Судьба боксёра

       Один боксёр, назовём его для пущей простоты Олимпием, как-то уж больно продвинулся по своей спортивной лестнице. В смысле, стал таким лучшим из лучших, что, будучи средневесом, набил рыло самому чемпиону мира в супертяжёлом дивизионе, а заодно плюнул в чёрную харю евойному тренеру и дал хорошего пинка жене побитого им непобедимца. И сказал после всей этой вакханалии в переводе с боксёрского что-то типа «моя есть круче всех!».
       Ну, ему и поверили. И забурел с тех пор наш Олимпий до такой основательнейшей степени, что однажды никто не захотел с ним больше биться. А чего биться, если шансов победить - никаких, а залечь в госпиталь - миллион до неба. Век гонга не слыхать!
       И остался чемпион Олимпий на вершине своего Парнаса один одинёшенек. Вернее, звали-то его на самом деле Парнас, и вот угнездился он на высоте своего боксёрского Олимпа в исключительно полном одиночестве.
       А все остальные - дерутся! Да так, что Мэдисон Сквер Гарден ходуном ходит. Весело им биться! Кому-то на радостях даже глаз выбили, ещё одному - нос в пяти местах сломали, а третьему - щиколотку вывихнули и печень в левую ягодицу сместили. Во как!
       А Парнаса с Олимпа к себе не берут. Не хотят с ним водиться, всё равно отмутузит. Посидел Парнас на своём Олимпе ещё годик-другой, да и спустился в зелёную долину, где увлечённо занялся разведением альпийских коров и эдельвейсов к восьмому марта. И позабыл про свой ратный труд и тяжкую боксёрскую грушу.
       И теперь её другие околачивают.