Печная задвижка

       Молодой учитель он же директор школы в деревне Озерки, хотя кроме нескольких заросших ряской прудов никаких озер в округе не было, проснулся в то утро в дурном настроении. Непонятно что явилось его причиной, но все вокруг: грязно-желтые обои, стол, заваленный книгами и тетрадями, серое небо, заглядывающее в окно, вызывали ленивое безнадежно-тоскливое раздражение.
       Евгений Иванович, так звали молодого педагога, всего год назад распрощался со студенческой скамьей и приехал сюда по распределению. Что привело его в такую глухомань? На эту тему любили судачить все деревенские бабы, предполагая самые невероятные – от безответной любви до ужасного преступления. Но время шло, и они постепенно привыкли к довольно странному на их взгляд поведению молодого человека.
       Потомственный горожанин малообщительный и застенчивый он очень трудно сходился с людьми и поэтому вел замкнутый образ жизни. Благодаря такому отношению с местными жителями да еще отпущенной в студенческие годы бородке, которая делала его старше своих лет, относились к нему на деревне с уважением, но как-то настороженно – ведь недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся.
       Между тем проснувшемуся Евгению Ивановичу надоело смотреть на оклеенный пожелтевшими газетами потолок и, пересилив себя, он решил вставать.
       Одевшись в синий тренировочный костюм, молодой учитель поджарил на электрической плитке яичницу, принес из кладовки уже превратившееся в простоквашу молоко и не спеша позавтракал.
       А торопиться ему на самом деле было не зачем, стояла пора летних каникул и занятия в школе должны были начаться только через неделю. Вероятно, именно это обстоятельство и порождало у него последние дни меланхолические настроения. К тому же вернувшись из своего первого отпуска, Евгения Ивановича все чаще стали посещать мысли - зачем он гробит лучшие годы в этой глуши.
- «Приехал дурак нести доброе вечное светлое! Кому это нужно?.. Да и как можно научить чему-то хорошему ребенка, когда в семь лет он уже сквернословит не хуже любого взрослого…» - неожиданно зло подумалось ему, допивая простоквашу.
       От сознания собственного бессилия на душе стало тошно и противно. А тут еще вчерашняя головная боль напомнила о себе, и он решительно покинул душную комнату. Но, оказавшись на крыльце, Евгений Иванович на мгновенье задержался, подумав, не вернуться ли за плащом, так как моросил мелкий дождик. И быстро сбежал по скользким ступенькам во двор.
       На прохладном пропитанном влагой воздухе августовского утра головная боль сразу прошла. Тихо шелестели побагровевшей листвой раскидистые клены, и на душе у молодого учителя вдруг стало умиротворенно и спокойно.
       Обойдя неторопливо дом, он направился к школе, решив набрать грибов, в изобилии растущих в это время года вдоль забора школьного сада. Евгению Ивановичу подумалось, что так рано местные ребятишки, повадившиеся ходить сюда за грибами, еще не успели все обобрать.
       Школа, старое местами с отбитой штукатуркой здание напоминала покинутый корабль, который теперь трещал по всем швам под неумолимыми ударами стихии. Раньше в ней было не три, как сейчас, а семь классов, с таким расчетом ее и построили. Но с годами учеников становилось все меньше и на сегодня их едва насчитывалось два десятка, да и то разного возраста. Так что уроки велись в двух-трех комнатах, а остальная часть здания пустовала, приходя в запустение и разрушаясь.
       Евгений Иванович, как только вступил в свою должность, собирался привести в порядок все здание школы, но денег выделили так мало, что едва хватило отремонтировать те комнаты, где должны были вестись занятия. В этом году повторилась та же история, несмотря на категоричные требования молодого директора.
       Вспомнив об этом, Евгений Иванович с грустью посмотрел на школу и с удивлением обнаружил, что одно из окон в пустующей части здания открыто. Намереваясь закрыть его, он подошел ближе, и неожиданно услышал доносившийся изнутри какой-то шум.
       Постояв немного в нерешительности, молодой директор осмотрелся и осторожно залез в окно. А, оказавшись в заваленном старыми ломаными партами коридоре, он вновь прислушался, но на этот раз ничего не услышал. Тишину нарушал лишь шелест листьев из раскрытого окна.
- «Может, причудилось?» - уже подумалось ему.
       Как вдруг с протяжным скрипом, с каким только отворяются двери, которыми давно никто не пользовался, медленно открылась одна из них, и показалось испуганное лицо лысоватого с курносым носом мужчины лет пятидесяти. Он был невысокого роста одет в поношенную серую спецовку и такого же цвета брюки, заправленные в кирзовые сапоги с загнутыми голенищами.
- Здравствуйте, - первым придя в себя от неожиданности, обратился к нему Евгений Иванович. - Позвольте узнать, что вы здесь делаете?
- Да, так… - замялся мужик, и его серые глаза забегали. – Я тут у матери гощу. Проходил мимо, дай, думаю, зайду. Почитай двадцать лет не был, а ведь учился когда-то… - торопясь и потому немного заикаясь, начал он объяснять. – Сразу после войны здесь Марья Захаровна директором была. Может, застали? Душевный человек. Вот сад вокруг школы - ее рук дело. Помню, привезла она откуда-то саженцев, а мы всей школой сажали.
- Воспоминания дело хорошее, но зачем в окно лезть, - заметил строго Евгений Иванович. – Зашли бы ко мне, я ключи дал …
- Беспокоить не хотелось, а тут открытое окно, - признался смущенно бывший ученик. – Может, раз такое дело, помянем Марью Захаровну, у меня тут с собой «бомба» вермута. А то одному как-то не того…
       Произнося это, мужик поспешно достал из кармана спецовки большую бутыль темного стекла, своим видом на самом деле чем-то напоминающую бомбу.
- Нет, что вы! – теперь уже замялся молодой учитель. – С удовольствием, но у меня сегодня еще много дел намечено.
       И испугавшись, что его сейчас начнут уговаривать, Евгений Иванович поспешил распрощаться с незваным гостем, пожелав тому приятных воспоминаний.
- …Только окно потом прикройте!
- «Чудак! - думалось ему, возвращаясь к себе домой. – Воспоминания о школьных годах и обязательная «Бомба» вермута… А все-таки Марью Захаровну помнит. Так что нечего раскисать, нет ничего достойнее и важнее нашей работы. Ведь то, что мы даем ученикам, остается с ними на всю жизнь…»
       Так рассуждая, он не заметил, как оказался в своей комнате. От меланхолии и раздражения не осталось и следа, их сменила жажда деятельности.
- «Будем работать!» - подытожил Евгений Иванович, садясь за стол составлять план первого урока.
       А бывший ученик Озерковской школы еще долго провожал взглядом удаляющего директора. Затем резко развернулся и опять скрылся за дверью, из-за которой вскоре снова послышался стук и какая-то возня. А минут через десять он тоже покинул здание школы, пряча под полой спецовки какую-то железяку.
       Только у покосившейся, крытой толью, избушки матери, мужик вынул железяку, оказавшуюся ржавой печной задвижкой и победоносно показал ее племяннику, розовощекому пареньку лет пятнадцати.
- А ты говоришь ехать в город в магазин!.. Правда, полпечки в школе пришлось разворотить, пока до нее добрался. Зато теперь будет у бабки новая печь.