Радужное небо глава 34

ГЛАВА XXXIV
БОГАТСТВО И БЕДНОСТЬ
       Пока Мария предавалась размышлениям, Вера достала телефон, и принялась звонить своей дочери. В то время, пока она справлялась о ее делах, Мария рассматривала телефон. Ей почему-то вспомнилась ее собственная молодость, которая протекала двадцать лет тому назад. В то время никаких сотовых телефонов не было и в помине, да и одевалась молодежь далеко не так нарядно, как сейчас.
       Вера закончила разговор, и убрала телефон в сумку.
       - Ты чего улыбаешься? – недовольно спросила она.
       Мария и сама не замечала, что она улыбается.
       - Да я вспоминаю нашу молодость, - ответила она, немного смутившись. – В то время мы жили гораздо хуже, чем живет нынешняя молодежь.
       - Ой, ли? – усомнилась Вера.
       - Нет, серьезно. Ты ведь сама говорила, что у тебя муж недавно новую машину купил. Я видела ее, он как-то приезжал за тобой на ней.
       - Подумаешь, это же всего-навсего «девятка», которую автозавод год назад с производства снял. Тоже мне, нашла машину! Другие вон на «Мерседесах» ездят, да на других иномарках, а мы вынуждены на «Жигулях» ездить, которые устарели еще двадцать лет назад.
       - Вон оно как? – изумилась Мария. – Так ты считаешь, что «Жигули» - это и не машина вовсе?
       Вера презрительно фыркнула.
       - Какая уж это машина! Позор это, а не машина. Ни один уважающий себя иностранец в такую машину и не сядет.
       Мария покачала головой.
       - Двадцать лет назад, человек, имеющий десятилетние «Жигули», считался богачом, а теперь ездить на «Жигулях» считается позором.
       - Так то же было двадцать лет назад, - возразила Вера. – Ты еще вспомни дореволюционные времена. Сейчас совсем иное время. Погляди, какие особняки вокруг нас строятся; в три, в четыре этажа. И все это называется частными домами. Куда уж нам до них, нам, простым людям.
       - Знаешь, Вера, мне вспомнилась один мультфильм, двадцатилетней давности. Он назывался «Возвращение блудного попугая».
       - А, ну знаю я такой, видела. И что с того?
       - Так вот, в то время мечта попугая Кеши о счастливой и благополучной жизни состояла в том, чтобы носить джинсы, иметь в доме видеомагнитофон, пить Кока-Колу из жестяной банки и слушать плеер с записями современной музыки. Двадцать лет назад это было пределом желаний, высшим представлением о прекрасной жизни. Сколько детей тогда с завистью смотрели на такую жизнь. Сейчас же, в наше время, все показанное в этом мультфильме, имеется в каждом доме, в каждой семье. Даже более того, практически каждый человек сейчас носит с собой сотовый телефон, который еще десять-двенадцать лет назад могли позволить себе иметь только банкиры и бандиты, разъезжающие на дорогих иномарках.
       - Ну и что? – все также хмуро спросила Вера.
       - А то, что теперь, когда все люди получили то, о чем мечтали двадцать лет назад, они не стали счастливее, не стали лучше. Они не насытились! А все почему? А потому, что запросы людей выросли на порядок и выше.
       - Все правильно. Но ведь другие, те самые, которых называют «крутыми», живут еще лучше.
       - Так где же этот предел, у которого люди, наконец, насытятся? Получается, что, сколько людям не давай, сколько их не ублажай, они все равно будут недовольны, лишь только потому, что кое-кто живет еще лучше их.
       - Само собой, - согласилась Вера. – Все хотят лучше, чем живут сейчас, и все хотят жить лучше, чем живет сосед. До тех пор, пока существует неравенство, будет существовать и зависть.
       - Но ты понимаешь, что это тупик? Ты понимаешь, к чему, в конце концов, приведет это стяжательство, это постоянное «хочу жить лучше всех»? Не могут все жить совершенно одинаково. Когда все люди ставят себе единственной целью в жизни обогатиться беспредельно, то человечество обречено на то, чтобы изжить себя как расу. Это гибель! Это все равно, что на «Мерседесе» ехать в пропасть.
       - Мы и так катимся в пропасть, - сказала Вера. – Человек для того и рождается, чтобы когда-нибудь умереть, поэтому и брать от жизни нужно все, а иначе и смысла нет. Жизнь прожить надо весело и в комфорте, особенно в молодости, когда всего хочется. Горе тому человеку, у которого нет желаний, и тому, кто не может их удовлетворить. Это глубоко несчастные люди, для которых жизнь является сущим адом, и они смотрят на смерть, как на избавление от мучений. Человек, имеющий «Мерседес» живет вольготно. Что с того, что он едет в пропасть. Он сыт и одет, он удовлетворяет все свои потребности. А пропасть – это смерть. Неужели же нищий будет счастлив оттого, что он нырнет в эту пропасть голодным и оборванным?
       - Знаешь, Вера, - медленно произнесла Мария. – Существует даже такая молитва: «Господи, не давай мне нищеты, ни богатства». И то и другое одинаково губят человека.
       - Вот видишь, сама говоришь: «нищеты». А ты агитируешь за то, что надо быть нищими, и не стремиться жить лучше, чем ты живешь.
       - Да не агитирую я за нищету! Я за то, чтобы был достаток, но я говорю о том, что не надо стремиться к роскоши, к ненасытности. И потом, разве ты нищая? Если разобраться, то по-настоящему нищих не так уж и много. Разве можно назвать нищим человека, имеющего автомобиль, носящего на шее сотовый телефон, и одевающего по моде?
       - Ну и что ж, с того, что по моде одевающегося? – нехотя сказала Вера. – Сейчас все так одеваются.
       - Вот, - подхватила Мария. – Видишь, ты опять говоришь: «все». А разве оттого, что живешь, как все, это значит быть нищим? Надо обязательно жить лучше всех? Если какой-то там процент власть имущих сумел разбогатеть беспредельно, то, значит, и ты должна быть беспредельно богатой? И где вообще проходит та грань, между бедностью и богатством?
       - Я не знаю.
       - Вот именно. В старину, на Руси, человек уже не считался бедным, если он был одет, сыт, и имел крышу над головой.
       - Эва, куда махнула! – воскликнула Вера. – В дореволюционную Россию! Тогда люди вообще жизни не видели, даже грамотными не были.
       - Зато человеческий облик сохраняли. Они были добрее, чем мы, откровенное зло творить боялись. Это уже после революции всех людей учить стали, что они не от Бога произошли, а от обезьяны. Подменять божественную сущность стали обезьяньей. И семьдесят лет подобным образом мозги промывали, вот и привели к тому, что люди в животных превратились, всякую нравственность потеряли. Это же естественно, у животных не может быть никакой нравственности, ни совести, потому как, это все дано нам от Бога. Бог это все в человеке заложил, и только в человеке. Ты, кстати, давно в церкви была последний раз?
       - Я? В церкви? Да я в ней вообще никогда не была! – с легким презреньем произнесла Вера.
       - Как? Совсем не была? – ужаснулась Мария.
       - Ну, может, и была, когда-нибудь давно. Уж и не помню точно, когда это было. Кажется лет десять назад, на пасху. Да, точно, на пасху. Мы тогда еще эти, как их, кексы освящали.
       - Какие кексы? – произнесла Мария с изумлением. – Куличи, наверное.
       - Ну, куличи, какая разница.
       Мария покачала головой.
       - А ты причащалась хоть раз в жизни?
       - Чего? – Вера посмотрела на Марию недоуменными глазами. – Какое слово ты сейчас произнесла?
       - Причастие. Ты причащалась когда-нибудь?
       - Да я и не знаю, что означает само это слово, - Вера сделала недоуменный жест.
       - Причастие, это когда человек после исповеди, как бы принимает в себя Иисуса Христа. Причащающийся ест просфору, смоченную в вине. Это символизирует Евангельское выражение: «Сие есть тело мое и кровь моя Нового Завета». Эти слова произносил сам Иисус Христос на тайной вечери.
       - Ох, страсти-то, какие! – воскликнула Вера. – Тело мое, кровь моя! Что это за ужасы такие?
       - Но это же образно говоря, - улыбнулась Мария.
       - Все равно, неужели же нельзя было как-то по-другому назвать?
       - Очевидно, нельзя было.
       - Небось, на причастие все пьяницы собираются.
       - Это еще отчего? – удивилась Мария.
       - Ну, как же, ведь причащают-то вином. По рюмке-то, наверняка, каждому достается.
       Мария не выдержала и расхохоталась.
       - Да ты что, Вера! В вине лишь кусок просфоры смачивают. Какие уж тут рюмки.
       - А-а, разочарованно протянула Вера. – А я-то думала, что там вина наливают.
       Мария продолжала смеяться, не в силах остановиться. В уголках глаз у нее показались слезы. Вера же, напротив, хмурилась. Она поняла, что попала в глупое положение, и чувствовала себя униженной. Мария заметила это, и перестала смеяться.
       - Извини, я не хотела тебя обидеть. Ты бы сходила сама в церковь, посмотрела бы на все своими глазами.
       - С какой же это я стати туда пойду? Никогда в жизни туда не ходила, а теперь вдруг заявлюсь.
       - Ну и что же?
       - Да что я там стану делать? Я и встать не знаю, где там нужно, да и вообще. На меня будут смотреть, как на дуру.
       - Никто не будет смотреть на тебя, как на дуру. А наоборот, Бог лишь обрадуется тому, что ты к нему, наконец-то, пришла.
       - Да что ты, какие глупости говоришь! – рассердилась Вера. – За все свои сорок шесть лет ни разу не приходила, а тут, на старости лет, пришла, на тебе. Что же я буду себя дурой выставлять? На меня же все там коситься будут.
       Мария улыбнулась, вспоминая, как сама себя чувствовала, в первый раз придя в храм.
       - Я тебя понимаю, но я-то ведь тоже первый раз пришла в зрелом возрасте.
       - Да не пойду я, говорю, и все! Как это глупо.
       - Ну, хочешь, я с тобой пойду? Покажу тебе, что, да как. Будешь иметь хоть какое-то представление о церкви, и о Христе.
       Вера помотала головой.
       - Нет, я чувствую, мне там не место.
       - Это ведь дьявол тебе внушает. Он не хочет, чтобы ты к Богу приходила.
       Неожиданно выражение лица Веры изменилось.
       - А ты, наверное, себя праведницей считаешь? – спросила она ледяным тоном. – Наверное, считаешь, что Бог принял тебя под свое крылышко?
       Мария опешила от такой резкой перемены разговора.
       - О чем ты говоришь? – ошеломленно спросила она.
       - Да брось ты! Все уже знают, что у тебя ухажер имеется на «Мерседесе», азиат какой-то! Или ты будешь это отрицать?
       Вера с вызовом посмотрела на Марию. Мария похолодела; неужели эти мерзкие слухи дошли и сюда? А, впрочем, никакие это и не слухи. Разве она не встречается с Терри? Но как объяснить людям, что она испытывает отвращение к богатству? Что именно богатство и является одной из причин, которые отталкивают Марию от Терри, а вовсе не привлекают? Господи, ну почему ты допустил, чтобы пересеклись их пути? Жизнь и без того невыносима, а тут еще и это искушение.
       - Но это же все совершенно не так, - с болью в душе попыталась возразить Мария.
       - Что не так? – все также холодно спросила Вера. – Не правда, что ты встречаешься то ли с бизнесменом, то ли с бандитом?
       - Ишь, окрутила-то кого! А сама рассуждает о том, что богатство – это зло, что надо жить скромнее. Лицемерка ты, Маша, лицемерка! И в церковь ты, наверное, ходишь лишь для того, чтобы благодарить Бога за то, что он дал тебе богатого жениха. Наконец, мол, ты получила то, чего давно заслуживаешь!
       - Это неправда! – с надрывом произнесла Мария. Все в ее душе горело от возмущения но, в то же время, она понимала, что со стороны все именно так и выглядит. Будь она на месте Веры, она бы тоже вынашивала подобные мысли, так что винить ее в этом, было нельзя.
       - Ты ошибаешься! Ох, как ты ошибаешься!