Глава первая

       Начну я свое повествование.... Ой, забыл представиться - это я. Здравствуйте! Начну я свое повествование с того, что я не видел, не помню, но знаю. Мне на ум пришла одна песня - знаменитая-знаменитая: " Все, что было не со мной - помню!" Ой, как шагнула вперед нынче наша поэзия! Я тоже балуюсь стишками, давно, лет семьдесят, ну, может не совсем, но вот-вот будет, если доживу. Открыл как-то Блока - ну серьезная поэзия, каждую строчку надо ой как обдумывать, чтобы понять. Куда там этому Пушкину;
       "Буря мглою небо кроет,
       Вихри снежные крутя..." -
ну и что, кто ж этого не видел, кто ж этого не знает? Толи дело у Маяковского, одно название чего стоит; "Облако в штанах." Я понимаю, харчи у пишущей братии не постоянные, а тут еще эмоции. Написал, получил деньги - пропил до штанов. (Есенин об этом писал - почитайте.) Надо же снова писать! Ну, глянул в окуошко - облако. Написал на листе: "Облако...", а точку забыл поставить. А что дальше? Поэзия - это "езда в незнаемое". Глянул на себя - рубашка есть, а штанов нет. Что-то торчит, а где-то и бурчит, ну и дописал: "Облако в штанах." А что это - "Буря мглою небо кроет..." По современному я бы написал так: "Жопой закрылося небо,
       Из прямой кишки падает что-то
       И пахнет совсем не хлебом.
       ТО-то!" -
и пусть критик оценивает как хочет, зато сколько можно кандидатских и докторских диссретаций защитить только на этой строфе, если учесть тем более, что она была без штанов, там такое можно разглядеть...
       Господи! Я ж не об этом хотел писать. Старость, мозги уже не работают, как в Политбюро, не захочешь да полезешь в Афган, а то и хуже - побежишь с Жириновским до Индийского океана. Ладно, продолжаю начатое. Знаю я, конечно, не все, ну а что я знаю - поведаю вам, вы то совсем ничего не знаете из того, что я знаю. Пишу я о себе и только о себе,ну а чтоб понять откуда я вылупился, надо заглянуть в историю, которую я немножко знаю. Был на земле (да он и есть) маленький хуторок дворов на сто с лишним, сколько точно - не знаю, пытался пересчитать, но улицы кривые, не поймешь где начинается, а где кончается, в конечном итоге со счета сбивался. Их можно было прямыми сделать да речка Кумшачка мешала. Крутит, вертит, как лиса хвостом, ну, хуторок так и расположился, зато название какое имел - Красноярский!
Нет, до революции был так назван. Все дело в этом левом берегу речки! Как правило, все левые берега у речек пологие, а тут такой обрыв и в этом обрыве столько нор ласточкиных, а не долезешь. И имел этот обрыв красноватый цвет, песок такой был красный, а обрыв высокий-высокий...
       В этом хуторе моя бабушка по матери вышла замуж за моего деда - Кондратьева Петра, отчества не помню. Чего не помню - врать не буду! "Все, что было не сво мной - помню!" Наврал, точно наврал. А какая это была красавица, я всегда заглядывался на фотографию. После смерти бабушки я взял фотографию себе, но украли. Кто-то наверно использовал как открытку, там ведь такая бумага была! Не чета нынешним фотографиям. Так вот, вышла замуж, а неудачно, ну, дед был хилым по здоровью, отсюда и племя такое, даже меня коснулось. После пятого ребенка, бабушка была плодоносной, дед помер. Хилые дети тоже рано умирали - осталось только двое, брат моей мамы и мама. Ну, взрослого мужика нету, землю обрабатывать некому и стала эта семья бедняками. Бедняками, конечно, плохо быть, но тут бах! революция и стало беднякам хорощо жить. Дядя тут же в комсомол (есть-то хочется!), в партию, даже женился на председателевой дочке, не каждому так везет! Но тут достал его дед из могилы, заболел дядя. В тридцать седьмом возили его на расстрел далеко, в Морозовск, там тогда Уком партии был. Отец мой привез его на волах аж за шестьдесят верст, но там посмотрели дядю на возу и не стали стрелять, патрон съэкономили, сам, мол, помрет. Помер, но в сорок пятом ранней весной - это я уже помню.
       Родственные души как-то сообщаются между собой не только у двойняшек, в это время заболела и моя мама сильно. Доктора местные ничего не смогли сделать и направили больную в Ростов, отец привез, доктора посмотрели и один оказался умным, говорит отцу: "Зачем ты сюда ее привез? Если хочешь, чтоб была жива - вези домой и пусть много ест сырых яиц, парного молока и меда." Умный доктор был, наверно от Бога. Похворала-похворала мама и выздоровела. Помню(что помню - врать не буду.) сидит мама под июльским горячим солнцем в шубе, ну, в овщинном тулупе и трсится - замерзла, холодно ей, потом, видать, согрелась и к весне пошла.А дядя лечился, закалялся по писаному, а помер.
       Ну, тут все понятно по материной линии, а вот по отцовой...
       Все этот дед - Клюев Иван ( ну, как и я.), по отчеству тоже не помню. Это была большая семья, отец мой был по счету двенадцатым, самый последний, но не любимый,так вышло. Семья жила своим кланом, мужиков было много, а значит и земли. Казакам давали наделы земли только на служивых, то есть лиц мужского пола. Все было общим, как в колхозе, Каждая семья получала по заслугам ( ну, это так говорят, а на деле то...), а значит, что основное богатство было в руках только деда. Жили богато, земли навалом, сады, огороды, а скотины... Ну, коней не будем брать в расчет потому, что каждого казака для службы надо "справить" - конем с амуницией, обмундированием с саблей, коня надо натренировать для службы, чтоб не боялся выстрелов возле уха, перепрыгивал препятствия, не уходил от раненного или убитого. Но вот пришла война в четырнадцатом и деда со старшими сыновьями взяли на войну, а вот тут и пощла тайна. По одной версии дед был убит на войне, вроде кто-то видел как его убили, даже похоронил, но тот, который видел, тоже был убит, Разговоры о деде бабушка по отцу всегда присекала, это было табу. Я как-то спросил у отца за деда, но тот, как обычно, отделался отговоркой: "Подрастешь и сам поймешь." Вот я и думаю, наверно дед был у белых в революцию и кто его знает, может помер где-то на туретчине или в другой какой стране, но я этого не знаю и врать не буду. "Все, что было не со мной - помню!"
       Мать моей матери, бабушка Стюра (видимо Анастасия.),разрешила моей маме закончить церковно-приходскую школу, целых три класса, таким образом мама могла не только читать по слогам, но и писать, а это для женщины того времени большая грамотность, если учесть, что мой папа закончил только один класс, а его сестры вообще пе читать, не писать не умели. Раньше дочерей выдавали замуж, хочет, не хочет, сказали - иди! Каким образом мама попала к отцу в жены - я не знаю. Но точно не по любви. Может быть Клюевы соблазнились партийным ее братом, может что другое, мама до сватовства не знала отца, но семья Клюевых счталась порядочной по прежней жизне, видимо на это расчитывала бабушка. Мама в этой семье оказалась "белой вороной", не потому что была ленива или какая-то неумеха, а потому, что была грамотной. За грамотность сестры отца ее ненавидели, старались унизить, послать на самую черновую работу, плюс из бедной семьи. Не находила она сожаления и у матери отца, а отец или не мог, или не хотел защищать, так прошли самые лучшие ее годы. Я ребенком был поздним, родился тогда, когда бабушка Дуня "распустила" колхоз и стали жить все семьи своей жизнью. Отец толи купил, толи слепил глиняную хатенку с земляным полом, но так как он был мастером "на все руки", хозяйство быстро наращивалось, он имел все средства для крестьянской жизни и задумались о потомстве. Все бы ничего, я уже был в проекте, но в хуторе начали организовывать колхозы, все у отца забрали,начался страшный голод. Я уже был на руках, когда мои родители решили бежать из хутора, отец за шубу выменял у какго-то коммуниста какую-то справку и в ночь, собрав узел и меня, родители ушли. Километров за семьдесят в сальских степях организовывался конезавод, по этой справке отец устроился на работу там. Первое время, по рассказу матери, чтоб не сдохнуть с голоду, отец насыпал под стельки сапог овес, его толкли и из крупы суп, а из шелухи лепешки. Почему овес под стельки - иногда при вызоде заставляли снимать сапоги и их переворачивать, посыпется овес - уже в НКВД, а там... Молока у мамы не было, поэтому жевала мама овсяную крупу, жовку заворачивала в тряпочку и давала мне - так выжил. Потом дожили до денег и пайков и жизнь нормализовалась по тем меркам. Год, другой, третий. На этом заводе было много украинских крестьян, бежавших от колхозов, находясь в обществе их детей, я начал разговаривать по украински, маму это сильно испугало, чтоб я казак стал хохлом! Ну, такие еще тогда бытовали понятия: на Дону - казак, на украине - хохол, в России - кацап, а казак -это высшая стадия из крестьянского сословия, он не был крепостным, ну, кто-то в роду был, но тот, кто родился на Дону - вольный, слуга царю и отечеству. Какой бы мужик не был умный, а жена умней. Начала "пилить" отца и мы вернулись в хутор Красноярский, за подзаработанные деньги купили небольшую деревяную хатенку и попали в тот же колхоз.
       Кстати о деревяном доме. Это домик, сложенный из деревяных пластин толщиной семь-десять сантиметров. С древнейших времен у казаков такой дом был в цене. Его можно было разобрать за три-четыре часа и сложить на новом месте за то же время. В этом была необходимость особенно у первопроходцев. Допустим, идет турок за добычей, вестовые оповещают в каком направлении движется турецкая армия, если силы не равны, казаки разбирают дома и уходят в тыл для набора сил. Скотину угоняют, дома увозят и туркам нечем поживитья, остются одни печи и фундаменты, в результате у турок голод. Начинает армия разбиваться на малые группы в поиске пропитания, вот тут казаки их и поджидают.
       Опять я ушел в сторону от основного пути. Ну, старость,ну, старость. У нас была соседка, баба Дуня, ей тогда было за семьдесят. Ух, как она критиковала нашего любимого генсека: "Да шо вин там соображае! Я вот нож положу на подоконник, потим весь стол перерою, щоб найти этот нож, а вин государством управляе..."
       Ладно. Что еще можно рассказать о том, что я не помню, но знаю? А вот что, я же географию нашего хуторка не обрисовал. В глухомани он был. До более приличного населенного пункта - восемьнадцать километров. до Морозовска - шестьдесят. до Ростова - двести пятьдесят, а до Петербурга - это дальше, чем до царя, тем более царь мобильный, то он в Москве, то в Таганроге, а Питер не шагнет ближе, каналы не пустят. Это не Москва, где дома ходят по улицам, а за Питером только Бог. Недалеко от нас была одна станица - Кумшацкая, это уже не хутор, там были даже ярмарки раз в году, бабушка рассказывала. В станице и атаман - станичный, это не хуторской...
       Раньше атаманов выбирали иъ самых зажиточных казаков, умных. Умный атаман и казаку может что-то умное подсказать, при нищете и хлебом поможет, не то, что сейчас. Председатель колхоза - из нищих. Чему он может научить? Зато сколько вреда может наделать. "Кто был ничем...", ну чем он может быть?
       Ладно, хватит для первой главы. Пойду телевизор посмотрю, что там в мире нового. Васька где-то запропастился, это кот, старый уже, а по бабам бегает, весна...