Психоделия

ПСИХОДЕЛИЯ

Мне снилось: мёртвенно-бессильный
Почти жилец земли могильной
Я глухо близился к концу.
И лучший друг пришёл к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.
В. Брюсов




Глава 1.Звено.
Сей вечер достал. Ожидания не было, был сон, полная луна, я поел таблеток и уснул.
Далее. Мой сон № 1. «Саша».
Шли мы долго ли, коротко ли, но шли, и, передвигая ленивые извилины, я впитывал его путь, информационный ком стоял в горле, приближаясь к голове. Он лишил все настоящее тверди, мысли путались, его уже не было рядом со мной, но он обещал вернуться. После я был с вами.
Символика:
Давеча голос окаянный
Кричал неведомо кому,
Но слышать, что глаголит пьяный
Всем нам наверно ни к чему.
Причём пикантные сюжеты
Опосля пропитых мозгов
Признались сами – те сонеты
Были делами их дедов.
Главное:
Холодное солнечное утро за окном било в глаза пустотой. Февраль длился целую вечность – семнадцатый день, сил уже не было. Этой ночью один из них видел удивительный сон, это считалось везением. Таких снов они не видели давно. Все ещё спали и только он проснувшись встал, никто не запомнил в чём он был одет, в последующей не возможности об этом не упомянуто. Но он ещё был, иное не важно. Баня. Он ни о чём не думал – думать обо всём сразу невозможно, он позвал всех в баню, она была неотъемлемым субъектом в исходной реальности. «Пойдёмте в баню, нужно в баню», «Саша, ну какая баня, рань такая, что ты…».
…Остальные поднялись только к обеду. Было прохладно, Настя подошла к окну, тела уже не было, Его увезли. На белом снегу только свежая кровь. Двадцать семь лет оборвались, хрупкий хрусталь стиха разбился о лёд бытия. Равновесие посвящённых нарушилось. Over.
Сон близился к концу, его тонкая нить оборвалась, меня сильно ударило о землю. Всё стало меняться во мне, я перестал ощущать себя прежним, перерождались мои взгляды, разбили колокол моего сердца. Я проснулся.
Глава 2. Полон дом кошачьей суеты.
На утро сильно болела голова, я не стал обращаться к первоисточнику, я жил сегодняшним днём. По углам – черти, везде одна сырость, я ушёл на работу.
Ничто так не угнетает как дискомфорт, вроде чего-то и ждёшь, а всё не то. Как будто и улыбнёшься и всё через оскал.
Пришёл домой, выпил таблеток, явились коты.
Мой друг, печатью зрелых снов
На прошлом ставлю жирный крест,
Держу погост иных основ
И временем гнушаюсь мест.
Дом был пуст, теперь коты на кухне пьют соседский самогон, разбавленный аптечным настоем валерианы. Мой, Леопольд, Базилио и Вася (то Вася, то не Вася). Я присоединился, не боясь утра.
Леопольд: Вот скажи, Мой, что за хозяин у тебя, чмо, а не хозяин, сам вертится, прыгает, зачем, помнит ли он своё предназначение, мне кажется, что он начал его забывать.
Мой: Сегодня он отправляется. Я помню, что ему пора. Но пойми, слишком давить тоже нельзя, я здесь не прописан. Наливай!
Они выпили и перевели разговор в русло религиозной тематики, на меня уже давно положили с прибором. Я сидел в углу с наполненным гадостью стаканом и думал – такие дела, положили с прибором. В глубине души мне грезилось, что и взаправду пора, но разве я хозяин, нет, следовательно, нужно ждать. Внезапно мне захотелось спать, всё труднее стало отделять реальность от сна, приходило осознание нового предназначения, Он перед воплощением открыл своё имя, узнав его я кое-что осознал – возможно завтрашнее будущее ещё не раз повторится. Обломов. Сон №2.
Вчера мы пили, а сегодня жрём,
Вчера мы были всё ещё людьми,
И мы уже нашли то, чем живём,
Чтоб поделиться с нашими детьми.
Пусть кладовая давешних сомнений
Разграблена сегодня до зари,
Мы окунулись в лоно настроений,
Поди, попробуй нас теперь найди.
И если видишь тень за зеркалами,
Поставь там крест, мы больше не придём,
Закончим мы двумя-тремя словами
И может быть ещё вчерашним днём.
Глава 3.Это был Майк.
Очень важно узреть тот момент, когда человек умирает не телом, а душой, увидеть, как в нём угасает великий дух искры Божьей. Тогда ещё можно что-то сделать, что-то предпринять. Это тяжело видеть, нужны силы воли, чтоб не сделать хуже, но ещё тяжелее осознавать по исходу, что ты этот момент просмотрел. Я думаю, что Майк умер гораздо раньше того момента, когда его не стало физически. Талант безусловно был, он точно угадал своё место, своё назначение, но незримые тонны бытия, сославшись на время, ломают всё и прежде всего самое необходимое. Хотя табу.
В этом сне было слишком много морали, не просыпаясь я жрал будущее большой столовой ложкой, знал что когда-то тарелка опустеет и на её дне я увижу надпись «NO FUTURE», но настоящее мне казалось просто невыносимым, аппетит преобладал над разумом.
Глава 4. Крестик.
Сон №3.
Витя шёл вдоль пустынного берега, стопы босых ног вязли в сыром песке. Утро было туманным, стояла мёртвая тишина, лишь иногда слабый ветер приносил жалобные крики чаек. Виктор их не замечал, тежёлое бремя на шее гнуло некогда гибкий стан некогда стройного силуэта к земле, глаза давно потеряли былой блеск, губы еле слышно шептали несвязные слова: иди …. где… крестик… всё…Внезапно из туманной синевы показалась фигура, идущий двигался лёгкой весёлой походкой. Он был одет в новый костюм цвета сливочного мороженого, поверх ворота ярко синей рубахи красовалась чёрная бабочка, светлые волосы были аккуратно причёсаны. Его тоже звали Виктор.
- Принёс?
- Как видишь.
- Вижу, но не верю, что в этом амулете так много силы.
- Это не амулет, но силы в нём больше, чем ты думаешь. Это крест, он золотой, он сделает тебя счастливым, но исход будет печален, я сам познал это, но уже поздно.
- Давай.
Виктор наклонил голову и бережно снял крестик с себя и передал счастливому глупцу. Лето близилось к концу, и Познавшему настала пора уйти. Естественно пророчество сбылось через шесть недолгих лет.
Зарница.
Оков стальных не снять во веки,
Темнее тёмного темница,
Нет больше сил, сомкнулись веки,
Не для меня теперь зарница.
И только дух мой, ныне грешный,
Присядет у ручья напиться,
Вода ласкает твердь неспешно,
Не для меня теперь зарница.
Смиренным агнцем на закланье
Я буду пред Отцом креститься,
Глазам не видеть очертаний,
Не для меня, увы, зарница.

Стоит иногда задумываться о знаках, дающихся свыше, бывает, что одно лишнее движение вычёркивает человека из лона мирских сует. Символы следуют за нами неотступно и нужно обернуть их такой стороной, чтобы леденящая рука судьбы не указала на тебя перстом, пока не придёт черёд. Сон близился к концу, на этот раз он был долог и интересен. Но бессмертный Обломов никогда не дремал, и дважды трагичный исход вернул меня в родную квартиру, к родным котам, бухающим самогон. Они весело распевали песни:
В твоих безводных степях,
Где пыль и жалобный рёв,
Где сила в твёрдых камнях
Бушует древняя кровь.
Ты помнишь, это исток,
Твоя душа есть любовь,
Но наше время – песок,
В котором древняя кровь.
Все люди- братья, поверь,
Избавь себя от оков,
Войди в открытую дверь,
Верь, это древняя кровь.
Базилио и Леопольд заголосили куплеты массовой культуры более широких слоёв общества:
Какие лица по весне,
Все прям таки цветут,
Плывут теченьем в своём сне
И за собой влекут.
Идём вперёд, иная жизнь
Нам обещает рай,
Но, блин, самоубийца ты,
Проклятый самурай.
Наливай!

Мне было скучно,у них была своя жизнь. Я не вписывался в их быт. Иногда мне казалось, что меня переполняет целая плеяда разных личностей и под час они начинают вырываться наружу. Теряет смысл любая логика, всё плывёт. Но я не перестаю верить, что когда-нибудю я обрету себя.
Глава 5. Крест
Мы все рабы бытия. Руки каждого связаны прочной нитью дней, порвать которую почти невозможно. Мы идём, опираясь друг о друга, улыбаясь, сдавая вахту каждый вечер Абсолютному Вахтёру, чтобы утром вновь взвалить тяжёлый крест на свои хрупкие плечи. Мы прячемся по домам, погружаясь в искусство четырёх стен, кормим котов - собак. Лишь иногда удаётся приоткрыть завесу и увидеть неизведанное.
Там был сад, на небольшом возвышении стоял (лежал) камень, рядом, в вечернем сумраке отдыхали ученики, сон шептал им свои сладкие куплеты, погружая умы их в сон. Не спал лишь один, он говорил с учителем. В его голосе слышалась почти детская обида, обида на пространство, которое почему-то его возненавидело, Иуде теперь было страшно.
- Пока ещё нас двое, но я чувствую как равновесие нарушается и к утру один из нас вырвется вверх, а другого всей тяжестью неба впечатает в твердь земную, серебренники уже у меня.
- Исход грядёт, завтра всё свершится, завтра я навсегда растворюсь в пока ещё мирских сердцах людей, мне начертано вечно присутсвовать в вашей обители.
- Но как же я?
- Ты уже часть истории, всё предрешено. Чувствуешь, как течёт время по камням, идёт урок, урок длинною в жизнь, завтра должен прозвенеть звонок. Если предрекали меня, то твоё появление тоже неизбежно. Смотри, их сны навеяны отнюдь не усталостью, так должно было быть. 12 марта 1802 года от моего рождения убьют великого человека в ещё несозданном государстве и это уже известно, не предсказано, просто высчитана людская логика, кому-то всё давно понятно. А теперь тебе пора, крест уже почти готов, я слышу как забивают последний гвоздь.
В голосе учителя чувствовалась необычайная доброта, понимание ко всему, пророчество должно было сбыться и пустые слова людей навсегда растворялись в лишённом памяти воздухе.
…сон неожиданно прервался, перед глазами поплыли лица людей, до ушей доносились томные гудки электровозов, я интуитивно понял – вокзал. Видимо пора. И я бы согласился со своим местом в куске времени с названием Сегодня, но ворчанье стоящего рядом старика ломало весь кайф. Всегда что-то ломало кайф.
Уважаемый потомок,
Мне ж не видно ни хрена,
Понаставил тут котомок,
Что за жизнь, что за страна.
Детище умелых лапищ,
Скопище убогих дней,
Не накопишь, всё потратишь,
Будет телу веселей.
Не в иных искать свободы,
Не иным кричать – ура,
Нет в других такой породы,
Синь, дубовая кора.
Ты, потомок, помни строго,
Твои корни – это мы,
А приволья в нас премного
От сумы и до тюрьмы.
Ты котомочки поставил,
Оквадратил старика,
Со своим умом без правил
Ты получишь щас пинка,
Прочь уматывай отсюда,
Мне сегодня ты не мил,
Безобразная паскуда,
Я и так вчера простыл.
Вашу смутную свободу,
Мы ногтём да по стене,
Поколение уродов –
Души мазаны в говне.
( говно - было его любимое слово).
Глава 6. Распятие.
Меня стало как бы два. С одной стороны я понимал, что сам только что сел в поезд и уехал неведомо куда, я даже слышал стук колёс. И в тоже время я отчётливо видел себя сидящим в углу слабо освещённой комнаты, за окном кружил снег, уже почти стемнело. В кухне пили коты, я пошёл к ним, скучно существовать неполноценным уродом в одиночестве.
На стене, возле посудомойки эти уроды зачем-то нарисовали огромный крест, глядя на него, мне становилось не по себе.
Коты имели в душах философский расклад, было видно по мордам.
- Слушай, хозяин, мы тут о высоком рассуждали – о литературе. -
При слове хозяин мне стало как-то неловко, всё-таки такой неполноценный и, вдруг, хозяин КОТОВ.- И вот, значит, поняли мы, ты сам и есть некий литературный персонаж, истинный Гоголь, и истинный Брут, Хома. Леопольд, ты только посмотри, ну пить дать – Брут (они выпили).
Мне стало лестно, надо же – Хома Брут.
- Так вот, Брут, встань-ка к стене, к кресту, на место. – У меня внутри похолодело. – Давай-давай, совесть наша чиста, ты уехал, не обидишся.
Я покорно встал рядом с раковиной.
-Ты пойми нас, Хома, скучно нам, разрядка нужна, а тут ты и не ты одновременно, - голос его был сладок и благозвучен, - Так что ты нас прости, - он обернулся к собутыльникам, - Ну что, приступаем?
- Приступаем! – Им становилось всё веселее. Я почувствовал запах железа, тело моё сжалось в ожидании мук.
Мой тихим голосом начал:
- Послушай, Хома, от чего ты так наивен, ты даже не наивен, ты безволен, глупая жертва хитрых обстоятельств. Оно и понятно – холодно, ночлег. Но – окарался один раз, зачем не подумать и не уйти, зачем идти дальше, ты помнишь к чему всё это привело. Ты зря надеялся на благой исход событий, и в храме ныне нет покоя тёмным силам, добавлю, ты глуп, равнодушен, ты не оценил дара Божьего - жизнь. Ты мёртв, человек! Я доказал, что ты был наивен, Хома. Ты сам доказал себе это, ты умер, Хома и возврата к тебе нет.
- Доказал.
Ржавый гвоздь резким движением вошёл в горячую плоть, тупая боль вошла в моё бренное и безвластное тело.
- Мёртвые не плачут, - продолжил Базилио, закурив, - Так что не плачь о себе, тебе не о ком плакать. Ты был труслив и глуп, наступив не единожды на одни и те же грабли, зачем. И подумай, чего стоит твоя смелость в храме тёмной ночью, по сравнению с самопредательством. Эта жертва никому не нужна. Зачем ты жил, дурак?
Второй гвоздь соединил тело с холодным камнем кафеля. Душа горела в огне. Но страха не было, я начинал жить какой-то иной беззаботной жизнью, там мне было тепло и уютно, над головою всходило утреннее солнце.
- Не спи, Хома. – Я услышал голос Леопольда. – Самое главное, зачем было жить столько лет и служить Господу, чтобы потом вот так просто присягнуть бесам, ты нередко говорил нам, о множестве образов, которые вдруг начинают переполнять тебя время от времени. Так вот духовное многообразие рождает великодушие, а оно даёт человеку возможность не только духовно самосовершенствоваться, но делать добро другим. Где оно, твоё добро? Ты жил зря, ты никому теперь не нужен, прощай, Хома. Твой образ мёртв.
Холодное копьё мягко вошло в моё тело между рёбер. Боли я уже не чувствовал. Пришло забытьё. Меня больше не было.
Глава 7. «Взаправду в новые свободы я окунулся с головой».
Внизу слышался ровный стук колёс, поезд мчался по бескрайним просторам бытия. В купе было прохладно, напротив меня сидел Обломов, лицо его казалось мне серьёзным, хотя я знал, что серьёзных вещей больше не существует. Он заговорил первым.
- Иногда так случается – всё надоедает, всё становится противным, жить не хочется. Человек не всегда способен сам решить все противоречия. Цивилизация придумала множество средств, помогающих человеку забыть о них, но почему-то люди никогда не задумываются о последствиях. Подчас они трагичны. Перед каждым из нас стоит кувшин, в определённые моменты жизни мы засовываем в него руку и достаём оттуда фант, читаем строки, читаем и переполняемся эмоциями, жизнь продолжается, всё хорошо. Потом всё повторяется и однажды наступает момент, когда ты достаёшь фант и, прочитав надпись понимаешь, что уже читал её.
Ты перемешиваешь фанты в сосуде, но исход тот же.
В этот момент Обломов достал из под стола сосуд и протянул его мне: «Бери, теперь это твоё, береги его». Я засунул руку в кувшин и достал фант, написанное в нём я ещё никогда не читал, всего лишь два слова и глаза мои вновь наполнились смыслом.Там было написано “Просто живи”.
Прохладный ветерок из открытого окна играл моими волосами,
глаза смотрели вдаль, губы шептали чудные слова. Я просто жил.