Серьёзный случай

Наша зимовка на антарктической станции Беллинсгаузен продолжалась 14 месяцев. Коллектив маленький – всего 14 человек, из которых один – американец, ликвидировавший своим прибытием на станцию «чёртову дюжину». Правда в двухстах метрах от нашей станции располагалась чилийская база, на которой зимовало ещё двадцать человек. Но они находились почти дома. Мощности радиопередатчиков хватало, чтобы еженедельно разговаривать по радио с родственниками. Расстояние до Чили составляло всего 1000 километров.

Мы же были оторваны от дома более чем на 17 тысяч километров. Никаких газет, писем, телевидения. Только редкие радиограммы, да две–три неудачных попытки организовать выступления родственников по радио. Прохождение радиоволн было настолько плохим, что практически ничего в этих передачах разобрать было невозможно. Об Интернете никто тогда и не мечтал, поскольку не существовало в то время не только его, но даже и самого этого слова.

За 14 месяцев зимовки мне очень часто приходилось лечить чилийцев. Своего доктора на их базе не было. И даже два случая, когда приходилось делать операции по поводу острого аппендицита, произошли на их военном судне, совершавшем операции в Антарктике.

Но не всегда всё было безоблачно и на нашей станции.
В конце декабря 1970 года у нашего повара случился приступ сильных болей в пояснице и правой половине живота, поднялась температура, началась рвота. Диагноз – правосторонняя почечная колика. Проводимое лечение, включая повторные паранефральные новокаиновые блокады, инъекции антибиотиков и наркотических аналгетиков, не давало особого эффекта.

Состояние больного ухудшалось и становилось очень серьёзным. Я вынужден был всё время проводить возле него. Постоянно приходилось стерилизовать шприцы, а заодно готовить портативный рентгеновский аппарат для того, чтобы сделать снимки, и если удастся, внутривенную урографию, поскольку возникло подозрение, что довольно крупный камень перекрыл просвет мочеточника и нарушил отток мочи. Растяжение почечной лоханки и капсулы почки вызывало интенсивные боли.

После паранефральной блокады, грелок, повторных инъекций промедола, атропина, платифиллина, болевой приступ купировался через 20 часов после начала, но рвота не прекращалась. В связи с этим, несмотря на повышенное артериальное давление, внутримышечно вводился пипольфен, как противорвотное средство.

Тем не менее, состояние больного продолжало ухудшаться. При урографии действительно был обнаружен камень в правом мочеточнике. Появились признаки гидропиэлонефроза – растяжения лоханки и гнойного воспаления. Вставал вопрос о необходимости срочной операции.

Операционной на станции не было, однако из этого положения ещё можно было бы найти выход – приспособить любое помещение, как я делал это в 9–й экспедиции на станции Молодёжная. Но главная проблема заключалась в отсутствии хирургических инструментов для операции на почке, отсутствии помощника (ассистента), операционной медсестры и невозможности применения общей анестезии (наркоза). Ведь операция серьёзная. По этим причинам я не решался оперировать.

По закрытому каналу связи с использованием шифрованных радиограмм посовещались с руководителем экспедиции и старшим врачом, находившимися в Мирном, о возникшей ситуации и тактике наших дальнейших действий.

Наконец наш начальник станции сам посоветовал мне эвакуировать больного в Пунта–Аренас (Чили). Такая возможность существовала, так как судно «Пилото Пардо» после смены зимовочного состава чилийской базы «Президенте Эдуардо Фрей» снова подошло к району Южных Шетландских островов, и вскоре должно было направиться в Пунта–Аренас.

Ещё во время смены чилийских зимовщиков я побывал на борту судна. Оба моих пациента, которых оперировал почти год назад, находились в полном здравии. Встретил много старых знакомых. Меня сразу все узнавали, несмотря на бороду, которую я успел отрастить.

На этот раз на «Пилото Пардо» уже был молодой врач Леонардо Русовски Кизилюк. Его дед и бабушка когда–то эмигрировали из Кишинёва. Леонардо только год назад окончил медицинскую школу. В течение года он работал в военно–морском госпитале вместе с профессором Капланом, который делал пересадки сердца. В Антарктику Леонардо пришёл впервые. Будет ходить на «Пилото Пардо» целый год.

Теперь настал и мой черёд прибегнуть к помощи чилийских моряков. После радиоконсультации с врачом чилийского судна было получено согласие коммодора на транспортировку больного в Чили, в случае необходимости.

Снова состоялись радиопереговоры с начальником экспедиции и старшим врачом. Возражений против плана эвакуации больного в Чили с их стороны не было. Нам предоставили право самим решать, как поступать дальше.

«Пилото Пардо» тем временем зашло на остров Десепшен, где не так давно произошло извержение вулкана, приняло на борт группу учёных, занимавшихся изучением его последствий, и, переждав шторм, взяло курс на Пунта–Аренас.

26 декабря судно шло проливом между островами Нельсон и Роберт, в 15 милях от нас. Около 6 часов вечера два вертолёта прилетели на нашу станцию, взяли больного и меня, а также американца Джона Крума, который зимовал на Беллинсгаузене целый год по программе обмена учёными, и доставили нас на борт судна.

Так началось моё неожиданное путешествие в Чили. Нам предстояло преодолеть расстояние около тысячи километров, пересечь самый широкий на Земном шаре, холодный и вечно штормящий пролив Дрейка и, пройдя проливами между островами Огненной Земли, достичь порта Пунта–Аренас.

Наступило некоторое облегчение от мысли, что под рукой теперь есть операционная, небольшой лазарет с двумя двухъярусными койками, необходимый инструментарий, второй врач и матрос–анестезист, обученный давать наркоз. Так что в любой момент можно было начинать операцию.

Но во время плавания вновь разыгрался шторм, и мы вынуждены были пристегнуть пациента ремнями к койке, чтобы ненароком не вывалился из неё. В этот момент об операции нельзя было даже подумать, поскольку из–за сильной качки сами едва удерживались на ногах.

Вечером 28 декабря судно вошло в канал Бигля между островами архипелага Огненная Земля, и через два часа мы уже прибыли в Пуэрто Вильямс – самый южный городок на Земле.

После двухчасовой стоянки судно направилось дальше. Состояние больного к этому времени улучшилось. Незадолго до этого он попросился в туалет, и выдал почти полный унитаз гнойной мочи. Камень видимо вышел самостоятельно. Не исключено, что этому способствовала сильная качка во время шторма. Постепенно почка уменьшилась в размерах. Моча стала прозрачной. Температура упала. Боли стихли. Поэтому мы отказались от предложенной возможности вылететь самолётом из Пуэрто Вильямс в Сант–Яго де Чили.

В 9 часов вечера 29 декабря мы прибыли в Пунта–Аренас. Минут через сорок после швартовки на причал въехала санитарная машина из госпиталя. Водитель сказал, что врачей в госпитале сейчас нет, и будет лучше, если мы сможем подождать до утра, а утром он за нами приедет. К тому же ехать в военно–морской госпиталь нет смысла, так как здание его сгорело, и весь персонал сейчас временно переехал в маленький домик, где условия для лечения не очень подходящие. До утра мы могли ждать. Госпитализировать больного решили в региональный госпиталь.

Возвращавшегося с нами на «Пилото Пардо» американца Джона Крума, встретил представитель Морской Компании Пунта–Аренас COMAPA (Compania Maritima Punta Arenas) сеньор Серхио Гонзалес. Джон познакомил меня с ним и сказал, что если у меня возникнут какие–либо затруднения, я могу смело обращаться к нему, и он всегда поможет. Это знакомство в дальнейшем мне очень пригодилось.

Утром 30 декабря 1970 года машина скорой помощи подъехала к борту судна точно в назначенное время, и менее чем через полчаса мы были уже в региональном госпитале, где обследованием больного немедленно занялся доктор Умерес.

Пока устраивали больного в госпиталь, позвонил врач с «Пилото Пардо» Леонардо Русовски и сказал, что меня ищет Серхио Гонзалес. Оказывается надо было отнести наши паспорта в полицию для получения визы на пребывание в Чили. Не знаю, как до меня это сразу не дошло, ведь мы прибыли в эту страну на их военном судне нелегально, да ещё и из Антарктиды.
Из госпиталя я поехал в СОМАРА, где сразу же нашёл сеньора Гонзалеса. На его машине мы отправились в полицию.

Всем участникам советских антарктических экспедиций выдавались паспорта моряка. Дежурный офицер в полицейском участке долго вертел в руках наши паспорта и наконец, заявил:

– Это не паспорта, а какие–то непонятные документы. Я должен оставить их в полиции на несколько дней до выяснения вопроса как с вами поступить.
– Сеньор, по нашим правилам мы не имеем права передавать паспорта кому бы то ни было, робко заметил я.
– Это по вашим правилам, а сейчас вы находитесь в Чили и у нас свои правила.

По–своему он был прав, но это был субботний день накануне Нового года, и оставлять паспорта в полиции на несколько дней мне не хотелось.

Серхио Гонзалес посмотрел на меня виновато и растерянно. Когда чиновник отвернулся, собираясь положить паспорта в сейф, Серхио шепнул мне что–то насчёт посольства. И тут меня осенило! Я говорю чиновнику:
– Мне необходимо связаться с нашим консульством в Сант–Яго для консультации по этому вопросу.

Тот так и остолбенел, и начал говорить, что этого делать не обязательно, он всё сам сейчас выяснит. Полицейский чиновник позвонил своему начальству, и через несколько минут я уже держал в руках наши паспорта со штампами и туристические карты, дающие право на проживание в Чили в течение трёх месяцев.

Обследование в госпитале подтвердило диагноз. Камень действительно вышел самостоятельно, и теперь требовалось несколько дней, чтобы закончить лечение.

Но тут встал вопрос об оплате медицинских услуг. Для меня это было полной неожиданностью, так как у нас в стране здравоохранение тогда было бесплатным, и я впервые столкнулся с подобным вопросом. Денег, естественно, никаких не было.

Пришлось всё-таки связаться с нашим консулом, который пообещал, что всё будет оплачено, как только придёт счёт из госпиталя. Кроме того, консул поинтересовался, сколько времени я пробуду в Чили и сколько денег нужно лично мне на это время. На этот интересный вопрос я ответил, что он, наверное, лучше знает, сколько денег требуется человеку, чтобы прожить несколько дней в этой стране. Ведь я не имел ни малейшего понятия о здешних ценах.

На первое время Джон оставил мне два трэвел–чека по 20 долларов, чтобы можно было хотя бы питаться, пока придут деньги из консульства.

Забегая вперёд, скажу, что деньги в госпиталь переведены так и не были, и все расходы взяла на себя СОМАРА. Мне, соответственно, тоже ничего не прислали, так что Джон меня сильно выручил. Но спал и питался я в основном на судне.

Новый 1971–й год встречал вместе с чилийскими моряками на «Пилото Пардо» и в каком–то загородном кафе. В оставшуюся свободную неделю я ходил по городу один, или в сопровождении друзей–офицеров с «Пилото Пардо». Городок небольшой, достопримечательностей очень мало. Но об одной стоит рассказать.

На центральной площади города Пунта–Аренас стоит памятник великому мореплавателю Эрнандо Магеллану, которому принадлежит честь открытия пролива в южной части Южной Америки, впоследствии названного его именем, и архипелага Огненная Земля. У подножия статуи размещены две фигуры индейцев–аборигенов, когда–то населявших эти места. Сейчас они почти все вымерли. Из четырёх многочисленных групп индейцев в настоящее время сохранилась только одна, да и та представлена несколькими десятками человек. Народ этот обречён на вымирание. Этим он обязан испанским колонизаторам, принесшим на их землю цивилизацию и болезни.

Ступня ноги бронзового индейца у подножия монумента отполирована до блеска, тогда как остальные бронзовые части памятника покрыты патиной. Местные жители пояснили, что есть такая примета – если потрогаешь ногу индейца, то обязательно снова вернёшься в этот город.

Мы гуляли по городу с зубным врачом с «Пилото Пардо» Вильясеньором. Он тоже рассказал мне об этой примете и попросил, чтобы я потрогал ногу. Я улыбнулся и сказал, что сделаю это только потому, что он просит. На самом деле был твёрдо уверен, что мне больше никогда не придётся гулять по берегам Магелланова пролива. Советские суда никогда не заходили в Пунта–Аренас, и вряд ли будут заходить в обозримом будущем.
Если бы знать, как я тогда ошибался!