Самодельная преисподняя в неоновом свете

If a man will begin with certainties, he shall
end in doubts; but if he will be content to begin
with doubts, he shall end in certainties.
Francis Bacon, The Advancement of Learning


Происхождение Симметрии. Зима. Самый крупный город, занимающий весь остров прямо в центре Киевской Империи. Происхождение Симметрии не столица. Он слишком проеден до костей. Слишком прогнил. Это скорее клоака Империи, куда сливают все, что можно слить, и куда сливаются те, кого не удалось слить насильно. Зима здесь мерзкая. Теплый снег валит с неба, пробиваясь сквозь десятки милицейских дирижаблей и самолетов, бороздящих небо между громадными столпами небоскребов. Там на верху, жизнь другая. Здесь внизу, она сильно отличается. Я люблю этот город.
Мое имя Мерфи Джэкет. Иногда меня зовут «Босс», чаще «мистер», но можно просто Джэкет. Моя подруга зовет меня «зайкой». В такие моменты, я дико жалею, что не родился мертвым. Я живу в Происхождении Симметрии, в районе Сайт-хиллз. Район считается довольно-таки престижным. Зачастую, исключительно потому, что здесь убивают на десять процентов меньше людей, чем в остальных. Лично мне плевать на все эти изыски. Я просто пытаюсь выжить. Держу охранное агентство «Фактор Икс». Ну, знаете, нас нанимают, чтобы мы охраняли всяких новых звезд и политиков. В наше, не очень спокойное время, это не самое бедное дело. Скажем так, дела у нас идут лучше, чем в закусочной Паркеров, что за углом. Но, по всем правилам, ничто не может продолжаться вечно. И наступил день, когда весь мой мир слегка перевернулся.
Был обычный понедельник. Я всегда ненавидел понедельники. Мерзкий день. Я занимался обычными делами. «Обычные дела» для меня состояли из плотного завтрака, к которому моя женщина даже не притрагивалась. Каждое утро я вталкивал в себя порцию блинчиков с вишневым вареньем, черный кофе, и пять бутербродом с разным мясом. По праздникам еще и пирог с клубникой или яблоками. Все это готовила Мэгги Паркер, милая старушка, что вместе с мужем и держала ту закусочную за углом. Затем, практически вместо ритуального танца, я недолго занимался финансами. Именно в этой отрасли моя женщина и является гением. Я лишь соблюдаю формальность. То есть: плачу над счетами, и молюсь, чтобы в этом месяце мы смогли позволить себе новый тренажер, и долбаные тапочки с вышивкой для Эммы. Ну, или туфли. Затем я, фактически свободен, и просто занимаюсь тем, что ношусь как угорелый по городу, налаживая связи в поисках новых клиентов.
  - Но мистер Джэкет, это же Джим Хэммонд! – снова раздался крик у меня за спиной.
 - Я знаю, Бен. – Я прочистил ухо, так от крика Бена глохли многие. – Но что с того?
Бен, отличный малый. Один из моих работников. Превосходно знает свое дело. За то время, что он у меня работает, у него погиб лишь один клиент. И весь шкафчик у него завешан фотографиям этого Джима Хэммонда. Первый разумный (по заверениям авторов) герой на всем Кубе, который даже может действовать и мыслить сам. Может летать и обладает не дюжей силой. Хорошо было бы заполучить его в свои работники, о чем мне часто напоминает и моя женщина и Бен. Но он, видите ли, занимается супергеройством. Спасет старушек, и переводит всяких болванов через дорогу. Хм. Хотя зачем он мне. На меня один раз работал демон. Как же было его имя? Мердок, кажется. Так потом долго разбирался с Цензурой.
 - Как? Это же герой! Я должен его охранять! – прервал мои размышления Бен.
 - Бен, ты говоришь об Огненном Человеке. Какая охрана? – Никогда не понимал, почему этого парня так зовут. Чем лучше «Джима Хэммонда»?
 - Ну…
 - Потом, Бен.
Ох уж этот Бен.
 - Как тренировки, Брюс? – спросил я, опираясь о косяк, и наблюдая, как мой новый тренер гоняет моих работников.
 - Идут, мистер Джэкет. – толпа тренирующихся откликнулась дружным гомоном, из которого следовало, что они сказали «Все отлично, мистер Джэкет».
Я не стал отвечать, а лишь махнул рукой, и двинул в офис. Брюс раньше служил в особых войсках. Ну, в одних из тех, о которых не то что мало кто слышал, а вообще никто не слышал. Они обычно не существую официально, о них говорят шепотом в бронированных бункерах, и прочее. И еще они дикие головорезы и распутники. Пьют и трахают все что движется. По-крайней мере, мне так рассказывали. Когда Брюс уволился в запас, он много где переработал, пока не пришел ко мне. Брюс оказался милым парнем огромных размеров, в скромных очках в тоненько серебряной оправе и чересчур стеснительным, для своих габаритов. Еще он мог убить человека с помощью скрепки. Именно этим он мне и приглянулся. А еще он разработал особую программу для тренировки новых охранников, и мы тут же приступили к набору рекрутов. Они уже занимаются полтора месяца, а я до сих пор никого из них не знаю. За то они все знают меня. Меня это устраивает.
Мимо меня проскакала, весело звеня набором различных навесных украшений, и отбивая каблучками ритм, моя личная секретарша. Катя Миллер. Милая девчушка. В мини юбке. Черт.
 - Красиво? – раздался голос сзади. Я чуть не подпрыгнул. Это была моя подружка Эмма. Она телепатка. По крайней мере, мне так очень сильно, кажется. При этом ревнивая, и вечно в дурном настроении. – Да, малыш?
Я повернулся и обнял ее за талию, за что был награжден самым тяжелым из всех ее взглядов. Примерно таким взглядом награждали саблезубые тигры первых людей, когда те протягивали фрукты, в надежде покормить красивую киску. Правда, очень схоже с моей ситуацией? Она не то чтобы любит меня. Да и я сомневаюсь в чувствах. Но мы живем вместе, и считаемся парой. Ходим на различные банкеты, где работают мои парни. Это очень грамотно: твой парень охраняет крупную шишку. Ты нанимаешь группу тупых молодчиков, которые за три сотни крон, «нападают» на подопечного моего напарника. Разумеется, нападение отбито, а та самая шишка дико благодарна своему охраннику, и мне. Потом получаешь приглашение в милом конвертике из розовой бумаги, где золотым теснением написано твое имя. В такие места один не ходишь. Нужна пара. И желательно – сногсшибательная. Эмма – именно такая. Длинные ноги, спадающие на плечи золотистые волосы и грудь, размера четвертого. Которую она никогда не скрывает. Весь гардероб подобран именно для этого. Плюс: отличный секс. Может поэтому мы еще вместе? А может потому, что она мой главный бухгалтер?
  - Ты же знаешь, что ты моя девушка. – Весело откликнулся я.
  - Ты куда-то собираешься? – от нее пахнет свежестью. Только из душа, но волосы уже идеально уложены. Можно сказать, если я мозг и язык конторы, она лицо. И грудь, конечно.
  - Да. Хотел сходить в «Пауэр Плант», послушать слухи, найти клиентов. – Вдруг, я почувствовал легкое покалывание за ушами, и медовый привкус на небе рта. Никогда не понимал, откуда оно берется, но это ощущение появлялось, когда рядом была Эмма. – И все. – Поспешил добавить я.
 - Отлично. – Холодно отозвалась она, и, чмокнув меня в щеку, направилась по своим делам. Я облегченно вздохнул, и, прихватив плащ, выскочил на крыльцо.
На улице было прохладно, и шел снег. Снег падал на теплый асфальт, где, словно сумасшедшие, носились машины. Солнце снова уходило за горизонт, было темно, но это никогда не сказывалось на жизни в городе. Хотя некоторые личности специально забирались на крыши небоскребов, чтобы подольше провожать солнце. Конечно, они его долго не увидят. Романтика. Я как-то ужинал с Эммой в одном ресторане на последнем этаже небоскреба, как раз в такой момент. Неверное, это был самый яркий эмоциональный момент в наших отношениях.
В этом городе зима наступала быстро. В один день ты смотришь, как на улице в черным-черно, лишь в проблесками серого, а на следующее утро все вокруг бело. Все засыпано белым, слепящим снегом. Дети радуются. Правда, все это продолжается недолго. Бешеный ритм города очень быстро превращает девственный белый снег, в безобразное серое месиво, которое постоянно приходится счищать с новых ботинок.
С минуту я стою под снегом, и молча смотрю на сигарету в своей руке. Эмма не любит, когда я курю. Она много чего не любит. Брюс говорит, что она контролирует мои действия и мысли. Но что Брюс понимает в отношениях? Сигарета «Баллада Ангела». Отличный табак. Превосходный вкус. Вот уже месяц я «некурильщик». Бен считает, что я несколько поправился. И у меня расшатались нервы. Сигарета словно зовет к себе. Я убираю сигарету в пачку и молча смотрю на красную этикетку на ней. Наконец я сжимаю ее. Упаковка жалобно скрипит в руке и падает в сугроб. Пока стоял сам почти превратился в сугроб.
Отряхнувшись, медленным шагом направился по улице. Под ногами издавал противные звуки свежий снег. Свежим он назывался лишь потому, что только что свалился. Чисто по привычке я кинул две кроны в кепку слепому, что вечно сидел рядом с нашим зданием. Эмма один раз чуть его не убила, но я уговорил ее не злиться, что означало, что она не контролирует мои мысли. Ну не всегда. Слепого звали Слим, и он никогда ни с кем не разговаривал, лишь повторял «Ороро», и все. Эмма сказала, что он многое пережил, но не уточняла. До сих пор не знаю, что значит это «Ороро»
Пока холодный ветер со снегом оперативно забирались под свитер, подаренный Эммой и пальто, в которое я усиленно закутывался, мимо пронесся Питер, сынишка Паркеров, что работал у них на подхвате. Крикнул «здрасьтемистерджэкет», он исчез за углом. Дети. Спустя пару минут я уже стоял перед входом в мой любимый бар. Да, я соврал Эмме. Когда имеешь в подружках вполне возможную телепатку, рано или поздно этому учишься. На самом деле я пришел посмотреть на ирландскую певичку. Она всегда пела здесь. И заставляла стучать мое сердце быстрее. Да, я научился обманывать Эмму. По крайней мере, мне так кажется.
Шоу было в самом разгаре. Десяток пьяных, забывших семейные радости мужиков, во всю глазели на сцену. Таня Роурк (А именно так звали певичку) во всю выхаживала по сцене, распивая веселые мотивчики. Я взял себе стакан виски, и, присев в темном углу, стал наслаждаться Таней. Эмма не любит, когда я пью. Она вообще мало любит из того, что я делаю. Хм. Ее звонкий, почти медовый на вкус голос, прорывается сквозь глухую возню в баре. Воздух густой и тяжелый от сигаретного дыма, алкогольных испарений и бог весть чего еще. Я подавляю в себе желание попросить у сидящего рядом мужчины в строгом костюме сигарету.
Мужчина, как я заметил, в действительно дорогом костюме. Наверняка из богачей, что скрываются от жен, в подобных местах, встречаясь с любовницами. Невольно поежился. Мужчина спокойно выкуривал одну сигарету за другой. Другой рукой он крепко сжимал бутылку черного ирландского пива. Когда очередной окурок потух, меня передернуло. Через пару минут, как раз когда Таня закончила одну песню, и купалась в аплодисментах, к нему подсел другой мужчина. Второй скрывался под шляпой, и в темных очках. Ворот пальто был приподнят. Прямо как герой какого-нибудь дешевого шпионского романа. Таня начала очередную песню, и я, краем уха прислушался их разговору. Таня редко меняла свой репертуар, поэтому эту песню я слышал, уже черт знает какой раз. Но мало кто приходил, чтобы слушать. Большинство смотрело.
 - Значит без проблем? – донесся до меня глухой, но в тоже время нежный, и как-то смутно знакомый голос, принадлежавший человеку в пальто.
 - Нету. – Отозвался куривший.
Номер пролетел не заметно. От прослушивания диалога меня оторвал оглушительный взрыв аплодисментов. По-крайней мере, «аплодисментами» здесь называли нестройное улюлюканье, свист и отрыгивание. Таня раскидала воздушные поцелуи пьяным фанатам, улыбнулась, и убежала в гримерку. Все углубились в свои напитки или в телевизор, в котором рассуждали о политике императора в отношении других островов и Граней, и почему-то о брюссельской капусте. Всегда знал, что брюссельская капуста есть зло. И свобода слова. Свобода слова очень мерзкая штука. Тебе дают говорить все, что ты хочешь, но скажи что-то неправильно и почувствуешь холодный металл на своем затылке. А потом не почувствуешь горячий металл у себя в голове. Я повернулся, и увидел, что человек в пальто уже ушел, а курящий добил очередную сигарету, и теперь двумя глотками прикончил и пиво. Затем поднялся со своего стула и потянулся. Мне даже спать захотелось. Проходя мимо, он сказал «песни были приятней». Непонятно, правда, кому он это сказал.
Я тихо прошмыгнул в гримерную к Тане. Она еще не успела скинуть свое полупрозрачное, коротенькое, и обтягивающее где нужно сценическое платье. В вазе около зеркала стоял букет цветов. Я улыбнулся. Казалось, мое сердце взорвется сейчас, в предвкушении. Она увидела меня в зеркале и резко повернулась.
 - О, Мерфи. – Только тихо прошептала она, и бросилась мне на шею.
 - Таня. – Только и ответил я, жадно впиваясь губами в ее шею.
Мы поднялись по черной лестнице наверх, где на третьем этаже была комната Тани. На маленькой кровати, покрытой белыми шелковыми простынями, мы занялись сексом. Она сводит меня с ума. Ее аромат, эта смесь дорогих духов с оттенком розы и сигаретного дыма вызывает жгучее чувство в моих легких, которое я не могу подавить. Вначале казалось, что это лишь малое увлечение. Интрижка на один раз. Мы познакомились, когда я впервые пришел в этот клуб. Она как раз выступала. Я послала ей букет цветов. Она присела за мой столик. Дальше я потерял управление. Во мне что-то сломалось. Я не мог без нее. Постоянно думал о ней (что при наличии подружки, которая, похоже, умеет читать мысли: опасная смесь). Каждый раз, с замиранием сердца я смотрел на нее, и пытался сдержать себя, чтобы не выдать наши отношения. Это очень сложно. Ее волосы хлестнули меня по лицу.
Ее аромат, словно молотом бил меня прямо в мозг, я старался не думать. Она что-то говорила, но я не слышал, а лишь медленно тонул в ней. Это было похоже на купание в кипящей лаве, если бы я, конечно, когда-нибудь согласился заниматься подобным. И если согласился бы, то почувствовал наверняка, то же самое. Все тело словно в огне. Спустя час, я проснулся, когда она спала рядом. Я тихо оделся, и, поцеловав ее в лоб, вышел через черный ход. Мы всегда так делаем. Это убирает из нашей жизни все эти нелепости со слезами и прощанием на день. Она не может без меня. На выходе меня встретил Люк, местный вышибала. У меня с ним были хорошие отношения, поэтому я имел четное количество рук и ног. Мы лишь молча кивнули друг другу, и я вышел в морозную ночь. По небу, разгоняя холод, и оставляя след теплого воздуха, пронесся Хэммонд. Показушник.
Где-то вдалеке завывали сирены, копы опять за кем-то гонялись, или просто ехали прикупить пончиков. Я направился домой. Воздух играл свежестью. Ночью холод усилился, и теперь вместо привычной влажности, в лицо мне впивался колючий холод. Я посильнее укутался в пальто и прибавил шагу. Слим куда-то пропал. На его месте был лишь толстый слой снега, и ничего больше. За год, я ни разу не видел, чтобы Слим куда-то уходил. Но, как и полагается человеческому мозгу, именно это стерлось из моего восприятия. Я лишь ухмыльнулся, что, мол, Слим нашел себе приют на чьей-то теплой груди третьего размера, и вошел в здание. И тут реальность вдарила по мне с полной силой. К моему счастью лишь в фигуральном смысле.
Я нашел Эмму в офисе. Она была мертва. Кто-то отрезал ей голову. Меня вырвало. Около минуты я, как одурманенный обнимал обезглавленное тело, шепча о любви и верности, словно я мог вернуть ее белокурую голову на место. Потом я нашел Брюса, у которого в груди была рана, мало совместимая с жизнью. Словно кто-то взял добрых размеров палено и проткнул его. Края раны были обуглены, Пахло жареной индейкой. Кажется, я отрубился. Когда пришел в себя, нашел Миллер. Она еще была жива. В некотором роде. Голова была на месте. Какой-то садист отрезал ей ноги и руки, оставив лишь стенающую голову. Она успела лишь крикнуть «насилуют», и испустила дух. Меня снова вырвало. Я сидел в луже крови, посреди трупов, и мой мозг лихорадочно искал выход. Выхода не было. Это было похоже на дурной сон. Где-то внутри, маленькая частичка меня твердила, что еще чуть-чуть, и я проснусь на кровати рядом с Таней, и все будет хорошо. Мне верилось в это не очень сильно. Когда ты лежишь по локоть в телам, рвоте и чьих-то мозгах, ты веришь в хороший конец примерно так же как и мухи однодневки в вечность. Вдали снова завыли сирены. На этот раз они приближались. Тело, явно решив, что мозг куда-то ушел, взяло управление в свои руки, и я выпрыгнул из окна. Очнулся в странном помещении, до верху, наполненном ящиками.
Не знаю, как долго я был в отключке, но, наткнувшись на газету, я выяснил несколько интересных деталей. Например, что наступила среда, а главный редактор «Симметричный Горн» Эдвард Брок, уже накропал статью, в которой убийцу и насильника Мерфи Джэкета призывали линчевать или повесить, на выбор общественности. Меня снова вырвало. Прилагались фотографии с места преступления, все сплошь закрытые тканью тела. Потом какой-то усатый милиционер аккуратно показывал фотографу очень острый и очень большой нож. Третьей была моя фотография, на которой я о чем-то ругался с Эммой. Фото было дрянного качества, и явно снято с нашего заднего двора, так как в кадр попало наше сливовое дерево, чьи ветки вечно лезли в нашу спальню. Теперь я отчаянно пытался вспомнить, о чем мы тогда спорили. Вполне возможно о меню на ужин, или в какой ресторан пойти. Но теперь все карты играли против меня. Единственным пятном света, в этом мраке, для меня оставалась Таня. Моя Таня. Она любит меня, и поймет. Она спасет меня. Она расскажет, что я был с ней. И все. Наступила ночь, и я пробрался в бар.
Люк был занят тем, что болтал с какой-то девчонкой, от которой тянуло дешевыми сигаретами и какой-то дрянью. Я проскользнул в бар, и молча сидел в самом темном углу. Таня пела. Ее голос не дрожал, она не дергалась и не нервничала. Она всегда была отличной актрисой, и теперь отлично скрывает волнение по поводу моей судьбы. Меня никто не замечал, и когда Таня снова ушла в гримерку, я привычным маршрутом пробрался к ней. Не знаю зачем, но я рукой закрыл ей рот, и взмолился, чтобы она молчала. Я верил ей, но что-то подсказывало, что она не верит мне. Я рассказал ей, что не делал этого. Она сказала, что не верит. И позвала Люка. Я успел сбежать, до его прихода.
Долго я думал, кто мог меня так подставить. Я сидел на старом заброшенной складе, среди полной череды подобным. Когда темнело, я крался среди огромных коробок складов, и вламывался в продовольственные помещения. Уже, наверное, неделю я ел лишь сухари и пил нечто странно мерзкое. Иногда, особенно лунными ночами, из далеких, слишком темных складов раздавали голоса. Часто эти разговоры перемежались стонами или криками, а заканчивались редким, вероятно очень метким выстрелом. Мне нужен был душ, сигареты, женщина. Нормальная еда. Мне нужна была моя жизнь обратно. Я хочу свой неоновый Ад! Я начал разрабатывать планы.
Конкурентов у меня не было. В нашем бизнесе не так много контор моего полета и уровня. А те, что есть, обычно держатся за своих постоянных клиентов. Мое дело не было слишком прибыльным, чтобы привлечь внимание слишком крупной конторы, вроде «Синглари». Они бы не стали тратиться на такую мелочь, причем с таким размахом. Просто пригрозили бы, или просто взорвали. Врагов, столь сильных, тоже. Ну да, может родственник, чьего отца или брата мы не смогли уберечь. Но я всегда проверял такие вещи лично. Посыла подарки и лично извинялся. Этот вариант тоже не годился. Я ничего не понимал. Затем меня осенило. Натан Эрнест, по кличке «Акз». “Муж” Тани, босс не самой крупной бандитской группировки, и владелец бара. Но Таня много раз утверждала, что он ничего не знает. Хотя я тоже думал, что Эмма ничего не знает. Значит, мне врали. А может Таня сама ничего не знает. Она, наивно полагала, что столь сильный, в определенных кругах человек как Эрнест будет молча смотреть, как за его подружкой ухлестывает проходимец вроде меня. Мелкая сошка, владелец охранного агентства.
Об Эрнесте я знал лишь из газеты. В «Симметричном Горне» его называли «Акз». Никогда не понимал из-за чего. Натан Эрнест, если верить газетам, была выходцем из трущоб, который поднялся на вершину районной преступной иерархии благодаря своей страсти к бессмысленному насилию и большим блестящим ножам. Он владел тремя барами, четырьмя закусочными и парой игорных клубов. Везде торговали наркотиками и оружием. Были регулярные упоминания о связи с монстрами преступного мира вроде Крокодила, Джона Догмы и Фрэнка Кастельоне. Милиция тоже была на довольствии. Но, как всяких добропорядочный гражданин, я практически не верил газетам. Но то, что он проживал на двадцать первом этаже башни «Хорн» оказалось правдой. Перед выходом я навестил очередной склад. Под покровом зимней ночи, я вышел на улицу. В небе опять летал Хэммонд. Черт. Странно, но для меня это не составило труда, и вскоре оказался перед дверью его кабинета. Охраны не было.
 - Входите, мистер Джэкет. – Раздался голос из-за двери, и казалось, будто в крышку моего гроба забили последний гвоздь. Я вошел.
Эрнест сидел за большим, дубовым столом, и курил сигару. Охраны не было. Он улыбался и смотрел прямо мне в глаза. Как оказалось, могущественный Натан «Акз» Эрнест был человеком роста, примерно, метр-шестьдесят с круглым животиком и седыми волосами, аккуратно зачесанными назад, в попытке скрыть лысину. Его маленькие черные глазки бегали по мне, в поисках то ли вопросов, то ли ответов.
 - Это ты все подстроил, да? – спросил я. Рука в кармане нервно теребила небольшую стеклянную баночку
 - Вы не любите вилять, да, мистер Джэкет? – Эрнест ухмыльнулся, и, поднявшись со стула, обошел стол, и, облокотившись об него, выдул мне в лицо струю дыма. – Нет.
 - Я знаю, что это ты. Из-за ревности к Тане. Она любила меня, и ты решил так со мной расправиться.
 - Таня изменяла? – лицо Эрнеста исказилось в насмешке. Он плевал мне в лицо. – Интересно.
 - Ублюдок! – Только и сказал я. Затем кинул ему в лицо баночку.
В баночке была концентрированная кислота. Со звонким и нелепым «дзинь» баночка разбилась о круглое, покрасневшее лицо. Капельки с яростным шипением начали въедаться в плоть. Он кричал. Он упал и начал кататься по полу, хватаясь за лицо, и от этого крича еще громче, когда осколки и кислота врезались в руки. Я отчаянно рылся в его столе, чтобы найти хоть какой-нибудь нож, чтобы прикончить маленького изуродованного человечка на полу. Мне не было его видно, когда я нашел красивый и блестящий декоративный нож для резки бумаг. Со стороны Эрнеста доносилось лишь нечленораздельное бульканье. Потом появилась милиция, а может и личная охрана. Больше я ничего помню.
Кажется, был суд. Меня обвинили в убийстве, изнасиловании, и еще черте знает в чем. Я знал что, все это неправда. Потом согласно приговору, меня приговорили к казни на электрическом стуле. Я понимал, что это правда. Потом я сидел в камере. Меня накормили обычным обедом со стейком и красным вином. Затем был стул, и зрители. Я знал, что это происходит. Среди зрителей, я увидел Эмму, он стояла рядом с Таней. По щеке Эммы катилась слеза. Таня странно улыбалась. За спиной читали молитву, потом кто-то сказал:
 - Врубайте.

ЭПИЛОГ

 - Интересный случай.
 - Разумеется, доктор.
Человек в белом халате и с табличкой «Доктор Аарон Корнелиус» еще раз внимательно посмотрел в маленькое, зарешеченное окошко. Среди белых стен, обитый мягкой тканью, сидел в белой рубашке маленький человечек и что-то повторял. Доктор Корнелиус повернулся к своему коллеге, который, в отличие от него, был одет в серый костюм. С пятнистым галстуком. Коллега поправил очки и посмотрел не небольшую дощечку с зажимом, на которой покоилось дело. «Джон Доу» гласило оглавление.
 - Что он постоянно повторяет?
 - «Что значит Ороро», мой друг. – Проговорил доктор Корнелиус.