Московские приключения, главы 17, 18, 19, 20

Глава семнадцатая, про Модильяни
Однажды Таня мне сказала, что в Москве организована выставка произведений Амадео Модильяни. Года три – четыре назад я смотрела фильм – «Монпарнас 19», в главной роли был Жерар Филипп, фильм очень понравился и сразу же захотелось посмотреть произведения этого художника, я видела раньше одну-две его картины в «Metropolitan Museum» в Нью-Йорке, но после фильма как-то очень захотелось еще их увидеть, тем более, что я знала о том, что все его картины разбросаны по всему миру и нет такого музея, где было бы достаточно много его картин. А здесь собрали картины из очень многих мировых музеев и частных коллекций. Пришлось в очередной раз убедиться, что все желания сбываются.
Одной идти не хотелось, Светка знать не знала, кто такой Модильяни, и вообще по выставкам, театрам и музеям она ходить не любила. Толик, «бывший студент МГУ, философского факультета» вообще отреагировал очень странно. Он сказал, что я молодец, что нужно культурно развиваться, тем более, что я из провинции, но, что лично он никакой «модой» не интересуется, и никуда не пойдет. О том, что Модильяни - это не мода, а художник-импрессионист, Толик даже не догадывался. Еще одна моя знакомая посмотрела в Интернете про выставку, и сказала, что встреча с Модильяни состоится 14 марта, очевидно, она тоже имела слабое представление о художнике. А «Встреча с Модильяни» - это было название выставки.
О том, кто такой Модильяни знали только у нас на квартире. Это и не удивительно. Все перевернулось с ног на голову. Все наши квартиранты получили высшее образование, некоторые не одно, многие закончили музыкальную школу, или художественную студию. Когда-то мы очень уважали москвичей за их интеллигентность, образованность, начитанность. Похоже, что они нас за эти качества уважать не собираются. Половина нашей страны метет их улицы, печет слойки, убирает супермаркеты. Беда только в том, что никто из них со мной тоже идти не захотел по причине того, что они все боятся ментов, лишний раз не рисуются, да и деньги им хочется сэкономить, чтобы побыстрее домой уехать.
Пойти на выставку со мной согласилась только Галима. В назначенный час я подошла к музею Пушкина, очередь была очень большая, Галимы не было ни через час, ни через полтора. Пришлось мне идти на выставку одной. Может это даже и хорошо.
Странное впечатление производят импрессионисты. Как только я увидела первую картину, я подумала: «Ничего особенного, я бы такой портрет тоже нарисовать смогла». Но потом, тебе хочется опять вернуться, и опять смотреть этот портрет, и он врежется в твою память на всю оставшуюся жизнь. Наверное, очень много души вложено, и было, что вложить.
У всех импрессионистов была очень странная жизнь, полная страстей. Что стоит, например, история про отрезанное ухо Ван Гога. А у Модельяни, история его любви? Кстати, это так понятно, что его жена не захотела жить после того, как он умер, даже будучи беременной, не смотря на то, что с ним влачила просто нищенское существование. Из-за Гогена тоже кто-то хотел покончить с собой, если верить книге «Луна и грош». С такими людьми, как импрессионисты, очень трудно расставаться. Впечатлений от жизни у них было много, все это в их произведениях. Все просто и гениально.
Жаль, что вокруг - толпы людей, тоже пришли получить впечатление. Никакого интимного пространства в Москве не существует. Идешь, вроде одна, а по пути слышишь столько всяких разговоров! Потом я еще около часа походила по Пушкинскому музею. Позвонила Галима, она уже пришла и стоит в очереди. Я еще ее недолго подождала, а потом стала осматривать выставку второй раз с Галимой. Мы начали осмотр с того же самого портрета, что и я. И тут Галима говорит: «Ну и что?! Я тоже такой портрет нарисовать смогу. Что в нем особенного?!». Некоторые даже считают, что все эти восторги – это нечто похожее на восторги, которые все изображали по поводу платья голого короля. Но это не так.
У многих импрессионистов своеобразная техника, они пишут какими-то точечками, как будто очень мелкая мозаика, все точечки вместе создают какую-то картину. Когда вышиваешь крестиком, получается, что из множества крестиков тоже создается картина. А если начать вышивать крестиком репродукцию какой-нибудь известной картины, например, «Подсолнухов» Ван Гога? Нужно попробовать.
Лиза тоже любит вышивать, хотя я не знаю, люблю ли я, никогда не пробовала, но попробую. В первый же, свободный от дополнительных занятий день мы пошли купили все для вышивки. Ну что ж, будем подражать импрессионистам. Лиза решила вышивать котенка, а я – «Подсолнухи».
Интересно, а как мог бы выглядеть импрессионизм в литературе? Может быть, масса отдельных впечатлений от жизни, собранная воедино в один сюжет?


Глава восемнадцатая, в которой я, наконец, дозваниваюсь до своей тетушки
На следующее утро уже было совсем по-весеннему тепло. Уже можно было не одевать опостылевшее зимнее, сильно поношенное пальто и сапоги, фасона «прощай молодость». Зная, что мужчины любят глазами, решила произвести на Толика впечатление. Я достала шикарную белую куртку, которую мне продала Светка, одела замшевые черные сапоги на высоких каблуках. Узкая черная кожаная юбка очень подходила к сапогам и к куртке. Сделав прическу, попользовавшись косметикой «Орифлейм» и французскими духами, гордо сказала своему отражению в зеркале – «Красота – страшная сила» и пошла на свидание к Толику. Гордо шагая по Рязанскому проспекту, про себя отметила, что на меня обращают внимание мужчины, один, скажем не очень русский мужчина, даже свой взгляд озвучил. Вступать в дискуссию не было времени, да и не хотелось – меня ждали.
По пути на свидание я получила от Толика сообщение «вструтебянакв». Похоже, что Толик, который не только в МГУ учился, но еще и электронщиком был, не умел как следует ни мобильником пользоваться, ни компьютером. Какую квартиру имел в виду Толик? Положа руку на сердце, могу заявить, что я была с Толиком всегда предельно откровенна и уже в нашу первую встречу призналась, что никакой квартиры у меня в Москве нет.
Толик меня узнал не сразу, но был удивлен, тем более, что мой внешний вид ярко контрастировал с его. Потом он окинул меня оценивающим взглядом и сказал: «Ну что, идем?
- Куда?
- К тебе на квартиру. Холодно. Хочется чаю горячего выпить.
- На какую квартиру? Ты что не знаешь, что у меня нет квартиры?
- На ту, где я люстру вешал.
- Ты что не понимаешь, что эту квартиру не я снимаю, квартира даже не моей хозяйки, она ее снимает, и я не хочу рисковать своей работой и своей репутацией, особенно, если учесть, что туда в любой момент может прийти любая из хозяек.
Толик, почему-то казался взбешенным. Он принял решение, а я его не торопилась выполнять. Я его первый раз таким видела, но сразу поняла, что я не только его не люблю и не хочу за него замуж, но даже оставшиеся полтора месяца в одной квартире жить с ним не буду, и все, что Толику остается – это только встречаться со мной раз в неделю на лавочке.
Однако рвать отношения не хотелось. Я рассуждала так. В незнакомом городе, где у меня никого нет, каждый знакомый на вес золота, иногда просто даже не с кем пообщаться, мне захотелось сгладить ситуацию, я пригласила Толика в кафе напротив попить чай с пирожками. Толик категорически отказался, сказал, что у него денег нет, а на деньги женщин он в кафе не ходит. Ну что ж, это его вполне положительно характеризует.
К тому времени Толик уже успокоился, мы сели на свою лавочку, и он стал строить планы на будущее. Я в его планах занимала ведущее место. Мне нужно было поинтересоваться, когда съезжает моя хозяйка и снять эту конкретную квартиру. Потом мне нужно срочно устроиться по специальности, с моей специальностью в Москве хорошо зарабатывают, потом, мне нужно раскрутить Толику бизнес, он же электронщик, может телевизоры чинить. Ехать домой совсем не нужно, время зря тратить. Нечего там делать. Там над Толиком смеяться будут, если он, москвич, туда поедет. А я ведь как выигрываю, у меня будет Толик, москвич, и я смогу гражданство получить. И вообще, почему я до сих пор не воплощаю все его планы в жизнь Толику было совершенно не ясно, о том, что у меня могут быть свои планы, Толик даже не догадывался.
Конечно, меня Толикина перспектива не устраивала, но я с интересом слушала, задавала вопросы, он был вдохновлен нашей дальнейшей жизнью.
- Ведь что в жизни главное?! Это, чтобы баба умная была, не халявщица, у меня жена дура была, вот и жизнь не сложилась.
Уже было пора идти за Лизой, я попрощалась, собралась идти, когда Толик спросил: «Можно я тебя сфотографирую на мобильник?» Я ему с удовольствием попозировала, тем более, выглядела я замечательно.
О своих новостях я рассказать ему не успела, да это почему-то ну совсем его не интересовало.
Затем я забрала Лизу из школы, мы пообедали, сходили на каток. Там, на катке, мне всегда нравилось смотреть, как катаются маленькие дети. Лиза была очень способной, быстро осваивалась на льду, делала успехи, но, тем не менее, казалась переростком. С ней катались дети и по три и по четыре года, да как катались! Глядя на них, было совершенно очевидно, что Россия еще очень долго будет «впереди планеты всей» по фигурному катанию.
Елизавету очень интересовала развязка с моими новыми родственниками, и она сама меня заставила в очередной раз позвонить тетушке. Позвонить не получилось. Зазвонил телефон, это был Толик. Оказывается, он стоял внизу под окнами и просил, чтобы я подошла к окну и помахала ему рукой. Я рассказала об этом Лизе и она с удовольствием махала из окна рукой и кричала: «Толик, привет!», после чего мы пошли выносить мусор просто для того, чтобы поздороваться с Толиком поближе. Толик, в своей любимой шапочке, типа «менингитка» и с клетчатой старой китайской сумкой посмотрел на нас модных, красивых и ярких, что-то невнятное пробормотал о том, что ему некогда и куда-то пошел. Лиза посмотрела ему вслед и сказала: «Нужно электрика вызвать».
- Зачем?
- Может, на этот раз пришлют кого-то поинтереснее.
Мы вернулись, Лиза опять настояла, чтобы я звонила родственникам, я взяла мобильник и стала звонить.
Дозвонилась я не сразу. Но с третьей или четвертой попытки я все-таки смогла поговорить. Пожилая женщина с явно диктаторским характером попыталась пойти в атаку. «… Я здесь ни при чем, я просто была на свадьбе и все». (Так свадьба все-таки была, я про себя эту мысль зарегистрировала).
Мне пришлось отражать эту атаку:
- Вы знаете, все основные действующие лица этой истории уже умерли. Я совершенно к Вам не имею никаких претензий. Мне от Вас ничего не нужно. Я в Москве оказалась случайно. И пока я здесь, мне хотелось бы с Вами познакомиться. Мне уже скоро 50 лет будет. Жизнь идет, уже пора встретиться.
- Да уже пора, а мне ведь скоро уже 80. Да, я самая старшая. Приезжайте завтра. Запишите адрес.
Я про себя отметила, что практически данного свидания я ждала всю свою жизнь, пусть и она, хотя бы пару недель подождет.
- Я не могу завтра.
- А вдруг, когда Вам захочется приехать, я буду занята?
- Ничего страшного, я дождусь того момента, когда Вы будете свободны.
- Ну хорошо. Приезжайте, когда сможете.
Лиза дала мне ручку, и я записала адрес. К этой встрече мне нужно было подготовиться и морально и материально. Готовилась еще одна встреча, - с Булгаковым. Ситуация требовала срочного выезда на Черкизовский рынок.
Однако, на следующее утро мы опять виделись с Толиком. Утром пришло странное сообщение - «вструметрорязпр10». Я уже начала потихоньку понимать Толика. Скорее всего это означало следующее – Давай в десять утра встретимся возле станции метро «Рязанский проспект», там же, где вчера, или возле дома, где ты работаешь. И я ответила «Хорошо». Надеясь, что мое сообщение дальнейшей расшифровки не требует. Мне очень хотелось рассказать о своих впечатлениях от разговора с тетушкой, но внутренний голос говорил совершенно однозначно – «Не надейся». Тут мне в голову пришла совершенно гениальная мысль: нужно написать книгу, и тогда я поделюсь впечатлением, может быть даже с целым миллионом людей (это моя львиная сущность эту цифру придумала!).
Внутренний голос не врал. Надо сказать, что у меня есть смутные подозрения о том, что внутренний голос вообще никогда не врет, причем никому.
Толик меня слушать не стал, однако приятно удивил. Он купил новые одежки! На нем была новая прелестная курточка! Джинсы! Вполне приличные кроссовки, и от него пахло как-то уж очень приятно. «Какой он, все-таки, милый» - подумала я. Толик был влюблен! Мы опять пошли на нашу лавочку. Да, Толик был влюблен и окрылен предстоящей женитьбой и райской жизнью, которую я ему устрою. Как жаль, что я его разлюбила! В мою душу закрались сомнения, а может все-таки попробовать? Нет. Не потяну. Во всяком случае, в Москве это невозможно. Я рассказала Толику о том, что у меня дома очень приличная квартира, что она в центре, что я в ней одна живу. Что у меня хорошая работа, что я вращаюсь среди очень интеллигентных людей и людей с положением, что мне там устроить Толика на работу будет вполне по силам, а возможно даже раскрутить ему бизнес.
Толик меня все время перебивал, такая перспектива его не устраивала. Да и меня, в глубине души, тоже. Максимум на что я была согласна, это, чтобы он ненадолго приехал в гости, в отпуск.
Но отношения, какие-то продолжались. Я заняла выжидательную позицию, похоже, что он тоже. Чего ждала я, мне было непонятно, в конечном счете, я ждала, когда же, наконец, я поеду домой, я и не подозревала, какие интересные события меня ждут дальше. А Толик выжидал, какой из вариантов я ему смогу предложить. Но я уже знала – никакой. Общаемся, пока я не уеду, а там, как захочется.

Наступил, с точки зрения астрологии, благоприятный для покупок день, и я отправилась на Черкизовский рынок.
Не успела я и оглянуться, как мне уже продали и пальто, и плащ, и еще кучу всяких мало нужных вещей. Они профессионалы по сбагриванию товара. Хорошо, что день для покупок был удачным, пальто, и плащ оказались приличными, да и все остальное потом тоже пригодилось.
В следующий выходной грянул мой день рожденья. На мой взгляд, иногда события должны разделяться. Одновременно с днем рожденья встречу с родной теткой, которую никогда не видела, и человеком, которого когда то любила, да еще начинающуюся личную жизнь –вынести очень трудно. Однако, именно сегодня мне, пожалуй, впервые за все время в Москве было приятно, что я не дома, т.к. дома дни рожденья обычно затягивались на неделю, другую, а то и еще чуть-чуть.
Здесь все проще, здесь о дне рожденья знала одна Галима. Она меня пригласила в ресторан, есть суши, для кругозора. А для чего еще может есть суши киргизка русского происхождения?!
Толик очень удивился, когда узнал, что меня пригласили на мой день рожденья в ресторан. Даже слегка обиделся. Но проблема была в том, что Толика на мой день рожденья никто не приглашал. Ситуацию несколько скорректировали тем, что его все-таки пригласили, но на условии, что Толик в ресторане за себя платит сам: такая постановка вопроса его не устраивала, проблема была решена, но, как говорится, неприятный осадок остался.
Ну и что? Суши они и есть суши. Мало их, и дорого. Очень мало, и сильно дорого. Хорошо, что я догадалась купить курицу, и перед выходом мы ее съели, а еще пирог с картошкой. Поэтому в ресторане есть не хотелось, и было весело.
Потом, правда, Толик сказал, что он терпеть не может суши, потому, что они готовятся из свежей рыбы. А что может еще сказать Толик про суши? По той же причине и лисы не едят виноград. Однако, не понятно, вот почему Толик любит селедку, она-то уж точно чаще всего бывает просто соленая.
Так, незаметно, прошла еще одна неделя. Надвигались целых пять выходных дней. Пора было составлять точный план на их проведение.
В понедельник, пока я ждала, когда Лиза выйдет из школы, я позвонила Зинаиде Васильевне, напросилась в гости. Стиль разговора по мобильному телефону чаще всего не дает возможности понять настроение твоего собеседника и все оттенки ситуации, т.к. люди экономят деньги – и это главное в любом разговоре. Посекундная тарификация – это Вам не шутки. Но договориться о встрече мы успели. Второй звонок был к Генке, также, договорились о встрече. Осталось только дождаться субботы.

Глава следующая, про пятницу тринадцатое
В пятницу, тринадцатого, ближе к вечеру моя хозяйка с дочкой уехали в Краснодар, и на целых пять дней я стала хозяйкой однокомнатной квартиры, на что совсем не имела никакого права, особенно морального. Но в тот вечер я временно об этом забыла.
Как в плохом порнографическом фильме позвонила в домоуправление и вызвала электрика, имея в виду совсем не проблемы с электропроводкой. Электрик прибыл молниеносно, ни на минуту не сомневаясь зачем. Он тоже догадывался, что в квартире с электричеством все в порядке. Свое неэлектрическое дело он знал отлично, прихватив на всякий случай вместе со своим чемоданчиком пару презервативов. Толик был за безопасный секс.
Скажу вам честно, удовольствие московские электрики доставить могут по полной программе. Было такое ощущение, что с ним это все происходит далеко не в первый раз. И, что самое удивительное, у меня даже не возникло чувства брезгливости, которое согласно воспитанию и убеждениям должно в такой ситуации возникнуть.
С его уходом осталось чувство утоленного голода. Я чем-то себе напоминала послевоенного бомжа, вынужденного питаться на помойке отходами.
И с отвращением читая жизнь свою
Я трепещу и проклинаю
И жалуюсь, и слезы лью,
Но строк печальных не смываю.

Кажется так. В тот момент это было про меня. Хотя написал это все Пушкин, а Лев Толстой любил повторять. А ведь еще совсем недавно я была в него влюблена. Нужно признаться, что настроение было хорошее, мы попили чай с пасхальными куличами, допили, оставшийся после дня рожденья коньяк. И Толик, «отработав очередной вызов» отправился назад в домоуправление, по-моему, в Москве эта контора называется ЖЭК. Да вот еще удача случилась, за все это время (часа полтора, не меньше) ни одна из хозяек не дала о себе знать, да и вообще никто лишний не появился. Интересно, как часто у него встречаются вот такие вызовы, судя по приподнятому настроению все-таки случаются, но видимо не очень часто. Почему-то мне после таких мыслей вдруг стало жалко Толика, но чувства ревности это уж никак не вызывало.
Уставшая, наполненная противоречивыми впечатлениями от жизни, и предчувствиями дальнейших приключений, я легла спать. Следующий день обещал быть очень сложным и эмоциональным.

Глава двадцатая, в которой я еду в Редкино, на встречу с новой родственницей
Утром я хорошо выспалась, привела себя в порядок. Все мне в себе в тот день нравилось – и прическа, и пальто, и новенькие сапоги за сто долларов, «и душа, и мысли». А еще, если приплюсовать дорогую косметику, французские духи, приподнятое настроение! Все отлично! Прихватив с собой купленные для таких случаев бельгийские конфеты и баночку красной икры, я отправилась на встречу со своей новой родней. Перефразировав слова знаменитого классика, могу сказать, что «во мне все было прекрасно».
На выходе из дома я позвонила тетушке, получила «добро» и отправилась на Ленинградский вокзал. На вокзале оказалось очень много ментов. Здесь, в Москве, они всегда вызывают неприятные ощущения у таких, как я. Когда я их вижу, сразу делаю такую заморочку, представляю себя маленькой невидимой точкой, говорю себе «не видима», отворачиваюсь и смело прохожу мимо. До сих пор везло, никто никаких документов не спрашивал.
Станция, куда я отправлялась, находилась между Клином и Тверью, называлась – «Редкино», билет стоил 150 рублей. Времени до электрички было больше часа, пришлось прогуляться до Казанского вокзала и узнать все про билет домой, в Бишкек. Российский поезд, на котором я собиралась ехать домой ходит два раза в неделю, билет стоит три тысячи рублей.
И вот я в электричке. Московские электрички многофункциональны. Там для вас споют, устроят целое представление, предложат купить массу мелких ненужных вещей, принесут что-то перекусить. Как, наверное, и везде в мире. Но, только нигде в мире, наверное, не бывает столько зайцев. Было сначала совсем непонятно, почему целые толпы людей вдруг срываются, и бегают из вагона в вагон, и только потом уже я поняла, что они бегают от контролеров.
Через два с половиной часа – Редкино. Дальше нужно ехать еще чуть-чуть на автобусе. Мне повезло, в автобус я не влезла, пришлось ехать на маршрутке, на три рубля дороже, зато с комфортом.
В маршрутке сразу же нашлись двое молодых людей, которые ехали в тот же самый дом, где жила Зинаида Васильевна. Молодые люди оказались очень словоохотливыми, вызвались проводить до самого подъезда. Рассказали о ценах на квартиры в этом районе, о своей личной жизни, о криминальной ситуации тех мест. Оказывается, это был пресловутый сто первый километр. Раньше, при Союзе, людям, отбывшим заключение нельзя было селиться в Москве, и вообще жить ближе, чем сто километров от Москвы. И, поэтому именно на сто первом километре и селились бывшие заключенные, что ни коем образе не отражалось в лучшую сторону на криминальной ситуации тех мест. Уже не совсем чужим человеком, я оказалась возле тетушкиной квартиры. На двери мелом была написана цифра 79, похоже, что меня ждали, но дома не было никого. Я вышла во двор, местные старушки сказали, что «бабулька» нарядилась и пошла в гости. Я сразу догадалась, что она пошла меня встречать и стала ее ждать. Ждать пришлось совсем чуть-чуть. Тетушка появилась минут через пять. Высокая женщина, в длинной вязанной кофте и берете. Почему-то черненькая. Это меня удивило больше всего. У меня и вся родня по матери темная, но я – светлая. Я ее обняла, поцеловала, мы поднялись в ее квартиру.
Квартира оказалась трехкомнатной, но совершенно пустой, почти без мебели. Краем глаза я сразу увидела в одной из комнат накрытый стол с невкусной едой. Было видно, что еда готовилась заранее, что хозяйка городится своими кулинарными способностями, но еда … не вкусная. Здесь в квартире старость. Возможно, что старость – это не количество прожитых лет. Старость – это диагноз. А еще точнее – состояние души. Так получилось, что я сразу же поведала тетушке, что я неунывающий оптимист, что жизнь прекрасна во всех своих проявлениях. Она серьезно возразила, что жизнь ужасна, что власти совсем не заботятся о людях, из чего я сделала вывод, что жизнь у нас с тетушкой явно разная, хотя власти обо мне тоже не заботятся, но мне плевать.
Я разделась, помыла руки, села за стол. Передо мной сидела пожилая женщина, видно в прошлом красивая, следящая за собой, ухоженная. Но когда она сняла берет, уже за столом, я была неприятно удивлена тем, что у нее на голове были две очень большие шишки. Зинаида Васильевна сразу зарегистрировала мое удивление и пояснила. Это жировики. Я их не убираю, есть опасность серьезных последствий для головы. Она держалась очень прямо, ее можно было даже назвать стройной, ей было очень трудно дать ее 79 лет, единственное, что ее подводило, это ноги, не в меру полные и отекшие. Она была вполне адекватна, начитанна, способная вести светскую беседу, интересующаяся политикой, литературой, большинством из того, что показывают по каналам ОРТ и РТР.
За столом мы разговорились. Я рассказывала про свою очень эксцентричную жизнь, пытаясь вместить ее в рамки тех ценностей, в которых жила моя тетушка. Хотела так же показать, что все предательство со стороны отца, и всей их семьи ни сколько не сказалось на нашем благополучии и успехах. Рассказывала про маму, пытаясь ее максимально выгородить, и представить ее в наиболее выгодном свете, что было не так уж и трудно. Когда резко смещаешь акценты, получается, что ты говоришь правду, но она получается слишком уж сказочной.
Тетушка меня неправильно поняла. Это была лишь попытка показать, что мы и без их семьи обошлись, но она приняла это, как вызов сделать то же самое, после чего мне было уже совсем не понятно, и как это такие кристальные люди смогли бросить на произвол судьбы беременную женщину.
Зинаида Васильевна рассказала мне свою версию того, что когда-то произошло.
- Дело в том, что просто твои родители не смогли уступить друг другу. После свадьбы твоя мама хотела жить во Фрунзе, а твой отец в Оше. Я была у них на свадьбе. В то время я училась в Алма-Ате, мне позвонили родители из Оша, и сказали, что Анатолий женится, что они во Фрунзе поехать не могут, что неудобно, если никто из их семьи на свадьбу не приедет. Вот я и поехала. Я помню твоих дедушку с бабушкой, еще я помню, что на свадьбе был брат твоей мамы с женой. А потом, когда я уже вернулась в Ош, я вдруг увидела, что мой брат живет уже совсем с другой женщиной, Получилось, что свадьба была с одной, а жить стал с другой. Получилось, что они почему-то с твоей мамой не успели расписаться, а со своей второй женой он расписался и жил.
После всего этого рассказа у меня стала вырисовываться определенная картина. Дело в том, что я в отличие от своей тетушки хорошо знаю, где я родилась. А родилась я даже не в Оше, а еще дальше, в глухом Ошском селе. Получается, что уже будучи беременной, моя мама поехала в Ош, к отцу, там обнаружила совсем другую, но «очень законную» жену, и, в отчаянии поехала еще дальше. Поэтому-то я и родилась в таком захолустье. Мне стало жалко маму. Для того, чтобы я родилась в таком романтическом месте, ей пришлось столько пережить.
Потом тетушка рассказывала про отца.