотел бы быть с ней, но… но что-то мешало возникновению идеальной картинки их вероятного совместного будущего.
Может быть, всё дело в привычке быть друзьями?
Ведь столько лет. Столько странных и пустых лет бок о бок… Зачем? Почему он не сделал этого раньше?
Ах да, он же боялся всё испортить.
Уверенный, что она среди всех этих любовных приключений ищет именно его – он так и не решался подойти. Лень? Уверенность, что рано или поздно всё случится само собой? Как глупо. И вот вчера обстоятельства устали ждать и сами подтолкнули его к ней, но сейчас ему почему-то не было от этого легче.
Потому что случиться-то всё случилось, а обозначить новый статус их отношений они так и не успели.

Потому что перестали быть просто друзьями, а кем-то другим быть ещё не научились.

Она ждала…
Перебирала в памяти события вчерашнего вечера и ждала, когда он с ней заговорит.
Безуспешно.

Им мешало сейчас не так уж и много – всего лишь его привычная и излишняя осторожность в отношениях с ней, всего лишь её надуманная сдержанность в проявлении своих чувств. Ему всегда хотелось, чтобы она была более мягкой с ним. Особенно сейчас. Ей – чтобы он стал более настойчивым и жестким. Какие, казалось бы, мелочи. Шаг с одной стороны, шаг с другой. Протянутая рука – по гладкой коже. Взгляд вполоборота и смущенная улыбка.
Не переставая дружить – учиться любить, так просто. С таким-то багажом.

Но они так и не смогли.
Он поднял руку и, коснувшись лишь взметнувшейся прядки, опустил обратно. Она, словно что-то почувствовав, дернула головой назад, но тут же отвела глаза и вернулась к своему ветру.
Они слишком привыкли к дистанции между собой.
Слишком привыкли быть друг от друга дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.

И так и не научились рисковать…

Поднявшись с песка, он немного потоптался и, оставив её одну, пошёл в сторону пирса.
Она даже не посмотрела вслед.
Улыбнулась в сторону моря – широко и уверенно, и кокетливо пожала плечиками: кажется, так должны себя вести сильные, не оглядывающиеся назад дамы.
И она улыбалась, улыбалась – до онемения губ – а по щекам катились слёзы. Она решила позволить их себе. Во-первых, никто её сейчас не видит; а во-вторых – это последний раз, когда она плачет из-за потери… Она клянётся в этом!
Знать бы только, кого она сейчас потеряла: друга или саму себя…

* * *
Следующим утром он уже сидел в самолёте, а она совершала прогулку на теплоходе со своим новым знакомым. Тот оказался неплохим парнем и через несколько дней ей уже начинало казаться, что всё у них получится, однако дальше одного поцелуя дело не зашло. Ей стало противно и она, сумбурно извинившись, выскользнула из его объятий, убежала в свой номер и проревела там всю ночь.

На следующий день, наскоро покидав в чемодан свои вещи, она отправилась в аэропорт. Перед самым вылетом набрала заветный номер, но после нескольких гудков спохватилась и оборвала соединение. Списала этот поступок на рефлекс, отключила телефон, пристегнула ремни, взмыла в небо и полетела домой.
Туда, где у неё больше не было друга.
Туда, где её никто не ждал.

Он вбежал в комнату, но поднять трубку так и не успел. Долго смотрел на мерцающий на экране телефона неотвеченный номер.
Потом долго смотрел в окно и о чём-то думал.
А потом сорвался и помчался в аэропорт…