Жизнь на окраине Прод. 6

     Два дома в одном дворе, словно два полюса. В первом, хозяйском, размещалась Сина и две её дочери с мужьями и детьми. Сын погиб во время Второй Мировой войны. Со временем в их доме появилось газовое отопление. Была подведена вода и сделан слив. Второй дом - точно муравейник! Помещения, пригодные для жилья или вовсе не приспособленные, сдавались чужим людям. И все жильцы со своими сложными характерами, жизненными позициями, бедами, радостями. Последних, впрочем, бывало гораздо меньше в тяжёлые послевоенные годы.
     В этом же доме, в глубоком тёмном сыром подвале, проживала невестка Сины, жена погибшего сына. Почему-то не нашлось ей места рядом со свекровью. Рассказывали, что в военные годы потеряла она не только мужа, но и маленького сына. В зимнюю стужу в лесу на телегу и ехавших на ней в эвакуацию людей напали волки. Возможно, обессиленные долгой и трудной дорогой не смогли отбиться, или, усталые, заснули. И ребёнок пропал. Когда я ещё малым ребёнком смотрела на эту женщину, то живо представляла себе и лес, и уснувших людей, и волков. Мне становилось страшно, и я закрывала глаза, стараясь поскорее прогнать жуткое видение…
     Каждую субботу в весенне-летние дни она выносила во двор раскладную кровать, пахнущую сыростью. Ставила её в самом неподходящем месте: на пути вечно снующих туда-сюда соседей. Но  её это не волновало. Мне тогда казалось, что она специально ни на кого не обращала внимания, не желала замечать. Раздевалась, по меркам нашего двора, до неприличия, и отогревалась на солнышке. И всегда я, крутившаяся поблизости на своих не очень стойких ногах, слышала от неё: «Вера, сколько раз тебе необходимо повторить одно и то же, чтобы ты запомнила, что морщиться вредно? Скоро у тебя лоб, да и всё лицо покроются морщинками!»
     Несчастная женщина, она нежила и холила своё тело, боясь, наверное, старости и одиночества. В нашем дворе её считали немножко с «приветом», и слегка над ней подсмеивались. Через какое-то время она получила на работе однокомнатную квартиру в другом районе города и выехала. След её затерялся.
    А в том подвале кто только ни проживал после неё: студенты, лимитчики, обездоленные люди, не имеющие необходимой при советской власти прописки. И при мне никогда он не пустовал…

     Я помню горбунью, страшную и злую. Звали её Улитой. Она жила тоже в подвале, но в другом конце двора. Не могу представить себе, сколько же ей было лет. Мне, ребёнку, конечно же, она казалась старухой. Женщина эта, если её можно причислить к женскому полу, каждый свой день начинала с проклятий. Ей ненавистен был весь род человеческий. Это от неё я впервые узнала о грядущем конце света.
Я была её единственным слушателем. Думаю, что для старухи этой неважно было, кто рядом с ней находился. А может, присутствие ребёнка давало возможность выговориться, потому что
соседи обходили её стороной, боясь каким-либо неосторожно сказанным словом случайно вызвать её гнев.
     Вряд ли бы я запомнила  только лишь из-за её брани. Помню я её из-за другого: умения в жаркие засушливые летние дни вызывать дождь.
Пританцовывая рядом с сараями и бубня что-то похожее на молитвы, она из моей детской лейки или из обычной кружки малым количеством воды поливала сухую землю. Спустя короткое время небо затягивалось тучами. И шёл дождь! Вот такие были чудеса. Были, да остались в далёком моём детстве…









* Два дома в одном дворе.

10.03.08


http://www.proza.ru/2008/03/10/347