Визит к Левиафану. Глава из романа Обещание небес

                ***
Рояль, которому несправедливая судьба определила участь школьного инструмента,  был покрыт  рубцами, сделанными не одним поколением малолетних шалунов. И с каждым годом их, несмотря на безжалостные преследования учителей и школьного завхоза, становилось все больше и больше.

Черная трехногая туша рояля с поднятой крышкой занимала чуть ли не половину сцены в небольшом школьном актовом зале, и смотрелась огромным, случайно попавшим в эти края, выброшенным на берег китом,  морским чудищем, Левиафаном, распахнувшим свою бездонную глотку и готовым проглотить очередного Иону.
В его массивной, приземистой фигуре, выплывавшей из темноты подобно призрачному «Летучему Голландцу», было что-то жуткое и вместе с тем таинственно-притягательное.

Малолетние авантюристы, которых тянуло к роялю как магнитом, находили тут не что иное, как возможность вкусить романтики приключения, испытать свою храбрость.

Улучив минутку, когда поблизости не было никого из взрослых, мальчишки со смешанными чувствами  ужаса, робости и бравады ныряли в полумрак душных и тяжелых кулис, и, поддевая друг друга на «слабо», заключали  между собой многочисленные пари, объектом которых неизменно становился рояль.

Казалось бы, - чего проще: пробраться к роялю и дотронуться до него пальцами! Однако для этого сначала нужно  было преодолеть огромную, темную, голую, как площадь после казни, сцену… И это становилось для многих не меньшим испытанием, чем условие заглянуть  в самое  нутро рояля.
 
Каждый из сорванцов, у кого хватало на это духа, ощущал себя ни много ни мало укротителем, входящим в клетку опасного хищника. Особым же шиком, верхом смелости было засунуть руку в его разинутую «пасть», полную желтоватых зубов-молоточков,  и провести по толстым, туго натянутым струнам. Храбрец, дернувший струны так, что из брюха чудовища вырывался низкий, рокочущий рык, пользовался в школе большим уважением.

За несколько лет это занятие настолько укоренилось среди учеников, что как-то незаметно стало претендовать на негласную традицию школы, которые, как известно, рождаясь спонтанно, со временем обретают власть закона. Через подобное испытание  старшие мальчишки стали проводить всех новичков и младшеклассников.
 Получившие своеобразное «крещение», опять же в продолжение  традиции, имели право вырезать на рояле свои имена, прибавив их к тем, которые уже покрывали его поверхность.
 
Как-то раз очередь дошла и до Дэниса. Его и еще двоих мальчиков из его класса – Дольфа и Мирека -  привели в зал, поставили перед полутемной школьной сценой и указали на посверкивавший среди портьер блик.

Маленькое светлое пятнышко показалось Дэнису сердитым глазом загнанного в конуру цепного пса.

- Вон там, видишь? – сказал ему Рэм. Сам он прошел это испытание еще два года назад, и поэтому решил, что должен сопровождать и напутствовать Дэниса. - Туда - и назад.
 
Дэнис несмело кивнул.

До рояля было не больше десяти ярдов, но сейчас это расстояние превратилось для него в десять миль.

- Только чтобы по-честному, понятно, малявки? - немного грубовато бросил второй мальчик, пришедший с Рэмом. – Ударите по струнам – и только потом – сюда.
- Сойер, не было такого уговора, - сказал Рэм. – Малышам можно только дотронуться…Всегда же так было.
- Всегда ТАК было, а теперь - иначе!
- Они же маленькие, не дотянутся… - попытался возразить третий из старших.
Но Сойер отрубил:
- Или так – или будет считаться, что они не прошли испытание, ясно?
- Но всегда же было по-другому.
- А мне плевать, понял? Теперь так будет! - упрямо гнул свое Сойер.
- И кто это сказал? - с подозрительным спокойствием поинтересовался Рэм.

Дэнис знал, что такое спокойствие находит на Рэма не  часто и не предвещает ничего хорошего. Это было спокойствие природы перед бурей. Бедный Сойер, конечно, об этом даже не догадывался, продолжая выделываться, и Дэнис ему  немного посочувствовал.

- Я сказал! - ершился мальчишка. - Или ты за своего мелкого боишься?.. Хочешь, чтобы он у тебя от испытания увильнул, а?..
- Заткнись, Сойер!..
- Сам заткнись, Кингстон!.. Короче, если они в рояль не полезут, им бойкот будет!
- Ну ты и сволочь… - процедил Рэм.

Назревала драка. Старшие мальчишки едва не сцепились, но тут где-то рядом послышались шаги, и Сойер, среагировав первым, как-то воровато оглянулся и бросил:
 - Громкоговоритель!

После чего дал деру. Другие старшие тоже не заставили себя долго ждать.

Рэм, шепнув первоклашкам:
- Прячьтесь! -  тоже пулей вылетел из зала.

Дэнис, Мирек и Дольф, стоявшие испуганной кучкой, остались одни.

Шаги все приближались, а на них словно нашло оцепенение. Еще мгновение – и они будут обнаружены.
 
И тут Дэнис  опомнился.

- Сюда! - он схватил оторопевших товарищей за руки и потащил их вперед, за кулисы, туда, где стоял рояль. Через пару секунд он со своими одноклассниками оказался под его исполинским брюхом. Мирек и Дольф тряслись от страха; но Дэнис едва ли чувствовал это, потому что сам  дрожал не меньше.

- Тсс!.. - одернул он начавшего было всхлипывать Мирека, и тот послушно утих.

Шаги достигли двери; мисс Гроссет, по-школьному – Громкоговоритель, - а это была она, зашла в зал и несколько минут крутила головой, стараясь услышать какой-нибудь звук или углядеть какое-либо движение, указывающее местоположение озорников, но мальчишки сидели тихо, как мышки.  Надежно скрытые в  густой тени рояля, они были в безопасности. Удивленно фыркнув, Громкоговоритель развернулась и вышла; ее решительные шаги звучали все дальше и дальше, пока совсем не умолкли.

- Ушла!.. - выдохнул Дольф.

Все трое  облегченно рассмеялись, сообразив, наконец, что сидят в том самом жутком месте, куда, согласно уговору,  должны были добежать, и достичь которое еще пару минут назад казалось им почти невозможным.
 
- И совсем он не страшный! - Дэнис вылез из-под рояля и провел рукой по его прохладному  боку. Рука легко скользила по гладкой  поверхности, изредка натыкаясь на трещинки и бороздки – имена давно закончивших школу  бобов и стивенов, колинов и мартинов, навсегда врезавшиеся в его кожу…

Дойдя до «излучины» - места, где рояль, изгибаясь всем телом, как кот, становился шире, Дэнис привстал на носочки, и, уцепившись за край рояля пальцами, с интересом заглянул в его темную утробу. В глубине что-то белело. Посверкивали медным блеском струны. Дэнис попробовал достать до них рукой – но не смог.

- А ну-ка!.. - Дольф  согнулся, подставив товарищу спину. Через мгновение Дэнис уже стоял у него на плечах. Руки мальчика ощутили холод струн, завибрировавших при его прикосновении, и плюшевую нежность замерших до времени скругленных молоточков…

Рядом с ухом Дэниса раздалось пыхтение: Мирек, не дожидаясь, когда Дольф предложит ему также взгромоздиться на свою спину, сообразил подтащить к роялю стул, и, вскарабкавшись на него, тоже свесился вниз, пытаясь заставить струны звучать.

Дэнис рассмеялся. Но не потому, что у Мирека ничего не выходило: Мирек из-за своего маленького роста никак не мог достать до струн, и потому  болтался  на краю рояля, как мочалка, которую повесили сушиться. Это смотрелось очень забавно.

Спрыгнув со спины одноклассника, Дэнис указал Дольфу на стул. Дольф вскочил на него с такой поспешностью, что толкнул Мирека, и тот едва не сверзился внутрь рояля вниз головой. Но, к счастью, Дэнис успел схватить пискнувшего Мирека за ноги и вытащить его наружу. Так что все обошлось.

Пальцы Дольфа оказались куда крепче, чем у товарищей, и ему удалось то, что не получилось ни у Мирека, ни у Дэниса. Он изо всех сил провел, почти ударил, по струнам, и рояль неожиданно откликнулся, издав странный, тяжелый нервный звук, совсем не похожий на те, которые можно было извлечь, нажимая на клавиши. Рояль  глухо и недовольно заворчал, и звук этот висел в воздухе так долго, что у мальчишек одновременно вырвалось восхищенное «Ух ты!!!»

Они снова уселись под роялем, и стали слушать затихающий рокот, напоминавший рассерженное грохотание далекого грома или предупреждающее рычание крупного животного. Было немножко жутковато, но уходить почему-то не хотелось. Ведь теперь их связывало что-то такое, что не поддавалось словам, - что-то необычное, некая общая тайна, и они хотели продлить ощущение этой общности и этой тайны.
 
- А что теперь? - спросил тонким голосом Мирек, обращаясь к товарищам.

Это был  смуглый чистенький мальчик с темными волнистыми волосами и  темными, как спелые каштаны, глазами. Мирек был странным, и фамилия у него была странная – Сандопулус. Дэнис знал, что Мирек - грек,  родился на острове с чудным и вкусным названием Сардиния, и живет с бабушкой где-то недалеко от них – в таком же муниципальном жилье.

Родителей у него не было; они погибли при весьма таинственных обстоятельствах. По школе ходили слухи о том, что они стали жертвами одной из клановых разборок мафии, к которой, по все видимости, были причастны. Но так ли это было – никто доподлинно не знал. Мирек с бабушкой покинул Сардинию, когда  был еще совсем маленьким, и ничего не помнил.
 
Подчеркивая его «мафиозное» происхождение, Мирека в школе  дразнили не иначе как Сицилиец, но Мирек не обижался и не протестовал. Он никогда не протестовал. Даже когда старшие ребята нагло отбирали у него ручки, ластики или сандвичи, которые ему бабушка давала с собой в школу.

Несмотря на  грозное прозвище, более безобидного и безропотного  мальчика нельзя было сыскать. Молчаливый и тихий, никогда не вступавший ни в какие споры и избегавший любых потасовок, он почти всегда был один. Товарищи, любившие подвижные шумные игры, сторонились его, им было с ним скучно.
 
То ли дело – веселый, крикливый и вечно чумазый Дольф, обремененный кучей веснушек и таких же веселых и смешливых, как он, сестер. На памяти Дэниса Дольф не пропустил еще ни одной школьной проказы. Его светлая голова викинга мелькала по школьному двору или  коридору то тут, то там. Он с увлечением вмешивался в чужие дела и разговоры, и не боялся совать свой нос даже в игры старших, чем быстро выводил ребят из себя. А поэтому  часто бывал бит. Но никогда не унывал; даже выходя из драки побежденным. Казалось, воинственная кровь предков не дает ему покоя. Только в битве он обретал самого себя, и, бросаясь в самую ее гущу, радовался кипящей энергии жизни.

- Мы же прошли испытание, да? - снова робко поинтересовался Мирек.
- Кто бы сомневался! Конечно, прошли! – беззаботно отозвался Дольф и, покопавшись, вытащил из кармана перочинный нож. По условиям, теперь они имели право присоединить свои имена к именам  предшественников.

Приноровившись и прикусив кончик языка, Дольф с усердием принялся вырезать на ножке рояля свое имя. Закончив, он полюбовался  работой и удовлетворенно протянул нож Миреку, предлагая увековечить и свое имя для истории.
 
Мирек безропотно принял нож и так же старательно, как в своей тетрадке, стал выцарапывать странное слово «Сандопулус». В параллельном классе был еще один Мирек, и мальчик не хотел, чтобы его с ним спутали. Конечно, можно было бы вырезать «Сицилиец», - прозвище, которое было в ходу в школе, но Мирек считал, что этого не одобрила бы бабушка…

Нож скрипел, выводя бороздку за бороздкой, а Дэнису вдруг показалось, что надпись вырезают на его собственной коже. У него даже рука зачесалась. Дэнис нахмурился.

- Дай сюда! – сказал он и сердито выхватил нож из рук парнишки.

- Ты чего? – тихо удивился тот. – Я бы тебе потом ножик все равно дал. Но если ты хочешь первый, - пожалуйста!.. Вырезай.

Чтобы не ссориться, Мирек был согласен уступить Дэнису свою очередь.

- Не буду я ничего вырезать, - буркнул Дэнис, и возмущенно сказал. – Вы что же, не видите, что ему больно?..

Мирек непонимающе вытаращился на Дэниса:
- Больно?..
- Да. Он все чувствует, как живой.
- Враки! – не поверил Дольф. - Он же деревянный!
- Ну и что? Все равно ему больно.
- Это же рояль. Ему не может быть больно! – засмеялся Дольф. Но уже как-то неуверенно.
- Может, - сказал Дэнис. – И это только кажется, что он - рояль. На самом деле никакой это не рояль, понятно? Это …заколдованный принц! – выпалил он.

Приятели, открыв рты, смотрели на Дэниса.

Воспользовавшись их замешательством, Дэнис вдохновенно принялся излагать печальную историю Принца, имевшего настолько чудесный голос, что послушать его съезжались со всех королевств.
 
- … Принц очень любил петь, и всегда был рад гостям. Однажды среди приглашенных оказалась королева-колдунья со своей дочерью. Они тоже были очарованы  голосом Принца, и дочка колдуньи сразу влюбилась в него.

- А потом что было?
 
Мирек  пододвинулся поближе и приготовился слушать.

- Случилось так, что Принц разгневал злую колдунью, и она превратила его в рояль.
- За что? – подпрыгнул от возмущения Дольф.
- За то, что отказался жениться на  дочери колдуньи.
- А почему?– снова вмешался Дольф. - Принцы  всегда женятся на принцессах. 
- Может, он  колдуньи испугался? – тихо предположил Сицилиец.
- Никого он не испугался! – тут же возразил Дэнис. – Если хотите знать, он был самым отважным рыцарем на свете и победил сто тысяч миллионов самых ужасных чудовищ! Просто эта принцесса была похожа на разбухшую лысую жабу,  - пояснил он. – Вы бы тоже отказались, если бы ее видели.
- А!.. Тогда понятно, - понимающе протянул Дольф, - Принцу ведь пришлось бы с ней целоваться на свадьбе… А целоваться с лягушкой… Б-р-р!..
- Ага! И еще она была редкостная воображуля и  вредина. Она из зависти отрезала зеленовато-золотистые волосы прислуживавшей ей лесной дриаде, узнав, что та давно и тайно влюблена в Принца.
- И эта дриада его освободит, да? – с надеждой спросил Мирек.
- Нет, - покачал головой Дэнис. – Колдунья ее прокляла и тоже заколдовала, и дриада превратилась в прекрасное дерево. А  разрушить эти чары сможет только сам Принц.
- А кто же расколдует Принца?

Дэнис вздохнул, и сказал, что заклятие, наложенное на Принца, может быть снято только в том случае, когда  найдется хотя бы один человек, который пожалеет рояль и отнесется к нему как к живому. До тех же пор, пока этого не произойдет, Принцу предстоит пребывать в облике рояля, страдая как от плохой игры тех, кто садится за клавиши, так и от жестокости тех, кто портит его поверхность ножом или гвоздем. Ибо превратив Принца в музыкальный инструмент, злобная колдунья в качестве наказания оставила ему возможность не только слышать звуки, но  и чувствовать боль…

После того как Дэнис закончил, мальчишки, внимавшие ему в полном молчании, засопели. Потом Мирек вдруг несколько раз шмыгнул носом и тихо заплакал, а Дольф - сообразно своему буйному характеру - заревел в три ручья.
                ***

Когда их,  пятнистых как оленей, с ног до головы перепачканных зеленкой, с волосами, слипшимися от пластилина, все-таки поймали – возле того же рояля, которому они дружно замазывали «раны», - и привели к директору, вид у мальчишек был весьма жалкий и растрепанный. Они покорно ожидали расправы, и только переминались с ноги на ногу, не смея взглянуть мистеру Бэнсу в глаза.

Мистер Бэнс немного покричал на них, но, к удивлению Дэниса, как-то ненатурально, вполсилы, и велел после уроков явиться для отработки наказания к школьному завхозу.
               
 Дэнис, возглавлявший  маленький отряд "спасателей", отнесся к этому  совершенно спокойно.

В глубине души он был просто счастлив, потому что в этот день осознал, какой силой может обладать слово, способное растрогать и разбудить дремлющую душу, подвигнув ее к состраданию. Но если раньше он чувствовал это влияние на себе, то теперь смог сам придумать то, что сломало стену чужого бездушия.
 
Это ли не настоящая магия?!. А к наказаниям ему не привыкать.

Но мистер Бэнс вдруг отчего-то хмыкнул,  вытер потную лысину клетчатым носовым платком и со вздохом отправил  троицу на урок, приказав предварительно умыться, - под присмотром мисс Кессиди, которая должна была помочь Бунтарю со товарищи избавиться от пятен и привести себя в порядок.

_________________________________

Если интересно, что было дальше или, наоборот, - перед этим - загляните в "Обещание небес".