Амулет

С тех пор, как мы переехали из бараков в центр города, всё лето я пропадал на пляже.
Иногда - один, но чаще - с новым другом Димкой, на пару лет старше, познакомившим меня с музыкой Высоцкого, жвачкой "Лёлик и Болек" и страшными африканскими масками, которые привезли его родители из многолетних странствий по континентам.

Плавать, как ни старались все вокруг, я так и не научился. Отцовские попытки "бросить в воду, а там сам выплывет" успехом не увенчались: когда меня, наконец, откачали, он сказал, что топору-колуну в споре со мной, кто быстрее пойдёт на дно, пришлось бы признать поражение. Больше меня никто не учил, только Димка изредка звал "за буйки" на надувном круге, надеясь отправить меня к берегу уже без подручных средств, да забирая меня в ночное на рыбалку, отец, кряхтя, искал для меня спасательный жилет.

Самым замечательным моментом в нашем отдыхе, помимо купания, было посещение хлебного магазина. Весь день, с раннего утра и до пяти часов вечера, когда родители возвращались домой, мы валялись на пляже, играли в волейбол и баскет на соседней площадке, смотрели на взрослых парней, катающихся на водных лыжах, да разыгрывали сценки из жизни мушкетеров.
А к вечеру, когда икры ныли, а в пустом животе уже "кишка кишке отдавала рапорт", - как говорила моя бабушка, - мы отправлялись к старому хлебному магазину при пекарне, расположенной в старом кирпичном, бывшем купеческом, доме, по дороге домой.

Но прежде мы делали то, что на нашем языке называлось "поиски жемчуга". Хотя искали мы, конечно, никакой не жемчуг, а всего лишь мелочь, высыпавшуюся из карманов отдыхающих, повесивших брюки на перекладину метталлического грибка. Монетки зарывались в песок и нам приходилось просеивать несколько горстей, прежде чем мы - причем, неизменно! - находили пару "пятнашек" и несколько медных монет - общим итогом, как правило, копеек в 30-40, коих нам хватало на две бутылки лимонада и, главное, на махонькие воздушные трёхкопеечные булочки-посыпушки, на которые уходили все оставшиеся средства.

Искали мы одновременно под двумя грибками, довольствуясь малым - тех ежедневных найденных средств нам вполне хватало, даже оставалось иногда на завтра - потому нам и в голову не приходило перерывать весь пляж в поисках бОльших сумм.

Бумажные деньги находились редко. Чаще попадались старые медные трёхкопеечные, 57-го года, с пузатым низом и заостренным верхом у цифры три и смешным шрифтом с завитушками. Однажды я даже нашел тут свой старый ключ на верёвочке, потерянный в прошлом году. Попадались пустые гильзы, фигурные старинные гвоздики, а однажды Димка схватил с горстью песка живую осу, которая куснула его так сильно, что опухшая рука пришла в норму только через неделю. Но даже это нас не отпугивало и набрав нужную сумму, мы пускались босиком к магазину неподалеку, повесив старые сандалеты через плечо и "по-взрослому" накинув футболку на шею, повязав её рукава поверх горла.

Бегом-бегом, по старому асфальту, пробежать мимо страшившего нас биллиардного клуба в тесном полуподвале, считавшегося у наших родителей местом сосредоточения всяческих разгулов и пороков. Иногда, если было еще не слишком поздно, мы решались заглянуть в низкие окна бильярдной, но там было мало что видно - только тёмная зелень сукна на столах, да вечный дым, клубами выходивший в форточку.

Однажды, уже набрав нужную сумму и лениво пересыпая песок, я вдруг наткнулся на что-то, кольнувшее меня в ладонь. С ором и шипением отдернув руку, я стряхнул непонятный серый камушек. При ближайшем рассмотрении это оказался вовсе не камушек, а какая-то старая деревянная коробочка - амулетик в виде сердечка, на рыжей цепочке и с небольшой щелью вдоль самого амулета. Ни замочка, ни каких либо еще приспособлений на амулете не было, потому было решено взламывать его обычной "финкой", выпрошенной у местного сторожа дебаркадера. Но стоило мне только взять коробочку в руки и крепко сжать её, как она глухо щелкнула и, вдруг, открылась.

Внутри оказался длинный русый локон тонких, похожих на детские, волос. На внутренней стороне крышки была надпись, сделанная золотом по дереву: "Матвею Силину от...".
Три дня коробочка была постоянно с нами, мы бросили игры в мушкетеров, все мысли и фантазии были только про то, откуда этот амулет, кто его хозяин, чем он был для его обладателя, кем подарен... И еще множество вопросов.

Наконец, мы решились разыскать этого неизвестного нам человека - Матвея. Мне казалось, что имя довольно редкое, но бабушка сказала, что только в их деревне Матвеев было аж пять человек - в тридцатых это было очень популярное имя. Тогда мы стали искать по трём направллениям: бабушка спрашивала своих знакомых об этом человеке, моя мама, работавшая на телефонной станции, стала вести поиск среди абонентов и тех, кто стоял в очереди на телефон, а родители Димки, будучи юристами, стали ворошить разные архивы и реестры, надеясь на удачу.

И совместные усилия дали результат: Матвей с этой фамилией существовал в городе только один. В архиве был указан адрес - и однажды в обед мы уже стучались в дверь старого четырехквартирного барака. Из соседней двери на наш стук выглянула с недовольным видом какая-то тётка и буркнула:
- Матвюху, штоля, ищете, тимуровцы грёбаны? Шары он гоняет, в бильярдной, с утра там шарахаится, деньжищи сшибает, чёрт пьяный!"

Перед дверью бильярдной мы долго рядились, кому туда заходить - было действительно страшно, хоть это "порочное место" нас притягивало звуками и запахами...
И вот мы внутри, у нас слезятся глаза, мы кашляем и чихаем, привлекая внимание завсегдатаев. Наконец, один из них, видимо, местный распорядитель, спросил нас:
- За папанькой, чё ли, пацаны?
- Н-н-нет... Нам бы Матвея Силина.
- А-а-а, "Силу"... Вон, в той комнате видите, с кием в углу - это он и есть.

Пожилой мужчина, с беломориной во рту, сухо щелкнул кием по черному шару и тот по лихой траектории прокатился так, что только чуточку тронул белую "восьмерку", отправив "чужого" в лузу.
Вокруг закряхтели:
- Ну ты, "Сила", резать могёшь, ни дать, ни взять...
Один из присутствующих стал пересчитывать, слюнявя пальцы, старые трёшники и рубли, отдав полученную сумму "Силе". Тот, не считая, сунул деньги в карман и только тут увидел нас, смотрящих на него во все глаза.
- Чего вам, чудики? Пивком, может, угостить? - моргнул он нам.
- Да мы... Вот это - ваше? Мы недавно нашли, там ваша фамилия. Вы ведь - Силин?
Не решаясь передать в руки, я поставил коробочку на вытершееся сукно.

Матвей, поначалу, похоже, боясь даже прикоснуться к амулету, протянул руку, незаметно и умело нажал своими испачканными в меле пальцами на крышку - коробочка открылась, локон лежал свёрнутым "восьмеркой", совсем маленький и беспомощный.
Все молчали. Казалось, прекратился даже гвалт играющих и треск шаров. Не сразу мы поняли, что мужчина перед нами плачет - крупными, частыми слезами, забыв про окружающих, молча плачет и глядит на старую, потретую коробочку и на то, что в ней...

Как мы покинули бильярдную - никто не видел.
Мы брели с Димкой по старому заросшему парку, молчали - слова тут были излишни.

Назавтра мы не пошли на пляж и больше не искали в песке упавшие туда монетки.
Может быть, потому что уже закончилось лето.
А может, потому что и детство тем летом тоже закончилось...