Пролог
Бывает так: человек считает свою жизнь скучной и бесцветной, запивает зависть к героям американских боевиков несвежим компотом, и умирает, подавившись сливовой косточкой, за полчаса до судьбоносной встречи. Что ж, лейте слезы над могилой невезучего, жалейте несчастного, который не успел стать частью большого дела! Но ведь не у всех дела идут настолько плохо?!
Анна Григорьева, миловидная хрупкая брюнетка с умными карими глазами, двадцать восемь лет прожила не то чтобы скучно, а уж больно традиционно, ничем не отличаясь от миллионов своих ровесников. Ничем, кроме веры в свое необыкновенное будущее. Вера выражалась в рассказах подругам о том, как ее полюбит человека с другой планеты и как она выйдет за него замуж. Над ней смеялись, иногда недобро, мол, что ты из себя такого представляешь, чтобы заинтересовать собой инопланетянина, однако Анна и в пятом, и в десятом классе твердила о принце со звезды, отказываясь идти в кино вместе с юношей-землянином.
Родители переживали, но, сделав собственные выводы, решили: раз у дочки богатая фантазия, учиться ей следует в университете на филологическом факультете – писателем будет.
Девочка выросла, выучилась. Закружились вокруг хорошенькой головки большие и малые вовсе не писательские заботы, Анна так и не раскрасила картинку своей жизни. К слову сказать, в бесцветном киселе скуки варились миллионы ее современников. И это несмотря на цепочку изменений общественных отношений! Чем больше вокруг говорили о ценности личности, тем меньше возможности оставляли людям влиять на формирование этой цены.
- Живем, словно лабораторные крысы! – возмутилась однажды Анна. – В недрах гигантского научно-исследовательского института рождается Идея, которую, после споров между умниками, разрешают проверить на живом организме. Какое, простите, место отводится в эксперименте воле подопытной крысы? Никакого. А мы, крысы, между собой общаемся, делим социальную лестницу, соперничаем, смиряемся с существованием безответственных вождей в своей среде, не замечая Эксперимента, пока не погибнет как-нибудь необычно и страшно первая сотня сородичей. Только после трагедии начинаем оглядываться, принюхиваться, искать – нет ли поблизости чуждой, злой воли. А теперь представьте на месте рабочей пробирки наш городок, и все станет ясно!
Анна была трагически умной женщиной. Она искренне пыталась жить по традиции предков и даже пару раз обещала выйти замуж, но вовремя останавливала себя, зарвавшуюся, на пороге закупок снеди к праздничному столу: «Куда я? Зачем? У него светигорская прописка! Он обыкновенный человек, которого сломает мой характер». Необходимо также отметить, что Анна обладала редкой силы привлекательностью для противоположного пола, которая таилась не в улыбчивом личике, а в тембре голоса, в ленивой медлительности движений и отменного качества русской речи. Кто слушал Григорьеву больше трех минут, был влюблен, очарован и обречен на страдание в одиночестве. Анну нельзя обвинять в гордыне или невнимательности к ближним своим. Она, как наивный ребенок, не замечала плотских страстей вокруг своей персоны, и все говорила, говорила…
Шло время. Писателем Анна не становилась. Преподавать литературу и русский язык она тоже не захотела и поступила из меркантильных соображений на службу в коммерческую организацию «МАсТь», где и просиживала за компьютером с 9 часов утра до 19 часов вечера. Организованная скука на работе приучила отмечать любое яркое событие возле себя лучезарной улыбкой. Новое пальто сослуживицы, модные сапожки соседки, новый автомобиль шефа – повод для изменения собственной внешности. Анна улыбалась и красила волосы в какой-нибудь радикально-немыслимый цвет, улыбалась и делала новую прическу, улыбалась и удлиняла или укорачивала юбку.
Однажды она осиротела. Случившееся далеко от дома несчастье с родителями потрясло молодую женщину. Анна выслушала печальные новости и… улыбнулась. По привычке. По инерции. Все последующие дни и годы она будет стыдиться той светской улыбки, демонстрирующей великолепные зубы. От боли и стыда за доведенную до автоматизма привычку, Анна себе жестоко отомстила: она собственноручно вырвала верхний передний зуб. Потом, отвывшись, выкрасила волосы в черный цвет и оставила в платяном шкафу вещи только унылых тонов. С тех пор Анна испытывала странное волнение перед какими-то серьезными событиями в своей жизни, которое заканчивалось кратковременным и глубоким обмороком.
Отступал в прошлое двадцатый век. Его, ненужного, поддерживали последние друзья: сентябрь, октябрь и ноябрь. Хитрый декабрь не в счет – белый зимний месяц шпионил для своих, единоцветных, которые готовились занять территории без боя.
Осень еще не разменяла свой первый месяц, когда Григорьева почувствовала удушливое волнение. В этот судьбоносный 2000 год в родном Светигорске было особенно тоскливо.
- Чего ты хочешь? – тормошила Анну верная подруга. – Я для тебя все сделаю! Ну, встряхнись! Вернись что ли к своей мечте о принце! Отрежь, наконец, свою страшную косичку, накрась губы, выброси эту жуткую черную толстую юбку и вставь зуб.
Подруга, которая была рядом с веселых студенческих лет, также посоветовала Анне написать на бумаге сокровенное желание, сжечь написанное и развеять пепел по ветру, чтобы задуманное сбылось.
- Все обязательно сойдется, - убеждала Анну Валя Смирнова. – Ты, главное, напиши внятно и просто. Можно целую тетрадку исписать для такого случая – торопиться-то некуда – миллениум, возможно, следует отсчитывать не с 2000 года, а с 2001. В ученой среде еще не пришли к единому мнению по этому поводу. Напиши. Нельзя больше так жить. В черноте.
Анна послушалась. Она сама устала от неулыбчивого, темного года. Все проходит. Нужно снова научиться смеяться. Нужно… Ей так много нужно!
Теперь каждый вечер она торопилась домой, чтобы вписать в «Обращение к Судьбе» новую строчку, абзац или страницу. Текст получался большой. Сегодня она перечтет его, отредактирует и…
- Ну вот, - однажды невесело вздохнула Анна, - крысиный бунт в лаборатории можно считать начавшимся.
Пепел, подхваченный любопытным ветром, улетал серой пылью прочь. Молодая серьезная женщина принялась ждать поворота Судьбы.
И был поворот…
* * * * * *
Часть первая
Принцип Рожнова
Глава первая
1
Светлые миры. Розовая звезда. Планета Вырий.
Слово взял Глава Совета:
- Специалисты высказались. Единого мнения о качестве предоставленных сведений у них нет. Придется высылать в район излучения Авсеня.
- Мы не вполне уверены, что именно праактивность зафиксирована в районе Желтой звезды, - вздохнул Глава Академии Структуры.
- Что ж, даже намек на такую возможность требует от Академии наблюдателя. И немедленных действий!
Высокие золотоволосые величавые существа, шелестя шлейфами из непрозрачных соединений, покидали молча «Место Всех Голосов». На круглой плоской хорошо освещенной розовым шаром площадке остались двое.
- Это трудная миссия, Авсень. Нужно войти в новый космос, определить источник пралучей и решать самому, без ссылок на некомпетентность, что делать, - медленно произнес Глава Совета.
- Гасить излучение не нужно?
- Не обязательно. Выясни основание для такой активной деятельности. Это цивилизация, которой покровительствуют Гретты. Просчитай все последствия.
Авсень, один из немногих академиков Структуры, умел находить нужные пути в новом космосе. Будто лоцман, прокладывал он дорогу другим вырианам. Он считался главным претендентом на место руководителя Академии, потому что был наиболее интересным заместителем по науке нынешнего Главы. Обязанности наблюдателя запрещали ему вступать в контакт с существами иных миров. Он должен был только следить за приборами связи и контроля, анализировать базы данных и устанавливать новые приборы на вычисленных его отделом планетах. Авсень вынужден регулярно и тайно нарушать должностную инструкцию наблюдателя по отношению к землянам. Земляне все время хулиганили! Честно говоря, его нисколько не удивило, что Академия посылает на Землю ученого, а не контактера. Члены Совета внимательно читали его отчеты с Земли.
Раз в тысячелетие кудрявая голова Авсеня роняла золотые волосы где-нибудь на снежных просторах этой планеты. Три зимних месяца он находился в пределах планеты людей: на более длительные экспедиции не рассчитана его система жизнеобеспечения и трансформации.
Как наблюдателя и исследователя его увлекала снежная цивилизация, но как истинного вырианина, почитающего Учителей, одновременно и оскорбляла. Новый космос казался Авсеню глупым и чванливым, не достойным родства с Греттами. «Земляне не любят мыслить, - размышлял он, - не уважают тех, кто умеет думать, творят насилие и подчиняются ему. Им, скорее, по пути с Темными. И все-таки пралучи сверкают на Земле и будоражат Совет».
Авсень гордо выступил вперед:
- Я готов к работе.
Над золотыми локонами вспыхнуло свечение – знак уважения и почтения.
- Да будет путь твой свободен от невзгод! – торжественно произнес старший в иерархии.
* * * * *
Светлые миры. Желтая звезда. Планета Земля. Россия. Светигорск.
Взвизгнули тормоза. Поворот Судьбы был резким. Сначала Анна Григорьева первый раз в жизни что-то выиграла в лотерею. Это был пейджер – полезная вещь в хозяйстве, средство связи с цивилизацией. Первое сообщение пришло через два дня. Анна подозревала, что двое суток она нажимала не на те кнопки. Некто называл ее Любимой, назначал встречу завтра в 18.00 и подписывался скромно – Принц.
Все претенденты на ее свободное время были давно утрачены, а новые поклонники незаурядной внешности еще не объявились. Кто же тогда этот Принц?
Анна лихорадочно копалась в памяти, вспоминая все двусмысленные взгляды и случайные встречи, но никто из офисных уродов на принца не тянул. Пришлось подождать до завтра.
На следующий день в контору, где она работала, ровно в 18.00 принесли корзину цветов. На пейджер прибежало все то же: «Любимая, завтра в 18.00. Принц».
Домой Анна привезла роскошные розы, повысив свой сексуальный рейтинг в глазах соседей, промчалась мимо вопросов и междометий, и с порога бросилась звонить в пейджинговую компанию.
- Простите, могу ли я узнать, с какого телефона передали сообщение абоненту 3824?… В 18.00… Да…Дважды.
После долгих «зачем?» и «кто такая?» получила исчерпывающий ответ: « Абоненту 3824 никто последние три дня сообщений не присылал. Просьб о связи с абонентом тоже не зарегистрировано».
Ниточка оборвалась. Анне стало страшно. «Время нынче не романтичное, - рассуждала она. - Если вам делают дорогие подарки, то положение критическое: пора бежать в ФСБ. Возможно, на моем месте кто-нибудь побежит в парикмахерскую, но я – реалистка. Одежда на мне немодная, и я работаю в фирме, торгующей новыми технологиями. Принцам на меня, конечно, наплевать, а вот лица, занимающиеся промышленным шпионажем, вполне могли бы приударить».
Поначалу она хотела посоветоваться с начальством, но вовремя передумала - шеф не теледушка из рекламного ролика, от него пахнет перегаром, а не «Рондо», он скорее свалит на нее все неудачи фирмы, чем поможет. Пришлось снова дожидаться завтрашнего дня.
Третьего октября с утра все валилось из рук. Сами знаете, каково ждать и догонять, а Григорьева не представляла чего и кого ждет, поэтому ей было особенно трудно. После обеда ни с того ни с сего всех отпустили с работы. Анна запаниковала: «Как же Принц? Где он найдет меня в 18.00?» Существенно расстроенная она отправилась гулять по городу. Стало даже интересно, каким образом ее найдут сегодня.
Анна разглядывала витрины дорогих магазинов, в которых пряталось счастье мало оплачиваемых клерков, и в одной из самых огромных увидела корзину роз. Вчерашний подарок, несомненно, выносили из дверей магазина господина Деева.
- Пригласите менеджера, пожалуйста, - обратилась женщина к продавцу.
Недовольный обшаривающий взгляд, пятиминутное пререкание и десятиминутное ожидание понадобилось ей, чтобы пришел скучающий молодой человек в кожаном пальто.
- Слушаю вас?
- Я хотела бы узнать, кто заказал для Анны Григорьевой вот такую корзину роз, – ткнула пальцем в натертое до блеска стекло. - Мой паспорт, пожалуйста. Я имею право на свой вопрос.
Изучив паспорт, парень вежливо покачал головой:
- Ну, был такой заказ. Поступил через компьютерную сеть, оплачен с кредитки. Мы не проверяем клиентов, которые аккуратно платят деньги. В службе доставки вам никто не скажет большего. Не положено.
- Хотя бы какие-нибудь данные…!
- Дамочка, - скучно поглядел на Григорьеву молодой человек, - я понимаю ваше желание узнать имя дарителя букетов за 600 долларов, но помочь ничем не могу. Ручаюсь, что это не я. И не персонал нашей фирмы. Вы не в нашем вкусе.
Один – ноль в пользу фирмы Деева.
Анна брела домой по осенним улицам. Темнеет с некоторых пор быстро, а денег на городской транспорт почему-то нет. «Работаю, работаю, а с осени 1998 года все время не хватает на автобусный билет», - грустила она.
Тротуары после ремонта отливали черным. Испарения бесконечных луж задерживали природный блеск фиолетового неба. Холодно. Октябрь торопит конец века, угрожая внезапными заморозками и снегопадами. Анна ускорила шаг, спеша домой, нырнула в тихий угрюмый проулок, чтобы скрыться от сюрпризов непогоды под надежной крышей.
Наручные часы пропищали 6 раз. До плеча Анны осторожно дотронулся незнакомец:
- Григорьева?
Она ужасно испугалась! Спасибо безрассудству, которое ей передал отец по наследству. Гены в очередной раз спасли сердце от инфаркта: беспочвенный оптимизм направил мысли в иное русло.
- Вы … Принц?
- Я?!! – мужчина удивился. – Я – Комовский Альберт. – Он поправил нагрудную картонку, и, замечая в женщине опасное недоверие, быстро добавил. – Курьер магазина «Хризолит». Я должен вам вручить подарочную коробку. Распишитесь, что вещи доставлены.
Машинально проставив закорючку на какой-то бумажке, Анна получила небольшую коробку в ленточках. Курьер не попросил у нее удостоверения личности. «Почему? – запоздало вздрогнула Анна. - Мы ведь не в Швеции, чтобы верить людям на слово. Неужели он знал меня в лицо?»
- Комовский! Подождите! – заметалась она по улице.
Никто не откликнулся. Курьер растаял в темноте, словно фантом.
Оставшиеся метры до панельного скворечника Анна постоянно оглядывалась и вздрагивала. Наконец, вбежала в едва освещенный подъезд. Все было, как всегда: на первом этаже справлял нужду опустившийся человек, на втором – курили подростки, на третьем – целовались студенты. На четвертом было чисто и тихо. Здесь она и проживала, соседствуя с огромным английским догом Колей. Именно собака приучила народ к порядку на четвертом этаже.
Входную дверь открыла в соответствии с киносценарием про шпионов: чужих следов на ковролине не нашла, вещи разбросаны в пределах хозяйских привычек, неосвещенные места уже осмотрела сиамская кошка Маринка. Как бы ни было тревожно на душе у Анны, ей не терпелось вскрыть коробочку из «Хризолита». Серьезная фирма обещала порадовать чем-то очень дорогим.
Подарок оказался со смыслом: колечко, сережки, цепь тонкого витья с кулоном. Золото, камни – это не цветы. «Замуж меня зовут или все-таки толкают на преступление?» - подумала она и завернула мечту каждой женщины в родную упаковку, вздыхая, убрала в домашний сейф – бабушкину шкатулку из слоновой кости.
Забираясь после вечернего душа с ногами на диван, Анна думала о незнакомце, который за ней третий день по-королевски ухаживает. Признаться, давно ей не было так легко засыпать вечером и настолько интересно просыпаться утром. «Какие розы! – воскликнула она с глупой женской радостью. - Красный цвет обещает определенные отношения. Хочу ли я их? Нужен ли мне сейчас кто-нибудь? Вряд ли. По какой-то странной закономерности отношения с мужчинами мешают строительству моей карьеры. Только после гибели родителей прожила свое время по распорядку. Наверное, я – цельная личность, которая делится только на саму себя и без остатка. Я не умею расщеплять собственное время и силы на несколько привязанностей. Меня должна захватить только одна страсть целиком. Мужчине со мной всегда оказывалось проще, чем карьере. Они легко побеждали желание трудиться, учиться и самоутверждаться в социуме. Любовь или хлеб! Прежде вопрос стоял только так… Но сейчас… Просто не верится… Кто-то дает мне и хлеб, и любовь, ничего не требуя взамен. Даже не просит, чтобы я бросила работу! Мой благодетель вообще предпочитает меня не беспокоить лично».
Анна поставила перед собой зеркало и принялась внимательно рассматривать морщинки. Вместо того, чтобы посмеяться над своими грезами о счастье, она подкрасила брови и ресницы, обвела фиолетовой помадой губы, позолотила французской, рассыпчатой пудрой щеки и лоб, под жизнеутверждающие фрагменты из оперетт Кальмана нарядилась в прозрачный шелк с блестками, достала туфли на шпильках - и поняла, что в нее можно влюбиться без памяти. Можно!
2
Около половины десятого вечера, когда Анна еще кружилась в вальсе, затренькал дверной звонок. На пороге стояла Валюшка Смирнова.
- Анна! Вот это да! По какому случаю?! – радостно таращилась на прозрачное платье поздняя гостья. – Я пришла дня на три! Скрываюсь!
Валюшка совсем не умела грустить, тихо разговаривать и терпеливо сносить одиночество. Конечно, одинокой Смирнову не назовешь. Она жила вместе с мамой и бабушкой в маленькой уютной двухкомнатной квартире. И если старшие хранили в доме тишину и приличия, то Валя ничего традиционного не выносила. Особенно, приличия! Она чаще других приходила к Григорьевой в гости, сбегая от своих надзирательниц.
Ожидать дружеских визитов в любое время дня и ночи Анна давно привыкла. Это крест женщины с квартирой, но без семьи. Конечно, можно заставить знакомых испрашивать разрешения и предварительно звонить по телефону, только все эти внезапные посещения заставляли ее соблюдать в квартире порядок и что-то из продуктов хранить в холодильнике. Свободная женщина никогда не бывает свободна по вечерам.
- Ты грандиозная сегодня! У тебя цветы?! Какие-нибудь изменения, да?! – громко радовалась Валюшка.
- Тише ты, соседей испугаешь, - увещевала Смирнову Анна. - Хорошо, что надумала прийти. У меня просто голова идет кругом.
И по укоренившейся привычке, она распахнула душу подруге под шампанское и заварные пирожные.
- Счастливая, - мечтательно вздохнула Валюшка. – Настоящий принц! Неизвестный и чувства! Прелесть какая! Почему ты не допускаешь, что в тебя можно влюбиться?
- Мужчины со средствами не способны на безумства.
- А у Ленки, помнишь? Такой роман был с кошельком!
- Угу. Целых два месяца. Потом он стал терять деньги, заглядевшись вместо биржевых сводок в ее прекрасные глаза, и разорвал отношения.
- Так уж и разорвал! Перевел на деловые рельсы!
- Все равно. Я – не Ленка. Интерес не ко мне, а к чему-то рядом со мной.
- Вербуют?! – прикрыла рот рукой Валюшка. Ее брови остановились высоко под челкой.
- Возможно.
- А я бы на твоем месте не рассуждала. Бери, что принесут! А если явится кто-нибудь за оплатой услуг, ты сделай брови домиком: «В чем дело? Я не в курсе!»
- А расписки?
- О-о!! Не ты же скупаешь товары!
Страхи Григорьевой не увлекали склонную к авантюрам Смирнову. Для нее подобные приключения естественная среда. Не стану вспоминать два-три случая настоящей паники, когда Валентина влипала в романтические отношения с карманником или женатым чиновником, но в остальном – это уверенная в своей звезде женщина. Представляете, как трудно было Анне затащить подругу в мир собственных страхов?!
- Это афера, Валюшка. Деньги отмывают через такую дуру, как я.
- Хотела бы я оказаться на твоем месте! Любая согласилась побыть такой дурой, хотя бы денек-другой! И с чего вдруг тебе так повезло? – задумчиво вздохнула Смирнова.
- Я последовала твоему совету. И ветер был попутным: быстро донес пепел желания к нужному порогу.
- А что ты просила?
- Движения, перемен, счастья, любви. Что мы еще умеем просить?!
Женщины проговорили допоздна. Смирнова укладывалась спать в комнате с розами, расчесывая свои потрясающие белые волосы. Валюшка умела в любой час дня и ночи быть неотразимой. У нее всегда аккуратно подведены глаза и ухожены руки. Никто ни разу не видел штопки на ее чулках и прыщика на отутюженном личике.
- А сегодня Принц на связь не выходил. Странно. Я ждала, – вспомнилось Анне.
- Вот и не привыкай к сладкому, - бормотала, засыпая Валюшка.
Последняя фраза подруги подарила ей спокойную ночь. Она уже начинала сомневаться в правильном распределении красоты и счастья в нашем мире.
Глава вторая
1
После возвращения Смирновой в родительский дом, без перерыва на праздники и выходные Принц снабдил Григорьеву мебелью, готовым платьем, посудой, косметикой и т. д. Просто сон какой-то! К ней домой приходил налоговый инспектор! Коллеги нажаловались, что одеваться стала не по зарплате. Инспектор поинтересовался официальными доходами, развел руками, пригрозил новым законом о налогах с потребления и простился до следующего года.
Сообщения от Принца не менялись. Век подходил к концу, а Анна все еще была любимой и ожидала шести вечера завтрашнего дня. Всю зарплату она теперь тратила на батарейки для пейджера: ни одна торговая марка не работала в нем больше суток.
- У тебя появились чудесные тряпочки. Мудро живешь, - цедила сквозь зубы Гаврилова. – Есть у женщины яркая тряпочка, будет у нее и яркая личная жизнь.
Гаврилова - неприятная темноволосая женщина, завистливая и злая. Анна не раз удивлялась про себя, как такие люди доживают до пятидесяти лет! Вместо желудка у таких должна быть сплошная язва, а вместо сердца и сосудов – непрекращающийся инсульт. Однако ходячая темнота духа – Гаврилова - бодренько исполняет свои служебные обязанности. Без отрыва от мизантропии. Вот и сейчас она шершаво поглядывает в чью-то сторону.
- Григорьева! К вам мужчина пришел! – объявили по селектору.
Анна вышла в комнату для переговоров, больше похожую на больницу. Здесь все курили и сидели парами. «Томящийся в одиночестве скелет, видимо, ко мне», - подумала она.
- Спрашивали? – строго заявила нелюбовь Анны к худым мужчинам.
- Да, если вы Григорьева.
Пришлось сбегать за пропуском, иначе тоненький не хотел разговаривать.
Жизнь смешно устроена: один человек без паспорта отдает золото, а другой - рта не раскроет, пока не увидит удостоверение личности. Изучив припечатанное фото, незнакомец, наконец, представился:
- Рожнов. У вас мой пейджер.
Если бы в эту минуту внезапно рухнула стена, Анна так не испугалась. Слова незнакомца обрушивали мечту. Этот Рожнов не мог быть Принцем! А заявление – мой пейджер – вообще попахивало конфискацией самого дорогого!
- Вы его купили по сниженным ценам в магазине «Дельта»? – нетерпеливо продолжал Рожнов.
- Нет. Я его выиграла в лотерею.
- Но выигрыш… Вы должны были получить свой выигрыш именно в «Дельте»! – горячился худенький.
- И что? Пусть в «Дельте».
- Как он вам? Странного за ним ничего не замечали? – парень измочалил жесткими пальцами край стеганой куртки. – Умоляю! Скажите правду! Это очень важно! – Рожнов крепко сжал руку Анны чуть выше локтя, грозя вырвать ее из плеча. На них обращали внимание.
- Не здесь, – твердо сказала Григорьева. – Выйдем на воздух.
Ливший на улице дождь охладил Рожнова. Он отпустил руку, на которой непременно оставил заметные синяки. Лицо его было слишком бледным. Казалось, что этот человек давно не видел солнца. Его пальцы ни минуты не находились в покое: все время что-то мяли, дергали. Словом, в этом недокормленном парне многое говорило в пользу немедленной госпитализации. Поначалу Анна даже подозревала Рожнова в побеге из тюрьмы, но потом перестала бояться и рассказала ему о Принце. Она доверилась незнакомому человеку, когда посмотрела ему прямо в глаза своим фирменным взглядом, сухим и острым. Что же прочла Анна в серовато-голубом отражении души Рожнова? Во-первых, Григорьева убедилась, что разговаривает не с преступником, а с чудиком. Взгляд у парня наивный, веки припухшие и красные. Скорее всего, Рожнов компьютерщик или ученый-экспериментатор. У этой братии незамутненный взгляд на мир. Анна вдруг пожалела, что в Светигорске все меньше остается научных сотрудников, и все больше становится менеджеров и бандитов.
Успокоившись насчет личности мужчины, Анна поспешила раскрыть зонт. Дождь загнал их под его розовый купол, под которым Рожнов и выслушал сбивчивый рассказ о жизни с пейджером.
- Принц, говорите? Красиво! – расхохотался Рожнов. – Там строка заела. Должно быть «Принцип Рожнова». А в начале вместо «любимая», «Любимов».
- Много несоответствий. Наверное, все-таки это не ваш пейджер, - вяло сопротивлялась Анна разрушителю воздушных замков. Но, все-таки достала прибор из сумочки и отдала его Рожнову.
- Это он с вами в любимую играл, – мужчина нажал на рычажок и вскрыл корпус, обнажая беззащитные микросхемы. Затем он вынул маленькую деталь и показал ее Анне.
- Мой чип. Частотно импульсный прибор. Открытие века. Вместе с приятелем чинили бракованную партию пейджеров. Халтурка подвернулась... Ради смеха в один прибор вставили чип. И забыли! Партию вывезли, а когда мы хватились, то уже и продали. Последнее сообщение было такое: «Любимов. Завтра в18.00. Принцип Рожнова» В памяти пейджера что-то сбилось. Вы его заставили вспомнить последнюю запись вот этой кнопкой, – показал Рожнов незаметную клавишу вызова памяти.
Анне не хватало образования, чтобы вполне понимать историю Рожнова. Она не осознавала масштаба идеи. Почему он называл свой чип Принципом Рожнова? Какие у Рожнова вообще имеются принципы?
- Микро прибор работает в содружестве с любым потребителем электричества. Если внедрить чип, скажем, в электрочайник, то он превратит дурацкий кипятильник в умную машину. И так везде! Любимов – мой помощник, - просвещал женщину Рожнов, не обращая внимания на ее рассеянность. - 18.00 – это пик активности чипа. Он, если хотите, совершает в это время поступок, который обдумал и подготовил заранее. Судя по застрявшей надписи, чип исполнял виртуозные задачи в рамках новой базы данных. Понятие «любимая» определяло тип задачи, «завтра в 18.00» – время исполнения. Бедный, устал, – ласково шептал Рожнов над железкой. – Но самое главное – это способ исполнения задачи. Его назначала подпись – «Принц»!
- Я жила, словно, в сказке. Ждала своего Принца, – печально вздохнула Анна.
И тут взрослая ответственная мысль - «Кто оплачивал реализацию задачи?», удержала готовую сорваться слезу.
- Кажется, мой чип кого-то ограбил, - задумчиво протянул Рожнов.
- Не магазины. Это точно. Он оплачивал услуги курьерской доставки.
- И вас всегда находили в 18.00?
- Так странно, правда?
- Определение объекта в пространстве. Быстрое и точное. Такого я не ожидал.
- А что же мне теперь делать с вещами? Цветы завяли, вино выпили, конфеты тоже кончились.
- Надо подумать. Я вам, пожалуй, отдам нормальный прибор. А с этим романтиком придется повозиться.
- Постойте, Рожнов! – удержала Анна потерявшего к ней интерес чудика. – Как мне вас найти, если что?
- Я вам скоро на пейджер сброшу послание. И подпишусь привычно – «Принц». Согласны? А домашний телефон ваш я уже знаю. Может быть, позвоню.
Изобретатель на прощание светло улыбнулся, протянул для рукопожатия полупрозрачную ладонь, и, неожиданно перехватив розовый зонт, побежал к автобусной остановке, на которой пыхтел старенький желтый Пазик. Любимый зонтик Анны еще долго розовел на фоне серого дождя, но она не помчалась за ним в погоню.
2
Вечером Анна вызвала Валюшку на совещание.
- История, однако! – обрадовалась подруга. – Принцип Рожнова! Наверное, он страшно умный. Повезло тебе, Григорьева. Дважды повезло. Машинка полный дом товаров натащила, а потом и нобелевского лауреата привела!
- Он не лауреат.
- Будет! Это не за горами. У парня чистопородные мозги, понимаешь? Гений с пейджером! Правда, с человеком тебе не интересно. Фантазии кончились. В жизнь лезет фанатик с железками и паяльником. И зарплата, наверняка, маленькая. Маринка без молока останется.
Валюшка состроила страшную рожицу, испугала кошку и весело закружилась, почти не касаясь пола. Анна тоже притопнула пару раз, но соседи развернуться не позволили: отстучали по батарее все, что думают и о хозяйке, и о гостье.
А чуть позже зазвонил телефон.
- Алло-у, - томно выдохнула Валюшка в трубку.
- Отдай деньги, сволочь!
Подруга выронила аппарат. Связь оборвалась.
- Это … Тебя нашли, - подруга была неподдельно напугана.
- Кто?
- Владельцы… кармана. Страшно так сказали: «Отдай деньги!» Ой, Анечка! Они приедут за нами! Узнали телефон – узнают и адрес!!
Глава третья
1
Светлые миры. Розовая звезда. Планета Вырий.
Авсень готовился к долгому путешествию. Серебряные кони в ожидании дороги перебирали мощными копытами. Аппарат переноса трансформировался по желанию путешественника в любое средство передвижения, но Авсень любил управлять тройкой крылатых коней и не понимал любителей всяких там «тарелочек».
- Трехсотое тысячелетие вспугиваешь все на тех же лошадках, - усмехнулся невидимый друг.
- Проводить пришел, Ворон или просто так завидуешь?
Ворон служил в специальном отряде контактеров. Говорили о нем разное. Авсень не любил сплетен, но, учитывая молву, старался не общаться с Вороном больше необходимого. Встречаться же приходилось часто. Ворон слыл отличным специалистом по инопланетным кадрам. Он искал блестящие умы, коллекционировал бредовые идеи и помогал своим «питомцам» приходить к новым открытиям. Ворон способствовал вселенскому прогрессу и интеллектуальному росту отдельных популяций. Однако, его цинизм и неразборчивость в методах достижения цели, приносило Ворону только настороженное уважение Совета. Коллеги и подчиненные его не любили.
- Всегда узнаешь. Почему? Пахнет от меня что ли? – попытался улыбнуться Ворон.
Он не умел смеяться. Вместо выражения доброжелательности, наверное, снова получилась неприятная гримаса. Может, именно поэтому Ворон предпочитал быть невидимым.
- Только ты злобишься на моих лошадок. Да и они тебя не жалуют. Смотри, как гривами трясут, - щелкнул длинными пальцами Авсень.
- Вообще-то я по делу.
- Да ну?!
- Возьмешь меня с собой. Ты не против?
- Разве тебе требуется мое согласие?
- Сейчас требуется. Такой пласт времени мне не по плечу, а дело важное. Если без желания повезешь, возможно всякое. Ты знаешь о чем я.
- Не хотелось бы мне, Ворон, с тобой являться. Примета плохая. Попроси Додолу. Она тебе симпатизирует.
- Приметы, влечения…Ты заигрался в человека, Авсень. Я доложу Совету.
Авсень промолчал. В тишине двое уселись в удобные сани, включили систему жизнеобеспечения и скрылись внутри прозрачной оболочки. Возница тронул поводья. Роскошная тройка раздвинула космос, растаяв в межзвездной пыли.
2
Светлые миры. Желтая звезда. Планета Земля. Россия. Светигорск.
Не успели Анна с Валюшкой починить телефон, как он снова зазвонил.
- Я слушаю вас, - неуверенно просипела Григорьева.
- Анна Ивановна? Это Рожнов! – оглушил ухо нестрашный знакомый голос.
- Как хорошо, что вы мне позвонили! – обрадовалась женщина, к которой моментально вернулся голос. – У меня неприятность образовалась. Кажется, меня нашел пострадавший от чипа.
- Угрожает? – спокойно спросил Рожнов, совсем не удивившийся новостям.
- Наверное. Мы еще не знаем. Телефон уронили и не выяснили что и как. До конца.
- Вы не одна? Кто еще в курсе ваших приключений? – опять закричал Рожнов.
- Подруга. И все! – извинилась Анна за болтливость.
- Эх - х!!… Зачем же вы рассказали… Я приеду сейчас к вам! Нет! Лучше вы приезжайте! С подругой. Немедленно!
Рожнов продиктовал адрес, Вернее место встречи.
Не смотря на позднее время и усталость, женщины довольно быстро собрались в дорогу. Анна понимала, что в квартиру она вернется не скоро и пристроила Маринку у соседей сверху. На всякий случай прихватила с собой командировочный чемодан. Валюшку эвакуация застала в туфлях на высоком каблуке и тонком коротком пальтишке. Она свернула шерстяной плед в трубочку, подхватила пару подушек и первой выскочила из подъезда в холодную темноту. Пока подруги старательно обходили лужи, Анна думала о Рожнове: «Похоже, этот чудик всерьез рассчитывал, что я никому не расскажу о Принце! Еще будет ругаться при встрече, упоминая женскую нескромность».
Когда до отмеченной подворотни оставалось не более 10 шагов, рядом притормозила старенькая «Нива».
- Садитесь. Живо! – распорядился Рожнов.
За рулем ерзал худой вертлявый бородач. Конечно, Любимов. В обществе товарищей по бизнесу и авантюрам Валюшка чувствовала себя спокойно и уверенно. Удивительно. Раньше она с незнакомыми мужчинами даже в метро вместе не входила. Удивительно!
Изобретатели, между тем, держали курс на заброшенный властями Рабочий район.
Анна здесь очень давно не была. Прежде в этой части города проживали командированные в НИИ научные работники и семьи сотрудников опытного завода при каком-то космическом проекте. Как только наука стала обременительна для государства, завод остановили, кадры осиротели без присмотра и разбежались. Не успевшие выехать подвижники, влачили теперь жалкое существование, а опустевшие квартирки заняли беженцы, безработные и прочий социальный неликвид.
«Нива» остановилась возле оштукатуренного еще к 27 съезду КПСС сталинского деревянного барака. Дом гордо носил на своем изрядно обносившемся торце номер восемь и глазел на мир недовыбитыми окнами.
- Нам невысоко, - весело заговорил с Анной Любимов. – Через порожек перепрыгнем – и дома.
Отпирая обитую старым матрасом дверь, бородач хвастался:
- Водопровод сам провел от ближайшей колонки, а канализационный слив у нас вообще один на всю улицу.
- Славный домик, крепкий, – вежливо поддержала Анна Любимова. Мужчина ей не понравился. Ненатурально вежливый, слишком худой и вообще… легко затевает разговор с незнакомками.
- Что вы! Опытный домишко. Столько всего повидал. Здешний жилой фонд с потерей капиталовложений приобрел бесценный нравственный опыт. Теперь в этом месте верят только своим. В смысле, тем, кто рядом. Жаль, что мы, люди, не настолько умны.
Рожнов вытащил из ниши в коридоре мешок стружки:
- Сейчас будет тепло. У нас и отопление свое. Включаем по необходимости.
Пока Рожнов возился с печкой, Анна попыталась включить свет.
- Эй! С электричеством осторожно! – предупредил Любимов. – Счетчика у нас нет. Мы с проводами держим непосредственную связь, так что иллюминацию устраивать при не зашторенных окнах не рекомендуется.
Он сам расправил плотные занавеси, подключил тостер и лампу. Валюшка выхватила у зазевавшегося Любимова синюю льняную скатерть - принялась помогать мужчинам по хозяйству. Свои узлы и чемоданы подруги оставили в маленькой спальной.
Анна осматривала чужой дом и думала, что некоторая не цивилизованность придает бытию особый шарм. Душа молодеет. Потрескивает печка, накаливая котел автономной системы отопления, ворованное электричество заводит музыку. «Мы, словно в тайге, у геологов гостим», - улыбнулась она.
- Славно как вы живете! – вслух вырвалась последняя мысль.
- Не думаю, – вздохнул Рожнов. – 21 век на пороге, а мы в бараке ютимся. Уюта хочется. Евроремонта.
- А я без ремонта согласен еще немного пожить, но ванна должна быть белой. Помнишь Рожнов наш последний Академгородок? Какая у нас была ванная комната! – Любимов выставлял на стол соленые огурчики и салфетки. – А здесь ржавая вода все корыто изъела. Не приятно вам будет, – вдруг смутился он.
Вечно хихикающий бородач, оказывается, скромный мужчина. Под насмешливым взглядом ухоженной дамы теряет боевой задор. Анна тут же ехидно отметила, что для увлеченного наукой нищего Любимов слишком много внимания уделял быту, а настоящие ученые должны не замечать реальной жизни, потому что быт совсем не влияет на результат их работы. Отвлекает только от напряженного поиска истины.
Все как-то разом замолчали. Компанию пока не объединяло ничего, кроме голода и «Принципа Рожнова». Тишину нарушила Валюшка:
- К столу что ли?
- За знакомство! – торжественно предложил Рожнов.
Соратники поневоле стукнулись рюмками, залпом выпили ледяную водку, хрустнули огурчиками, чавкнули салом с черным хлебом и принялись обсуждать дела.
- Чип, умница, обнаружил замкнутую финансовую систему, не желающую сообщать о себе властям. Деньги там крутятся большие, анонимные. Вопрос первый: откуда капитал?
- Зачем нам это знать, Рожнов? Давайте решать что делать с награбленным, - лукаво поглядел Любимов на Анну.
- Нет, что вы! Узнать обязательно надо! – волновалась Валюшка. – Мы должны понимать с кем связались!
- Информацию добудем, - успокоил ее Рожнов. – А пока поживите здесь. Место неразведанное. Пять лет мы электроэнергию килотоннами воруем и до сих пор нас не засекли.
- Оставайтесь! Народ вокруг хороший, не любопытный, – поддержал товарища Любимов. – Не сдадут, если переоденетесь.
Чуть позже Анна так запишет в своем дневнике, подводя итоги этого дня: «Обменявшись красноречивыми взглядами, мы с Валюшкой твердо решили послать работу к чертям и встретить Новый год в опытном домишке. В мою жизнь ворвалось настоящее приключение. Не придется больше отвлекаться на службу в офисе, я смогу описывать впечатления от окружающего мира и новых отношений с людьми, о которых давно не говорят СМИ! Все-таки мужчины опять заставили меня отказаться от карьеры! Или предложили мне совсем иную?»
Так две неглупые интеллигентные женщины стали жить поживать в одной квартире с инженерами.
3
Светлые миры. Где-то недалеко от Желтой звезды.
Копыта лошадей оттолкнулись от очередного сгустка космического вещества, ускоряя вращение Вселенной. Хлопья усталости катились с разгоряченных шкур, образуя нечто неизвестное прежде в этом пересечении миров. Гривы искрились от соприкосновения с энергиями нового космоса. Авсень остановил тройку возле светящейся полосы:
- Недалеко уже. Впереди временной разрыв.
Стряхнув с себя надоевшую оболочку, Ворон усмехнулся, глядя на возницу:
- В сфере жизнеобеспечения ты смешной.
- Только ты везде можешь быть самим собой, - ответил на насмешку Авсень, приглушенный сферой. - Но ты чаще других не отбрасываешь тени, растворяешься в пространстве. Отчего так, Ворон?
- Я – вестник. Глас свыше! А вести бывают разные. Лучше не пугать разумных своим видом. Гуманно, не правда ли?
- И скромно, - понимающе улыбнулся Авсень.
Отдохнувшие лошади потянули возок в сторону желтой дорожки. Впереди на светло-оранжевом «шарфе» темнел временной разрыв. Авсень направил серебряную тройку в центр пятна, которое росло по мере приближения. «Шарф» колебал ветер ближайшей звезды. Вместе с ним колебалось и пятно. Виртуозно ворвавшись внутрь темноты, возница помог чудо тройке преодолеть вихрь времени. И каждый раз в миг отчаянного пробега в гривах лошадей запутывалось какое-нибудь столетие! Кони беспокойно вертели головами, но полностью стряхнуть прошлое им не удавалось. Каждый приход Авсеня на Землю смешивал будущее с забытым. Раз в тысячу лет сбивал он непредсказуемый коктейль времен.
Миссия Ворона, да и своя собственная, тревожила Авсеня. Он старался задеть в этот раз какое-нибудь скучное столетие, в котором бы ничего не эволюционировало. Ему было жаль человечество, не имеющего обыкновенного покоя.
Что ж, тысячелетие, которое люди называли третьим, обещало стать… интересным.
Авсень направил экипаж в малолюдное место, надеясь, что он и Ворон не навредят глухомани больше, чем уже навредило пространство.
- Ворота открываются! – крикнул он спутнику.
Сани проглотили снега России.
4
Светлые миры. Желтая звезда. Планета Земля. Россия. Светигорск.
…Густо падал пушистый снег. Возле одного из бараков дети наряжали елку. Темные дворы время от времени освещали петарды и маленькие новогодние ракеты. В снежном непрозрачном небе никто не заметил серебристую молнию. На миг она сверкнула в атмосфере, и вскоре путешественники стряхивали снег с внешних защитных покровов. Первым делом Авсень включил прибор идентификации во времени.
- Ничего не изменилось! – воскликнул он с горечью, оценив базу данных.
- Не может быть, - спокойно возразил ему Ворон. – Дома, механизмы, одежда – все другое.
- Причем здесь механика? Люди не изменились! Как и тысячу лет назад ненавидят, враждуют. А ведь я в прошлый раз из временного разрыва прихватил кусочек от сотворения Рая!
- Чудак ты, Авсень. Идея о рае для человечества разрушительна. Она ведет к войнам. В Раю, если не ошибаюсь, проживали всего две мыслящие биологические единицы? Вот люди всех лишних и хотят поставить к стенке.
- Человечество развивается неравномерно. Никто не спорит, Ворон. Есть различия в развитии государственных экономик, выдвигаются промышленные лидеры. Но человечество, то есть все люди на планете, в своем развитии, как вид, не шагнули вперед. Я бешусь при мысли, что эти застывшие расы рассчитывают опереться на успехи гениальных единиц! Расшевелить бы их, как следует! Неужели здесь никто не понимает, что успехи немногих делятся на всех!!
Ворон улыбался, слушая соплеменника. Оглядев трансформацию Авсеня, он сказал:
- Ты слишком красивый для землянина. Не удивлюсь, если тебя захотят убить завистники. Бери пример с меня – будь незаметным. Или напугай людишек в следующий раз. Появись как Возмездие. Ты совсем не используешь Знак Силы.
- Простимся, Ворон. Путь свободен. Включай машинку переноса и гуляй между мирами. У меня к тебе личная просьба.
- Интересно…
- Работай аккуратно. Сейчас нам следует действовать с максимальной осторожностью. Земля больна… Здесь эпидемия.
- Учту пожелание, академик. Видимо, твоя миссия сложнее моей.
Глава четвертая
1
Из дневника Анны Григорьевой:
«Мы прожили в Рабочем районе всего пять дней, а Валюшка уже влюбилась. Мне знакомо это лихорадочное чувство, когда всякий разговор начинается и заканчивается именем любимого.
- Рожнов сказал, что Новый год – это важно для всех нас. Мы в этот день определяем свою жизнь до самого конца. Закладываем ночью перспективы века. Больше ста лет ведь не проживешь? Значит, с ночи и до конца жизни будем вместе. Хорошо, да?
- Что ты нашла в своем Рожнове? Сама же смеялась над ним, называла малоимущим гением.
- Дура была. За глаза кого хочешь можно высмеять. А вот пожила бок о бок и разглядела. Он самый лучший человек на свете. Главное, умнее меня.
- Ну, это не трудно.
- А вот и нет. Помнишь, скольких претендентов отвадила из-за интеллектуальной скуки? С Рожновым не скучно! И у него характер железный. Меня под каблук загнал. Ты знаешь, а под каблуком жить приятно. Ой, как хорошо стало жить! Почему ты первая в него не влюбилась?
- Я Принца ждала. Вовсе не Рожнова с чипом.
- Возьми себе Любимова. Он сам в руки просится. Надо брать! Его любовь к тебе тиха, но так заметна! Умный, ласковый, добрый…
- Отстань, Валюшка. Чему ты так радуешься? Посмотри на свои руки!
- А-а! Ерунда. Нам с тобой не хватало семейных обязанностей. Какая радость, что даже в три часа ночи у тебя свежий маникюр? Женщина должна служить мужчине и его великому делу. А у наших ребят дело есть. И, согласись, это очень хорошо их характеризует.
С нашим появлением жизнь друзей-изобретателей значительно улучшилась. Во-первых, мы очистили ванну от ржавчины. Во-вторых, вымыли жилище и откормили хозяев. Воротники рубашек стали чистыми, лица - безбородыми, сигареты - легкими.
В старых пальто и обрезанных валенках мы ничем не выделялись среди жителей барачного поселения. Дом номер восемь целиком был в нашем распоряжении. В первом подъезде на первом этаже мы жили, а все остальное пространство занимала самодельная лаборатория, в которой пропадали наши защитники практически от зари до зари. От скуки и немножко из любопытства мы приняли участие в организации авторской школы Любимова. Он по вторникам учил местную детвору физике и математике, а в остальные дни недели трудился в лаборатории. Я примирилась с Любимовым и не донимала его придирками. Неплохой человек оказался. Детей любит. И не напоказ, а довольно ответственно с ними дружит.
Мы с Валюшкой вспомнили, что когда-то неплохо окончили филологический факультет университета и попытались заняться с детьми литературой, историей и русским языком. Любимов простодушно радовался и норовил поцеловать руку, благодаря за помощь. Дети нас с Валюшкой слушались. Но мне трудно было объяснить себе, почему эти вольные души приходили на наши уроки. Дети ведь не очень стремятся укусить железобетон науки?!
На занятиях мы сыпали терминами, ссылались на научные авторитеты, и, видимо, слишком часто употребляли слова «педагогика» и «филология», потому что в Рабочем районе нас прозвали «филпедками».
Замученные безденежьем, бытовым неустройством, мамы и папы наших учеников относились с уважение к образованности «пришлых баб». Они чувствовали, что мы здесь от кого-то прячемся и не откровенничали о нас с посторонними.
Я и прежде часто думала, откуда это холодное пренебрежение обеспеченных саунами и джакузи граждан к своим мыкающим горе соотечественникам? Теперь, приглядевшись к жизни новых бедных злилась еще больше: люди здесь прозябают вполне нормальные - родители любят своих детей, дети любят родителей, мужья жалеют жен, жены заботятся о семьях. Здесь жили честные люди! Наверное, дело в этом. Другая группа крови!
Нам с Валюшкой с ними было легко. Не пришлось изучать местные традиции, мириться с чуждой культурой или терпеть ненормативную лексику. Здесь уважали чужое право, равно как и свое собственное. Мы принадлежали к единому некогда народу. И остались единым народом.
Однажды я даже поймала себя на мысли, насколько приятнее общаться с местными горехлебами, чем с какой-нибудь картинно учтивой бизнес-рожей, бросающей нищей старухе сторублевую бумажку. Возле церкви. Чтобы Бог видел.
Насколько щедрее был к людям тот же Любимов, чем спонсоры всех телемарафонов «Дети – наше будущее!» вместе взятые. Он не строчил статьи о потерянном поколении, не ругал подростков, вспоминая собственное взросление, он весело делился с ребятами личным временем, возвращая их без громких призывов к осмысленному детству. Любимов уверен, что ребенок не сверяет свою жизнь с Конституцией и Библией, а нравственные и духовные ценности воспринимает опосредованно, то есть через мир взрослых и авторитетных. Именно поэтому все детские проблемы вырастают исключительно с помощью старших, которых дети назначают своими идолами. Да полно! Дети ли?!
Получалось, что дети России стали жертвами не экономических трудностей страны, а пали под обломками взорванной драматургии советского детства? Вполне возможно. Детство в демократической России потеряло смысл, потому что для него не написали новую пьесу, не создали новый предметный мир.
А вот жизнь взрослых свою драматургию сохранила. Все переменилось, но в бытие взрослого человека все-таки присутствовала логика: люди работали, чтобы кормить семьи, влюблялись, делали карьеру, грешили, убивали друг друга, жаждали славы и богатства. И они знали что следует предпринять, дабы добиться необходимого.
А дети? Маленькие граждане страны перестали быть отдельной графой статистики. Они ничем для Закона и общества не отличались от взрослых. У них не стало даже собственной моды: едва малыш научится ходить, он надевает костюмы для взрослых, только очень маленького размера! Дети вынуждены обживать мир взрослых, потому что мы не построили для них волшебного мира детства. Они старательно пытаются влюбляться и курить, пробуют невкусное пиво и наркотики, чтобы соответствовать предложенной эстетике, а не из-за поголовной испорченности.
Любимов это понял и увлекал ребят за собой в сложный фантастический мир науки в свободное от работы время.
Он много говорил со мной об этом. В Рабочем районе не было средней школы, потому что городской бюджет экономил средства за счет бесперспективного уголка ветхого микрорайона.
Осмысливая сущее, я почувствовала необходимость записывать свои впечатления. Впервые в жизни я завела себе дневник. Теперь буду натурализовавшимся графоманом».
2
В последние деньки декабря Валюшка заметно приуныла. Ей хотелось блистать. Все-таки она влюблена. Подруги решили попросить Любимова захватить пару платьев из шкафа в квартире Анны. Вообще-то человек собирался на разведку, но Григорьева упросила его помочь женщинам принарядиться.
Отношения Любимова с Анной заметно потеплели. Она теперь с полным основанием могла назвать Любимова своим товарищем. Умный, добрый, но некрасивый Любимов в руках женщины со вкусом вполне мог превратиться в Принца. В нем был спрятан серьезный потенциал.
И вот Любимов ушел на задание и пропал. Пора садиться за праздничный стол, а разведчика все не было. Рожнов волновался молча. Анна – вслух:
- Его могли задержать соседи. Или Коля. Это собака. Она принципиальная – ужас! Надо звонить! Ну не засада же там, в самом деле!
- Никуда мы не будем звонить, - отрезал Рожнов. – У Любимова есть сигнализатор. Мы договорились, в случае опасности он его включит. Сигнала нет, значит, будем ждать. Это для нас секунды часами тянутся, а для него часы секундами летят. Я сказал – ждем!
Еще бы две минуты и терпеливый Рожнов сам бросился искать друга, но толстая дерматиновая дверь заскрипела, распахнулась, и в квартиру ввалился Любимов с пакетами. Вместе с ним вошел кто-то еще.
- Принимайте гостей! Девчата, живо переодевайтесь! Полночь скоро.
Валюшка радостно закричала «Ура!», а у Анны закружилась голова, подкосились ноги, и она почти упала в обморок.
Пришла в себя на диване. Подруга насильно терла ей виски одеколоном.
- Где он? – спросила она Валюшку.
- Кто?
- Принц.
Смирнова отодвинулась, подозрительно приглядывалась с минуту к Анне, так как ей показалось, что подруга сошла с ума.
- С Любимовым пришел, - настаивала Анна, непременно желая подняться.
- Понравился? – снова придвинулась поближе Валюшка. – Красивый мужчина. Святогор Ярославич какой-то! Правда, похож?
Она поправила свою прическу и вздохнула, погладив Анну по голове: «Влюбилась, наконец!»
- Я такого всю жизнь ждала!…
Анне захотелось рассказать Валюшке о волнении, охватившем так неожиданно, но решила, что у подруги своя любовь и слушать о чужой она, наверное, не станет. Все влюбленные удивительные эгоисты! Они живут своими страстями. Они настолько ими поглощены, что рядом можно тонуть в чувствах, умирать - никто не заметит трагедии. Вот и Валюшка ничем не лучше – важно говорит о себе и о Рожнове, посмеиваясь над Анной.
- С тобой не соскучишься, Григорьева! Рожнов кругом прав. Сегодня особенный день…
И Валюшка принялась в очередной раз пересказывать мудрые мысли инженера.
Анна прислушивалась к голосам в соседней комнате.
- Чудесный парень! – шумел Любимов. – Машина встала! Думал – все: ночую на дороге! Если б не он…Мастер на все руки. Добежала старушка, как резвая кобылка. Такие люди нам нужны!
В зеркале отразилось настороженное лицо Рожнова. Он недоверчиво поглядывал на пришельца.
- Мастер-то, мастер. Но, понимаешь, мужик, какое дело… Только пойми нас правильно…Время сейчас не смешное. Документик покажи какой-нибудь. Нам полегче будет и тебе попроще.
Незнакомец показал Рожнову бумагу в переплете, и тот радостно обнял гостя:
- Ничего себе! Барышни, знакомьтесь! Физик! По имени Сеня. Вступай, Сеня, в нашу коммуну.
- С Новым годом! – дружно закричали Валюшка с Любимовым, едва не расплескав шампанское. Бокалы на подносе тряслись в такт приступам смеха у Любимова.
- С новым счастьем, - прошептала Анна, прикасаясь бокалом к своему разгоряченному лбу.
Она снова загадала желание и выпила его до шестого удара курантов.
- А теперь обещанный сюрприз! – объявил Рожнов. – Любимов, огонь!
3
Во дворе вспыхнула разноцветными лампочками огромная елка. Да что там елка! Весь восьмой барак превратился в Лас-Вегас. Сияли красными огоньками поздравительные надписи, голубыми - светились огромные снежинки. Ребята решили встретить новый век красиво и светло, наперекор обстоятельствам.
К дому номер восемь сбегались восхищенные зеваки.
- Ребята! Шампанское тащите к восьмому! Здесь электричества завались! – неслось со всех сторон.
Обитатели Рабочего района сбивались в кучу. Кто-то принес и установил микрофон. От щедрот второго и третьего домов принесли громадные колонки и магнитофон. Тосты звучали оглушительно громко. Возле микрофона наливали всем желающим обратиться к народу. Как по команде потянулись во двор восьмого дома столы и закуски. Женщины выносили их нескончаемой вереницей.
Угощать людей приятно. Все были рады друг другу, и никому давно не было так весело, как сейчас.
- Последний раз всем обчеством в 1961 году гуляли. Когда Гагарин полетел. Вот так же радовались, что мы в космосе! Летал – он, а были на орбите вроде бы все мы! Человечество! – прослезился у микрофона незнакомый старик. – Мой тост за единение. Чтоб всем друг за дружку держаться. Потому что хорошо тем, кого много!
- Ура! За человечество! – подхватили люди.
Музыка звучала все громче. Народ разделился на пары и утаптывал снежок, вальсируя. Анна крепко держала Сеню за руку, не замечая ироничных взглядов окружающих. Физик не протестовал. Он молчал.
- Пойдем танцевать? – попросила она.
- Я, наверное, не умею, - тихо ответил Сеня, но довольно прилично повел в танце.
Сеня был очень высоким человеком. Анна с трудом представляла физика с такими внушительными мышцами. Худенький Рожнов, несомненно, отдавал все свое время науке, а Сеня, скорее, был преданным служителем культа тела, чем разума. Красивому здоровому мальчику не легко отказаться от соблазнов и сидеть дни напролет за книгами. Поэтому в жизни вершин добиваются, в основном, усидчивые уродцы, а талантливые атлеты в отместку отбивают у них женщин.
Сеня неуловимо напоминал русского богатыря с полотен Константина Васильева. Это Валюшка правильно подметила. Его золотые длинные локоны, казалось, только что простились с расческой парикмахера. Сегодня в моде короткий ежик, на фоне которого Сеня выглядел выходцем из 17 века. «И зачем только наши мужчины вдруг разом отказались от красивых причесок из длинных волос? – думала Анна, не сводя восхищенных глаз с красивого физика. - Потратили двадцать лет борьбы с милицией и государственной модой, чтобы подчиниться в следующем поколении. Женщины не любят принудительно лысых, не предпочитают свободно лысеющих и не мечтают о бритоголовых. В женских грезах мужчина обязательно изысканно лохмат».
Анну тоже тянуло к мужчине с волосами. Стремление прикасаться к новому знакомому безошибочно утвердило ее в правильном диагнозе: страстно влюблена. «Вряд ли я могу претендовать на внимание такого парня, как Сеня, - переживала женщина. - Увы, я не совершенство. Мне мстит моя лень. Я потеряла обольстительную внешность и ничего не приобрела взамен. Даже французский язык не выучила! Чтобы быть интересной такому мужчине, нужно уметь водить автомобиль и управлять самолетом. Я забросила работу над собой после очередного пришествия Нетогопарня. И дождалась прихода Тогочтонадо в безобразном состоянии души, ума и тела».
Они танцевали… Интересное чувство – любовь. Внутри, словно движок включился и вырабатывает энергию из переживаний. Любимый посмотрит ласково - новая лопата угля вброшена в любовную топку. Сколько можно довольствоваться иллюзией отношений? Некоторые до конца жизни находятся под впечатлением двух свиданий и трех поцелуев. Анна не ждала, что Сеня подарит ей надежду на совместное будущее. Душа ее встрепенулась, очнувшись от многолетней спячки, и за это пробуждение она уже была ему благодарна. Вот только ей показалось, что Сеня вздохнул с облегчением, будто все время слышал мысли влюбленной женщины. «Он понял, что моя пылкость ему не угрожает?» - покраснела от обиды Анна. Она вырвалась из ненатуральных танцевальных объятий и, не сдерживая слезы, побежала в дом.
4
Реветь начала в коридоре, но Любимов не позволил поголосить своим: «Ты чего?».
- Ничего. – Анна вытерла лицо и заговорила, как ни в чем не бывало. – Почему один дома сидишь? В темноте. Как сыч.
- Привык быть один. – Любимов принес стул и придвинул его поближе к печке. – Знаешь, я у тебя когда в квартире платья искал, очень легко себя чувствовал. Твой запах, вещи, которые тебя знают. Ты не бойся, там никого нет, и можно вернуться. Но я хотел, чтобы ты пожила еще немного здесь. Просто так. Сама по себе.
- Хороший ты человек, Любимов, – всхлипнула Анна.
Капали снежинки на пол с примороженных волос. Красные холодные щеки начинали гореть от стыда за себя. Она снова всхлипнула.
- Аня…Надо… Будем терпеть...
Любимов пытался говорить с ней о чем-то важном для себя. « Только не сейчас, Любимов! – мысленно умоляла Анна. - Неужели ты, странный человек, не понимаешь, что я не хочу выворачивать себя наизнанку перед кем бы то ни было?! Забыл, что существуют такие вещи, которые легче переживаются в одиночестве, в тайне?»
Кстати сказать, подруги до сих пор не удосужились спросить имена своих добрых приятелей. Рожнов да Любимов, Любимов и Рожнов. Ребята откликаются, не возмущаются, не пытаясь представиться по всей форме. Анне не нужны были их имена. И Валюшка все время называла любимого по фамилии. Чудно. Теперь, когда Григорьева решила отвлечь Любимова от предъявления нежных чувств, она спросила, как его зовут.
- Паша. Павел Сергеевич. – Любимов очень удивился вопросу. И обрадовался!
- А Рожнова?
- Юрий Титыч. Или Титович. Я не знаю как правильно.
Анна фыркнула:
- Титыч…Титович… Титыч прикольнее. Старообрядческое отчество.
- Так он же из раскольничьего гнезда! Дома у них из бревен, толщиной в обхват. Заборы из бревен, с колом вытесанным на макушке. Дороги – и те из бревен. Я приезжал к нему в Сибирь на каникулы в студенческие годы. Дикий край! Радио нет. Электричество не хотят в дома проводить. Отдохнули недельку и сбежали назад в будущее. Мы с Титычем отдельно жили. Почти за деревней. Юрка у них главным грешником считается. Хуже колдуна. Одно слово – механик!
- А эта квартира чья? – Анна обвела взглядом пространство возле печки.
- Бабушки моей. Царство ей небесное, мы с Юркой у нее последнее время жили. Добрая была душа. Всех подкармливала: и студентов, и кошек, и птиц. Умерла тихо. Два дня лежала совсем одна. Мы штуку очередную испытывали и сутками не вылезали из подвала. Юрка потом в голос плакал… Я тоже плакал, но Юрка..! Не его ведь бабушка… Душа у него есть.
Они замолчали. Уединились каждый со своей думой...
- Рожнов нашел владельца части денег, - вдруг весело сказал Любимов.
- Иди ты!?
- Похоже, что денежки из Народного Банка. Помнишь, был такой? Ловкачи! Никуда не повезли капитал, пристроили его в российской глубинке. Кто у них здесь спросит - откуда деньги?
5
А во дворе водили хороводы и пели хором. Нас с Любимовым звали посмотреть на художество Сени – снежных коней с крыльями. Вздыбилась троица в глубине двора. Сеня настоящий скульптор. Это даже из нашего бокового окна было видно. Люди стали приносить воду в лейках. Всем хотелось сохранить красоту до конца зимы.
Утомленные весельем люди потихоньку расходились по домам. Рожнов отключил иллюминацию, но кони все равно переливались серебряным блеском. Юрий Титыч принес совершенно пьяную Валюшку и укладывал ее на кровать, уговаривая заснуть. Сеня старательно разглядывал железки Любимова. Он не выглядел усталым. Но Анне стало его жаль: идти в такое время человеку некуда, а остаться у друзей, похоже, мешает ее чувствительность. Всех выручил проголодавшийся Рожнов.
- Давайте, пожуем чего-нибудь! Я так ничего толком и не попробовал.
- Конечно! – засуетилась зачем-то Анна. - Пироги почти не тронуты, котлеты, рыба!
- Сеня, ты пироги любишь? – спросил красавчика Любимов.
- Да я все люблю. Главное, чтобы жевалось.
Пока мужчины опустошали тарелки, Анна твердо решила не усложнять себе жизнь любовными переживаниями и без того осложненную уголовщиной. «Того и гляди, прикатит сюда какая-нибудь бесцеремонная банда!» – думала она. В эту минуту Сеня с интересом посмотрел в ее сторону:
- Ребята, у вас что-то происходит. Вы чего-то боитесь?
Все замерли от неожиданности, стараясь не смотреть друг на друга. Тишину за столом нарушало падение продуктов с вилок едоков.
Глава пятая
1
На северо-восточной окраине города Светигорска кипела работа. Светские и религиозные праздники не останавливали движения рублей и механизмов. Баксоград строился быстро. Скорость работ и чистота на стройплощадках, оплаченные долларами будущих жильцов, принесли на язык городской бедноте название нового микрорайона. И сколько бы городские власти не укореняли его официальное имя, народное многоумие и общемыслие, порождая самые устойчивые мифы и прозвания, уперлось: Баксоград остался Баксоградом. К тому же в новых домах в отличие от прежних времен ни одной квартиры не досталось семье ветерана, герою какой-нибудь войны, многодетной матери или труженику строительной кампании, благодаря которому новые стены надежно оберегали нежные тушки метро владельцев.
В трехэтажном красно-белом теремке, разместившемся в котловане под восьмидесятиквартирную пятиэтажку, обитает десять семей. Некоторые семьи представлены в списках жильцов одним человеком, а самые многочисленные – тремя.
В квартире номер пять проживает удачливый лесоторговец, который первым сообразил, что национальная собственность больше не защищена законом от расхищения и организовал вырубку заповедных лесов с последующим их вывозом в Германию.
Одаренный бизнесмен поделился образовавшимися доходами с каждым обязанным помешать беззаконию и вместо презрения нации получил новый социальный статус. Теперь он член Совета безопасности при губернаторе области.
Новообращенный член чем-то неуловимо напоминал вечно живого Ильича. Зная об этом сходстве, мужчина носил жилеты и частенько без всякой надобности вытягивал вперед руку, наклоняя ладонь пистолетиком и оттопыривая большой палец. Его маленькие, близко посаженные глазки при этом задорно блестели, а облысевшие надбровные дуги строго морщили переносицу. Подсознательно человек мечтал о личном вкладе в какой-нибудь переворот.
В некоторых кругах жильца из пятой квартиры знали под кличкой «Хвастун». Но мы с вами иногда будем называть его Валентином Михайловичем Ухиным или Великим кооператором.
Сейчас Валентин Михайлович занят разговором с очередным претендентом на должность его личного шофера. Город захлестнула безработица. Каждый не способный к людоедству оказывался в сложном положении.
Христианин Витя Дорин искал работу третий месяц. Его прежний начальник уехал доживать век в Канаду, и Витя остался без гарантированного прожиточного баланса. Сбережения подходили к концу, когда его рекомендовали Ухину родственники жены. Молодой мужчина робко поглядывал на работодателя, брезгливо откладывающего в сторону его документы.
- Права, характеристика с прежнего места работы…А где трудовая книжка? Почему основной документ не предъявляете? Замарался?!
- У меня, простите, нет трудовой книжки, - со слезой в голосе встрял в грозный окрик Виктор.
- Что?! – повысил уровень шума Ухин. – В тридцать лет не заработал трудовой книжки?!
- Понимаете, я по найму работал. С 1989 года. Мне хорошо платили. Частники…Зачем им моя трудовая книжка. Я не требовал.
- Ладно-ладно, - перебил Ухин почти всхлипывающего Дорина. – У меня же не трамвай, - продолжил он, миролюбиво раскуривая трубку. – У меня «Мерседес»! Понимаешь? Машине нужны очень хорошие руки. Она меня возит! Понимаешь? Ты же не возьмешь, в случае чего, расходы на себя? Не возьмешь?
- В случае чего? – вытянул Виктор хорошо сработанную шею.
- Авария, поломка, угон.
Ухин снисходительно оглядел высокую мускулистую фигуру шофера без стажа:
- Образования нет, трудовой книжки нет. Не мужики пошли, а сопли. Решай сам, Витя: хочешь у меня работать, принимай мои условия.
- Какие условия? – тихо переспросил Дорин.
- Двести баксов за трудоустройство. Я тебе сделаю документы: стаж, страховку. Первый месяц - испытательный. Посмотрим, как ты с коллективом уживешься. За этот месяц ты получишь половину заработанного. Второй месяц тебя моя машина будет аттестовать. Получишь две трети заработанного. И бумагу подпишешь о материальной ответственности за автомобиль. Согласен? Зарплата большая, Витя.
- Да, - прошептал, опуская голову, недавно еще высокий человек. – Но, Валентин Михайлович! – взмолился он вдруг. – У меня нет двухсот долларов!
- Пустяки это, Витя. Я тебе поручение дам. Выполнишь – будут деньги, не выполнишь – штраф будет.
Ухин похлопал парня по плечу:
- Не бойся. Не сложная работа. Поедешь по этому адресу, - протягивая бумажку с цифрами, деловито говорил Валентин Михайлович. – Если никого не застанешь или соседи станут расспрашивать, уходи молча. Но если на звонок дверь откроют, скажешь: « Верните деньги. Срок – один месяц.» Понял?
- Понял.
- О-кей! Быть тебе, Витя, Понятливым.
2
Великий кооператор с удовольствием вспоминал начало девяностых годов. Тогда за ним гонялись газетчики и милиция: всем хотелось взять интервью. Именно газетчики присвоили Ухину титул, назвав статью о нем «Великий кооператор». Следователь прокуратуры Мешков вырезал название и приклеил его на объемистую папку, в которую складывал сведения о преступно хозяйствующем субъекте. Побеседовать с талантливым бизнесменом Мешкову удалось только через несколько месяцев на берегу теплого моря в компании нудистов. С тех пор дело «Великий кооператор» пылится в архиве, - не нашлось в Уголовном Кодексе подходящей статьи для активного предпринимателя, - а следователь Мешков, уволившись с работы по собственному желанию, превратился в начальника Службы охраны фирмы «Ландыш», личного бультерьера господина Ухина. За десять лет фамилию бывшего работника прокуратуры в городе забыли, но стоило кому-нибудь упомянуть кличку «Фен», как смолкали болтливые, прятались нахрапистые, погибали несговорчивые. Такая вот у человека карьера получилась.
Третье тысячелетие Ухин и его команда встречали по-прежнему с фирмой «Ландыш». Сфера деятельности весеннего цветка значительно расширилась. Ухин теперь строил дома, прокладывал дороги, владел авто заправкой и автостоянками, гаражными боксами, магазинами, крупной фабрикой. Валентин Михайлович слыл удачливым финансистом. В его ведении находился банк, ссудная касса, обменные пункты, подпольный ломбард. Почему все это обширное хозяйство приносило прибыль, а не разорялось согласно планам очередного правительства России, лучше всех знал Фен. Коварный и умный, кровно заинтересованный в процветании «Ландыша», он умело оперировал самой свежей информацией.
Бывший следователь был красивым мужчиной. Он мог претендовать на звание одного из самых красивых мужчин планеты. И только непроходимо российская походка, да женоподобный зад, не оставляли шансов на появление мордашки Фена рядом с Мадонной или Шер.
3
Когда глупая тетка уронила от страха телефонный аппарат, а Фен не сомневался, что испугал абонента, группа крепких парней выехала по заданному маршруту. И никого не застала! «Каким образом бабе удалось так быстро сориентироваться и так профессионально спрятаться?» – металась его возмущенная мысль. – «Который день ищут – толку нет! Изучили все возможные места пребывания - пусто! Растворилась, словно пуговица в кислоте».
Если бы не жестокая злоба, которую вызвало нарушение финансовой системы «Ландыша», Фен отнесся к способностям незнакомки потрошить чужие карманы с уважением. Но сейчас под угрозой была не одна сотня тысяч долларов. Кто поручиться, что дрянь в юбке не потянется за большим куском?! И пусть раскрыта незначительная часть схемы, до основного капитала нахалка не дотянулась, все-таки и эти небольшие деньги были тщательно закодированы, залегендированы, можно сказать зарыты. «Или стерва умна, или кто-то продался». – думал Фен прежде. Пришлось признать тетку умной. Заподозренные в предательстве не сознались. Их отпустили к Богу пораньше.
Проигравшим и виноватым Фену быть не хотелось. Он оставил возле дома умницы засаду.
Фамилию квартиросъемщицы узнать в наш век всеобщей компьютеризации не сложно. А уж найти место работы Григорьевой Анны Ивановны по данным из ее паспорта и подавно. Но ни на работе, ни у подруг, ни по месту прописки Григорьева не появляется почти полмесяца. Фотографии разыскиваемой были вручены наблюдателям. Обнадеживающей информации не поступило и от них. Только однажды возле квартиры Григорьевой заметили молодого высокого парня. Судя по описанию – нового шофера Хвастуна.
Фен придумывал, вцепившись длинными крепкими пальцами с выхоленными ногтями в густую темную шевелюру, что докладывать хозяину, когда на прием к руководству попросился Фара.
- Шеф, не знаю как вышло, но к Григорьевой на квартиру приходил не только Понятливый.
- Как? Когда? Что сделано? – Фена выбросило из кресла предчувствие удачи.
- Проследили за ним. Рабочий район, дом номер восемь.
- Она там. Собирайтесь!
- Погодить надо, шеф. Непростые там ребята…
- В бомжатник боишься соваться? Чего вдруг, Фара?
- По моим данным обычный «наезд» не пройдет. Следует подготовиться.
Фен усмехнулся и, одобрительно взглянув на Фару, назначил его ответственным за операцию по захвату Григорьевой с компаньонами.
- Действуй по-своему усмотрению. Мешать не стану. Твои дела – твоя ответственность. Помни только, что они нужны мне живыми. Все. Хочу поговорить.
Красивые синие глаза Фена нехорошо засияли. Белозубая улыбка вытащила на правую щеку прелестную ямочку.
- Срок устанавливаю тебе, Фара, неделю. Разведка, захват, трофеи – на все неделя. Пойдет?
- Пойдет, шеф! – щелкнул каблуками бывший кадровый офицер ГРУ, а ныне просто Фара, по-военному четко повернулся и вышел, печатая шаг.
Глава шестая
1
Из дневника Анны Григорьевой.
«Мой рассказ о нашем с Валюшкой появлении в Рабочем районе Сеня слушал внимательно. Его задумчивое серьезное лицо придавало пересказанным событиям опасную остроту. Видимо, со стороны наше положение выглядело не совсем веселым.
- Любимова, наверняка, выследили. Убежище Анны раскрыто, - наконец произнес Сеня.
Павел Сергеевич попытался протестовать, мол, этого не может быть, он непременно заметил бы слежку! Но ему дружно объяснили: « Мы имеем дело с профессиональными негодяями».
Я предлагала бежать. Мужчины со мной не соглашались.
- Нет смысла, - вздохнул Рожнов. – Теперь это касается всех нас. Столкнуться лицом к лицу все равно придется.
- Днем начнем строить наш оборонительный рубеж. После полноценного отдыха. – Сеня поднялся из-за стола. Он пожелал всем спокойного сна».
2
Люди молча разбрелись по лежанкам. Скоро в квартире спали все, кроме Сени.
Он лежал на короткой для его исполинской фигуры кровати, опирая могучее тело о приставленные со всех сторон табуреты, и думал, что делать дальше. Ему нравилось его земное имя. Сеня-Авсень - приятная похожесть. Случайность, познакомившая Авсеня с Любимовым, неожиданно привела его в эпицентр пра-излучения. Источник пока не найден, происхождение пра-лучей не определено, зато со дня на день возможно опасное сгущение энергий в точке излучения, предотвратить которое необходимо и людям, и вырианам.
Авсень не всегда понимал землян. Анализируя истоки интереса, который проявляла к нему Анна, он не находил причины для его возникновения. Не могла же серьезная женщина, в самом деле, увлечься такой ерундой, как внешность?! У нее странная манера выражать свои желания. К примеру, что означает фраза « Когда же он будет на меня нападать»?
Система трансформации использовала предпочитаемую землянами оболочку из ограниченного набора модулей, поэтому высокий златокудрый Авсень был обречен представлять на Земле славянский тип. Он чувствовал, что нравится женщинам. Видел - они готовы помогать ему в делах, жертвовать собой, жалеть его и лечить. Он тоже готов сделать ради людей то же самое. Ради всех людей.
Выриане пережили страшные времена. Их планета теряла свой народ. Люди не знают насколько это страшно. Поэтому они выбирают себе любимые лица и благоволят им, а других, в лучшем случае, не замечают.
Авсень боялся женщин. Он понимал, что ведет себя с ними не по земному. Именно женщина вполне могла разоблачить Авсеня. Конечно, он знал, что такое инстинкт продолжения рода, понимал природу человеческих страстей и мог грамотно вступить в плотскую связь с женщиной. Но Академия Структуры не давала Авсеню такого задания. Более того, генетические подарки землянам запрещены Уставом Переноса. Считалось, что новые люди используют свои возможности во вред обществу в целом. Устав предусматривал строгое наказание за пренебрежение запретом номер 3.
Новые друзья, спящие в соседних комнатах, дружно заворочались. Они будто чувствовали, что кто-то в эту минуту думает о них. Было почти два часа дня.
- Подъем! – зычно крикнул Сеня. – Третье тысячелетие на дворе. Работать пора.
Новое тысячелетие начиналось с подготовки к битве. Работа закипела!
3
Из дневника Анны Григорьевой:
«Первая новость дня: Рожнов уступил лидерство Сене. Наш гость предложил воспользоваться достижениями научно-технического прогресса в борьбе против бандитов. Он долго копался в ящиках с железками, изучал приборы, стоящие на столах и полках в лаборатории. Потом загрузил всю компанию работой. Валюшка, проспавшая наш военный совет, быстро поняла что следует делать в первую очередь: молчать и слушаться старшего. И вот мы, дружно прикусив языки, изготавливаем нечто невероятное.
- Очень хороший сигнализатор! – похвалил Сеня работу Рожнова. Потом достал из кармана плоскую деталь, напоминающую конденсатор из старого лампового телевизора и отдал ее Юрию Титычу. – Включи ее в цепь вот в этом месте. Ваш прибор приобретет новые свойства.
- Какие? – полюбопытствовал Рожнов.
Но Сеня не склонен тратить секунды на объяснения. Он посоветовал всем работать и разбираться, если интересно, самостоятельно.
Любимову достался загадочный генератор Фикс. Павел Сергеевич молча припаивал зеленые провода к розовым. Даже мы с Валюшкой вооружились паяльниками. Сеня нас быстро научил тонкой мужской работе, которой гордились все известные мне представители сильного пола. Мужчины считали неумение паять главным отличием женского образа жизни от правильного. Но теперь, когда мы наравне с ребятами монтируем сложную установку, одинаково зависимые от интеллектуальной мощи Сени, я точно знаю - человек в брюках, держащий в руках паяльник отныне не обязательно мужчина.
Валюшка аккуратно припаивает круглое к круглому, а квадратное к квадратному. Я склеиваю теплом провода одного цвета между собой, не удивляясь больше бессловесности изобретателей. После полудня нам в голову приходит одна и та же мысль: сделать запас продовольствия на время осады. Но наши планы снова поломал Сеня.
- Мы победим быстро. Никаких запасов нам не понадобится. Фикс – это генератор, источник энергии сопоставимый по мощности с небольшой АЭС. Принцип работы у него, конечно, иной, - начал объяснять Сеня. – Фикс обеспечит нас необходимой энергией, если где-то оборвутся ваши секретные провода. Сигнализатор превратился в ловушку. Она способна удерживать в своем поле до 20 человек или две легковые машины в течение трех суток без подзарядки.
- А если сделать несколько ловушек? – воодушевился Рожнов.
- Делай. Принцип работы понятен?
- Разберусь. – И Юрий Титыч углубился в чертежи.
Мы с Валюшкой собрали, как оказалось, био-пушку. Прибор плевался тонким лучиком, делающим очень больно теплокровному объекту. Прибор самонаводящийся, дозирующий свое воздействие. Сеня предполагал с ее помощью вызывать временную парализацию опорно-двигательного аппарата.
Закончив свою работу, Любимов потрясенно разглядывал арсенал прогресса.
- Из наших антенн, из старых силовых установок, только изменив схему! Принципиально иной подход. Другая физика. Сеня, ты – гений?!
Сеня кивнул в ответ. Скорее всего, он не слышал Павла Сергеевича. Сеня усовершенствовал процессор старого компьютера и запустил новую программу. Раздался еще один вопль радости: « Ему не нужен человек!» Сеня предложил использовать компьютер в качестве советчика и не трогать руками какие-либо кнопки.
- Он не совсем вещь теперь. Это мыслитель. Мудрец.
Искусственный разум после беседы придумал каждому из нас позывные. Ко мне и Валюшке он обращался просто: «Женщина». Рожнова прозвал Мужиком, а Любимова – Павликом. Только Сеню Мудрец подобострастно величал Созидателем. Лично я услышала - Создатель, но Сеня посмеялся над моим серьезным отношением к имени.
Мне, действительно, небезразлично как что именуется. Слово – это ключ, код мышления, управляющее человеком. Неверное слово ломает жизненную программу, заложенную в нас природой. Я имею в виду не грубые или обидные слова, а неправильно употребляемые языковые формы. Моя внимательность к слову была выстраданной.
Умная машина преклонялась перед Сеней и называла его все-таки Создателем. В действиях Мудреца я ощущала эмоцию. Скажете - «Чушь»!? Тогда и Фикс, и ловушки, и био-пушка тоже ерунда. Не бывает! А ведь было.
Напали на нас в пятницу. Сигнализация не сработала, и бой мы приняли почти под собственными окнами. Если бы бандиты чуть меньше шумели, страшно представить что могло с нами случиться. Но счастье поселилось на нашей половине. Две-три ловушки – и дело окончилось. Победа. За несколько минут мы поймали три десятка сильных, злых, вооруженных парней.
Противник развернул военные действия поздно вечером, и мы решили оставить их в ловушках до утра. А для безопасности окружающих включили на полную мощность антишум Рожнова, который блокировал не только непристойные выкрики, но и мобильные телефоны заложников прогресса.
Не могу сказать, что застывшие в неудобных позах молодые мужчины, открывающие рты, словно рыбы на берегу, выглядели смешно. Припозднившиеся прохожие к странной компании благоразумно не приближались, убыстряли шаг, торопясь домой. Чуть позже по номерам автомобилей Мудрец вычислил нору, из которой на нас выпустили крыс:
- «Ландыш». Владелец фирмы – Ухин Валентин Михайлович. Кличка – «Хвастун».
Выходит, что чип Рожнова обобрал ни много ни мало, а фирму «Ландыш»!? Правда, размеры ущерба не объясняли тридцать человек в качестве судебных исполнителей. Миролюбивый Павел Сергеевич не верил, что за 50 тысяч долларов можно послать такое войско и волновался - не слишком ли мы жестоко поступили с отрядом Ухина.
- Да вы что!? Не знаете этот «Ландыш»? Они же за копейку удавятся! – не соглашалась с Любимовым Валюшка. – Они приехали нас уничтожить! Они нас убить хотели! – расплакалась она в конце концов. – Я их так боюсь, мальчики! Так боюсь!
Остановить слезы Смирновой было непросто, равно как и вызвать их потоки. Моя подружка никогда плаксой не была.
Рожнов утешал Валюшку до глубокой ночи. Наверное, она плакала бы до сих пор, если бы Сеня не придумал вспоминать ее пироги:
- Славные пироги получились. Душистые.
Он забавно шевелил ноздрями, будто вдыхал не воздух битвы, а запах пиров. Ребята тоже мечтательно улыбались, оживляя в памяти аромат пропеченного теста. Старый, как мир, психологический прием, а как действует!
Ради Сени я должна была тут же броситься на кухню и что-нибудь там замесить, но я устала, хотела спать, и, воспользовавшись случаем, увела с собой притихшую подругу».
Глава седьмая
1
Авсеню снова не спалось. Редкую ночь на Земле он проводил спокойно.
Источник пра-излучения найден в лаборатории Рожнова. Маленький прибор по какой-то причине собирал распыленную вокруг энергию, выбрасывая в пространство чистый луч Греттов. Интенсивность излучения постоянно менялась, но его активность никогда не падала ниже уже зарегистрированной отметки. Люди не знают, что в любой момент может произойти катастрофа. Они празднуют победу. И только Авсень не рассматривает неподвижную группу людей во дворе, как обузданное зло.
- Необходимо срочно привести в соответствие в таблицей Лозы разгулявшиеся в этом месте энергии, - мысленно составлял Авсень план работы на завтра. - Возможности для решения задачи имелись, но методы работы могут показаться людям странными. И все же придется рискнуть.
2
Из дневника Анны Григорьевой:
«Мне впервые остро захотелось известности. Прошедшие дни напоминали будни пионеров в Новом Свете. У меня был настоящий герой. Списывай с реального человека привычки и поступки – решай литературно-производственные задачи! Златокудрый Сеня безусловно походил на героя, но что-то в нем было плакатное, ненатуральное. Впервые об этой ненатуральности я подумала именно в связи с литературными занятиями. Я несколько раз начинала писать новеллу с Сеней в главной роли – не получалось… На втором плане непременно маячили Рожнов с Любимовым, выходящие на первый план с четвертой страницы. Где же герой? Кто герой?
Последнее десятилетие двадцатого века не оформило у россиян внятного представления о национальном герое. Время отнимает у нас Ланселота. Не может, говорят, сентиментальный рыцарь кататься на иномарке. Скорее всего, романтический герой будет сегодня безработным нищим художником, личностью, которая победила Время. Златокудрый силач, гений с мышцами – вот сколько качеств требуется спасателю барахтающегося в буржуазном болоте общества, особенно, если Бытие назначило успешным нахрапистого жестокосердного лжеца, и наступило время маленькой несимпатичной души за рулем большого автомобиля. А может мой герой и не силач вовсе, а добряк, способный спрятать за своей узкой спиной целый микрорайон?… Не знаю.
«Циничные» рационализаторы испытывали с утра пораньше удовольствие хищника, предвкушая встречу с военнопленными. Нам не терпелось подвергнуть нравственным пыткам российских граждан, временно работающих бандитами, за то, что необдуманно полезли с обычными милицейскими пистолетиками на вооруженных до зубов образованием физиков-экспериментаторов. Рожнов репетировал допрос по сценарию старого фильма сталинского периода, гнусаво повторяя: «Фамилия, адреса, место работы…»
Мы рассматривали документы налетчиков и удивлялись: кадры для преступной группировки «Ландыша» подготовила Советская Армия.
- Батюшки! – всплеснула руками Валюшка. – Одни офицеры! Даже пограничники есть. За что же господа-защитники на мирное население так навалились?!
Но выступить в роли дознавателя Рожнову не пришлось. Беседы с бандитами нам ничего нового не сулили. Мужчины аккуратно переправили их в подвал, предварительно обезоружив и лишив средств связи.
Очумевшие от происходящего члены преступной группировки в холодном и грязном подвале дали волю эмоциям. Только Фара выглядел спокойным. Он весело сказал подручным: «Это конец!» и свалился замертво. «Наверное, съел чего-нибудь», - невесело пошутил Рожнов.
Труп Фары соратники закопали на месте, в подвале, не оповещая никого криками или слезами.
Нам предстояло придумать, как поступить с пленными. Все-таки подвал восьмого барака, даже усиленный железной дверью, не пригоден для содержания преступников. К тому же эти люди нуждались в пище, свежем воздухе и гигиенических процедурах. Да, тайно содержать бандитов Хвастуна мы не сможем. В любой момент сюда примчатся основные силы «Ландыша», натиск которых мы, возможно, так легко не отразим. Горячая точка в Рабочем районе нам не нужна.
- Пленных можно перевоспитать, - улыбнулся Сеня. – А чтобы фирма Хвастуна больше никому не угрожала, мы отнимем у этого человека деньги. Если я правильно понял, бесплатно у вас в городе людей не обижают?
- Во-первых, как это мы перевоспитаем преступную группировку? – недоверчиво посмотрел в сторону Сени Рожнов. – Семья и школа не смогли, а мы за пять минут и в дамки? Во- вторых, - Рожнов оглядел собравшихся, - отнять деньги у Хвастуна пытались более приспособленные к такому делу люди. И проиграли! Ты, Сеня, объясни дело технически.
План Сени показался неправдоподобно простым. Действительно, атака психоаналитика обеспечивала качественную промывку мозгов заблудшим овцам из «Ландыша». Сеня, оказывается, владел методикой внушения и брался вылечить банду.
Мы ничуть не удивились еще одному его таланту. Если человек смог придумать такие машинки, почему ему не быть при этом великим психологом?! Гениальный человек гениален во всем.
Улучшать породу решили немедленно. Никто из нас не может толком рассказать, что происходило в каморке без окон, которую Любимов называл чуланчиком. Бандитов туда заводили по одному. Писк, световые вспышки, вздохи, иногда крики, порождали у каждого из нас различные впечатления и разнообразные воображаемые картинки. Едины мы были в оценке результата: «Прививка совести состоялась!»
- Крепко мы ребят наказали, - серьезно сказал Рожнов. – Они ведь прежнюю свою жизнь помнят. И семьи у них на долларовой базе создавались. Посыплется все у парней.
- Помыкаются без работы и вернутся к его преподобию Ухину, – вздохнула Валюшка.
Мне тоже было жалко отпускать в наш мир молодых людей с новым сознанием, не приспособленных пока к жизни без зарплаты. Сейчас особенно хотелось окончательной победы. Но Рожнов прав: деньги Хвастуна найдут новых носителей его идеалов.
Почему в жизни на плохое дело деньги находятся всегда, а на хорошее никогда не бывает ни рубля, ни доллара?! Учреждают фонды, благотворительные программы придумывают, и все ради обогащения кучки негодяев, репутация которых ни для кого не тайна. Для их делишек не жалко ни государственных средств, ни частных. А вот попробуй кто-нибудь из нас организовать фонд для помощи бездомным и голодным, да при этом чтобы он работал не по программам, унижающим людей бесплатными подачками, а создавал новые условия жизни, в которых нет места нищете, то денег никто не даст. Нам даже документы оформить не дадут. Нищета большинства выгодна правящему классу. Есть в науке управления простое правило: если точно сформулировать цель и правильно выбрать методы ее достижения, то положительные результаты не замедлят сказаться. Получается, что повальная нищета в стране и есть истинная цель управленцев. В противном случае уже давно разобрались бы с методами своей работы.
«Вот если бы деньги Ухина, которые обнаружил чип Рожнова перевести на новые счета фонда «Окраина» и построить в Рабочем районе дома не хуже, чем в Баксограде, инфраструктуру всю в порядок привести, мы и рабочие места людям обеспечили бы и смысл жизни им вернули, – мечтала я. – В городе давно пора зарабатывать на строительстве для всех. Ведь все есть под руками: песок, гравий, кирпичный завод, асфальтовый завод и неисчерпаемый спрос на жилье!»
Вопрос обуздания деловой активности Ухина в городе волновал и остальных. Финансовые рычаги «Ландыша» Сеня обещал заклинить. Он только не рассказал нам как.
- Нехорошо распределять чужие деньги даже на социальные программы, - стыдила меня Валюшка. - Эти деньги Ухин украл. Нужно найти потерпевших, а не присваивать в очередной раз чужой капитал. И вообще, без подписи Ухина на финансовых документах ничего не получится. А мы с ним даже поговорить не сможем.
Вот что такое – коррупция! Один награбил, а многие, обязанные ловить и контролировать, бить по рукам, получив свою долю за служебное недорвение сыто молчат. У нас теперь есть веские доказательства преступной деятельности «Ландыша», но вручить бумаги некому. Никто не станет их рассматривать по существу. Везде сопят люди клана. Некому осудить Ухина в нашем городе. По тем же причинам некому вернуть деньги со счетов Хвастуна и компании. Они потеряли своих владельцев. Оборотные капиталы трех десятков предприятий никогда не столкнутся с подопечными средствами производства. Их согнали с обжитых площадей. Родовые гнезда советской промышленности разорены дотла. Обратиться к властям вообще пришло в голову только идеалисту Любимову. Но мы, трезво мыслящие друзья, привели примеры из жизни общих знакомых и убедили Павлика, что рассчитывать в этом деле придется только на собственные силы. А для достижения положительного результата нужно застать Ухина врасплох. Испугать! Соблазнить или обмануть. Предложить обмен. Словом, любыми методами выманить Хвастуна из укрепленной цитадели в поле. Правда, нашу компанию знали в лицо.
- Нам нужен лазутчик. Кто вытянет Ухина с лежбища? – Рожнов посмотрел почему-то в мою сторону.
- Ленка! – одновременно вспомнили о Фроловой мы, женщины.
Заинтересованность мужчин нас, конечно, обидела. Мы пояснили разоблачившимся бабникам, что Елена Фролова - наша давняя приятельница, красавица и авантюристка. Но главное, Ленка честный и надежный человек, которому можно просто позвонить и откровенно рассказать о наших трудностях. Фролова обязательно выручит.
Беседовать с Еленой вызвался Сеня, чем надорвал мое ревнивое сердце. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что Фролова - опасная соперница, и вытаскивать ее на сцену в пьесе моих переживаний не разумно: она меня переиграет. Пока я волновалась, Сеня назначил Елене свидание».
Глава восьмая
1
Светлые миры. Желтая звезда. Планета земля. Западная Европа.
- Вы - ученый, господин Бали, и должны понимать, что горизонты познания ограничены только скукой. – Ворон добродушно улыбнулся.
- А я думал – Смертью. – вяло откликнулся подсушенный временем старик.
- Смертью ограничено все. Но время ее прихода в разных мирах различно. И согласитесь, что лучше встречать эту красавицу свежим и румяным долгожителем, чем развалиной в 50 лет.
Старик опустил лысую голову, краснеющую в тени антикварного абажура:
- Мне за нездоровье не стыдно. Я интересно пожил.
- Вам что же , скучно стало?
- Причем здесь скука?! Я болен…
- Вспомните, Франц, вы нас всегда удивляли здоровьем. Особенно, когда интенсивно занимались наукой. Любопытство вас здорово подпитывало. И вдруг! Такой мощный рывок к финишу! Всего за два года! Зачем? Вас ожидало открытие…Запах мозговой активности притягивал женщин.
- Это мой выбор. Я не доктор Фауст.
- Так ведь и я не Мефистофель! Однако готов уговаривать и обещать, как настоящий черт.
Ворон посмотрел Академику Бали в глаза: «Вы решили умереть?! Что ж, земля вам пухом. Другие сделают работу за вас. Вашей жертвы никто не оценит. Ее никто не заметит. На планете больше 3 миллиардов одинаковых голов!»
Ученый крепко стиснул веснушчатыми белыми ручками подлокотники огромного кресла, еще глубже топя хрупкое тело в мягких подушках.« Надоело, - думал он. – Хочу уйти из жизни своей волей. Хочу быть себе Богом.»
- Зарвались, гений! Думаете о себе, как о …
- Вы у меня дома. Вас впускают сюда, как своего. Такого чужого! Ну как вы не понимаете, что я сознательно прервал работу! Все закончилось.
- К сожалению, мой дорогой, со Смертью уже договорились. Без вас. Придется пожить. Вас обновят. Помните, чем прельстили Фауста? Тоже кочевряжился доктор поначалу.
- Я не хочу молодости.
- А кто вам ее обещает? Мне нужно, чтобы вы работали, а не обжирались любовью. Фауста подвела биологическая составляющая человека. Я предложу вам иные радости.
- Заставить работать ученого нельзя.
- Я покажу вам весь мир целиком. Вы же хотели стать Богом.
- Кто вы? Что это за мир, если со смертью в нем можно договориться?
Старик оставил свое убежище и сделал несколько шагов к открытому окну. Ворон не успел остановить академика, когда тот швырнул свою лысую голову на мостовую. Он глядел на разбитый череп, на вытекающую слизь и повторял одно и то же, как заведенный: «Не починишь. Все. Костей не соберешь».
2
Ворон познакомился с Францем Бали в междумирье. Удивлены были оба. Франц, оглушенный новыми ощущениями, заметил Ворона не сразу. А вот вырианин мгновенно оценил новенького:
- Землянин, значит…Поздравляю. Как путешествие?
- Где я? Кто вы? Как это я? – растерянно спрашивал сам себя Бали.
- У вас энергии маловато для переноса. Застряли в междумирье. Если хотите, я вас назад выстрелю. А вообще, поздравляю с вхождением в касту Белых мыслителей. – Ворон поклонился землянину, принимая человеческие очертания. – Междумирье для новичков, аварийного торможения и тайных переговоров.
- Я – новичок, - быстро ответил Бали.
- Понятно. В противном случае вы добрались бы до синего или фиолетового поля и сейчас кутались в горячее одеяло дигов. У них, признаться, жуткий холод.
Отдышавшись, Франц определил, что сознание с ним не шутит. Он, действительно, видит нечто человекообразное и говорящее. Подумал: « Откуда здесь взялся разумный?»
- Я – вырианин. Моя звезда – розовая. Ты с желтой дороги, а я – с розовой. Расскажи, землянин, как ты нашел проход в Светлый мир? Как вычислил коды спектрального пути? Что служило тебе энергией переноса?
Бали замкнулся. Спрятал подмышками руки, ограждая сознание от давления извне:
- Это мое открытие. Я не собираюсь его публиковать.
- Наверное, вы экспериментировали со световым потоком, - будто не слыша всплеска гордости, бормотал Ворон. – Мне наплевать на твое открытие! – внезапно перешел на «ты» вырианин. – Я решаю как тебя домой вернуть. Если сюда светом, значит и отсюда…
- Разве можно иначе? – перебил его Бали.
- Звуком можно, с помощью химии, теплом тоже.
- Светом я, светом! – закричал Бали и подробно рассказал Ворону устройство машины, над которой он трудился 10 лет.
- Мощно, да? – спросил он после доклада.
- Для землянина вы очень умны. Говорите, что вас будто озарило?! М-да… Вынужден предложить сотрудничество.
3
Франц очень гордился своим образованием. Кафедра физики в престижном европейском Университете, защита первого научного труда и первое звание, сделавшее его имя всемирно известным в узко - профессиональных кругах.
Франц считал разум единственной властью на Земле. Он стремился развить, выточить инструмент власти – свое мышление, становясь с годами одиноким и в мире людей, и в мире идей. У Бали не было учеников и сподвижников. Соратники, которые время от времени появлялись после его очередной победы над незнанием, быстро отставали. Научным авторитетам проще было объявить Бали психом, свихнувшемся на физике, чем разбираться в его теориях. Так бы и поступил с ним научный мир, если бы Франц каждую идею не подкреплял новыми приборами.
Железо работало по физике Бали, меняя бытие человечества.
Чем дольше шел Франц Бали по дороге жизни, тем интереснее ему становилось непознанное. Ученый не боялся копаться в толщах непонятного, считая все возможное полезным. Не интересовался Бали только космическими путешествиями. Покорение пространства виделось ему ложным путем, на который сознательно толкают человечество какие-то силы. Франц был уверен, что мир открывается, словно дверь в квартиру. Просто нужно знать адрес и иметь ключи.
С юных лет Франц уважительно относился к свету. С годами он уверовал в неограниченные возможности светового луча.
- Отсутствие света, - рассуждал юный Бали, - это антивремя. Световой поток нужно повернуть вспять и через тьму окунуться в прошлое. Ведь свет и время связаны крепче, чем катеты, давящие на гипотенузу под прямым углом. Конец света – это остановка. Все процессы прекратятся, но не утратятся. Как будто механизм выключили. Но кто-то нажмет кнопку и снова что-то будет. Нужна машина, управляющая светом. Все, что человек любит, без чего невозможно его существование - источник силы и основа миротворения, а также способ заглянуть за грань неизвестного.
Свет неоднороден и не постоянен. Что такое преломление светового луча? Почему звезды отпускают в космос окрашенный свет? Что если представить себе спектр, как макромир в масштабе?! Каждая дорожка спектра – это особенная жизнь другого мира. В нем есть своя звезда и своя планета разумных. В нем по-другому течет время.
А где-то далеко-далеко находится фокусирующая субстанция, за которой спектр собирается в чистый белый свет.
Это Белый мир. В нем живет Бог.
Свет, как философская категория, с которой связано для землян все лучшее, увлекал сознание Бали дальше прочего занимательного. Расцвет опытов академика со светом пришелся на дискуссию о потере человечности обществом, которое так трепетно любит технический прогресс. Франц был на стороне техноулучшателей.
Он считал, что слабое существо с рождения питают, обучают и тренируют, чтобы человек выживал среди себе подобных. И если вместо привычного образования и традиционных тренировок человеку с помощью трансплантации и кибернетики усилят исконные функции организма, то неужели от этого индивидуум лишится человечности?! Он просто станет совершеннее. Прогресс поможет человеку. Мы уже умеем думать – компьютер помогает нам думать быстрее.
Скоро будет найден принципиально новый путь усиления человечности: телепортация, телепатия и т.д.
«Человек размножается оплодотворением яйцеклетки сперматозоидом, – говорил Бали. - Происходит это в пробирке или в матке не имеет значения. Все равно он размножается не спорами, не делением клетки. Человечность не страдает от места хранения зародыша. Технический прогресс меняет не человека, а его возможности проживать настоящее и его взгляды на прошлое».
Бали злился на рассуждающих об утрате души, о поклонении механизмам: « Ваши всхлипы алогичны. По вашей логике выходит, что душевнее и человечнее древнего человека не было. Развиваясь, мы утратили первобытную наивность. И это хорошо! Она слишком походила на невежество. Согласно вашей логике самое античеловечное изобретение – гигиена! Потому что мыло, кремы, шампуни – неестественны! Они – продукт изысканий в области химии!»
Франц увлекся антропологией и генетикой, воюя с противниками прогресса на страницах газет и научно-популярных журналов. Он приспособил достижения в этих областях к собственным исследованиям и пришел к выводу, что люди – не продукт земной эволюции, а следствие медикаментозных экспериментов над земными организмами.
Человек – существо с привитым интеллектом. Животное начало до сих пор чрезвычайно сильно в людях. Бали доказал, что человеческая агрессия – это результат борьбы интеллекта с инстинктом. Чем ожесточеннее схватка, тем выше агрессивность. Агрессия – плата за паритет, за недоразвитость. Мозг должен развиваться интенсивнее и тем самым положить начало миру во всем мире.
В туманном коридорчике мозга, где он складывал информацию о происхождении человека разумного, его озарило. Так бывает. Ищешь, обдумываешь варианты, исследуешь последствия своих шагов, потом спишь, ешь, развлекаешься и вдруг…вспышка. Мысль высветила нужное! Франц постиг Принцип Входа и встретил Ворона.
4
Аппарат, осуществляющий перенос, не позволял двигаться дальше междумирья. Бали надоела вечно серая пустота. Но Ворон не пускал его дальше. Он будто сторожил ворота от чужаков. Они много разговаривали. Бали узнал от вырианина такие вещи, которые заставили его быть скромнее в оценках достижения совокупного человеческого разума. Однажды Ворон отказал Францу в информации в довольно резкой форме. «Не твоего ума дело!» – сказал он.
- Моему уму до всего есть дело! – возмутился Бали. – Ты ведешь себя со мной, как хозяин с рабом.
- Ты - песчинка под ногами вырианина. – высокомерно обронил Ворон в ответ.
- Я - разумный! Такой же, как ты! – закричал Франц. И получил от Ворона щелчок по носу.
Обидный слабый щелчок, который выбросил его из междумирья обратно в лабораторию. Оказавшись дома, Франц заплакал от унижения и стыда. Ведь его выбросили! С ним обошлись, как с подопытным зверьком! «Что ж, - думал он, - Ворон без труда вызнал у меня схему переноса, оценил интеллект землянина и перестал церемониться».
Что-то сломалось тогда в Бали. Характер не выдержал сравнения с вещью. Академик Бали вскоре отошел от дел и стремительно двинулся к последнему вздоху. К Смерти.
Между тем, Ворон совсем не хотел обижать землянина. Он ожидал решения Совета, которому доложил о существовании Бали. Пока нового мыслителя признали полезным и позволили войти в первый круг посвященных, прошло довольно много времени. Землянин оказался слишком горд и нетерпелив. Он так надоел Ворону своими просьбами и вопросами, что пришлось указать гордецу его истинное место.
- Что я скажу Совету? – раздраженно думал Ворон после самоубийства Франца. – Косвенно в его безумной шутке виноват я. Потому что рассказал о системе управления сознанием человека, о включении и выключении жизни, о месте человека в иерархии разумных. Ум Бали не перенес сравнения с муравьем, на которого могут наступить высшие расы. Духоведы Совета правы: «Гордыня – источник бед человеческих». Но Совет принял решение о включении человека в Цикл Общего Сознания. Академии Структуры нужна интуиция землян. Это качество не присуще вырианам. Только человек способен из беспорядочно разбросанной информации почти вслепую выбрать нужное. Если предложить талантливому ученому новые пути познания, то, благодаря интуиции, он способен пробежать по этой дороге очень далеко. И вот я, Ворон, уничтожил такого человека. Совет накажет и за негуманность, и за непрофессионализм, и за нерасторопность.
Ворон загрустил. Когда положение показалось ему совершенно безвыходным, он вспомнил об Авсене.
- Пра-лучи! Светоч Греттов! Экипаж Авсеня всегда садился в эпицентре излучения. – У Ворона появилась надежда выполнить поручение Совета. Рядом с Авсенем, в России, есть человек, возможно, талантливее Бали.
Глава девятая
1
Светлые миры. Желтая звезда. Планета Земля. Россия. Светигорск.
Нахалку, ограбившую «Ландыш», взять не удалось. Обидно, не слыхано, но хотя бы как-то объяснимо. Фен готов признать отличную подготовку воровки и дилетантизм Службы охраны. Вот только пропажу тридцати сотрудников во главе с Фарой, о которых никто ничего не слышал столько времени, объяснить нельзя. «Эх, Фара! Земля тебе пухом» – Фен не сомневался, что верного соратника нет в живых. Замаранный перед законом людским и божьим, Фара обречен был служить Хвастуну. А взяв на себя ответственность за исход операции по захвату Григорьевой, он пал, придавленный чувством долга.
Фен с каждым днем все больше ненавидел незнакомую женщину, которая нарушила равновесие его собственной жизни. Засыпая, он представлял ее тонкую шейку, хрустящую в его руках. Наверное, Фен был не выявленным садистом: ему приятно было причинять боль нежному женскому телу. Сексуально приятно. Отчего-то Фен не сомневался в хрупкости воровки и шелковистости ее кожи. И злость его на Григорьеву вскоре оказалась больше связана с желанием познакомиться, чем наказать. Ему стало необходимо сравнить пригрезившийся образ с реальной женщиной, чтобы принять решение, как же поступить с ней. Он ведь многое мог сделать с женщиной…
- Но где же тридцать человек?! – переживал Фен.
В Рабочем районе тоже волновались о судьбе тридцати перерожденных. Чтобы не утерять достигнутые результаты, было решено срочно обесточить финансовую империю Ухина. Для этого нужно выманить Хвастуна из охраняемой берлоги. Сеня вернулся после разговора с Фроловой загадочно веселый.
- Я поеду вместе с ней. Посижу в машине, пока она будет работать. Потом сразу отвезу домой. Возьму, пожалуй, Фольксваген.
С некоторых пор возле дома номер восемь стояли прелестные иномарки.
Сеня надел свою легкую не по погоде серебряную курточку и ушел на встречу «Юстасу», помахав нам рукой.
2
Леночка Фролова мечтала танцевать на сцене Большого театра. Свои детские годы она провела в знаменитом ансамбле имени Локтева в Москве. Ее отец в то время учился в академии Генерального штаба, и несколько лет столичной жизни семье Фроловых были обеспечены. Талантливую девочку заметили, вне конкурса приняли в училище при театре.
Леночка успешно трудилась в балетном классе четыре года, как вдруг мечта о карьере оборвалась. Взрослые смеялись, утешая девочку. Нормальные люди вообще не понимали ее трагедии: у Елены слишком быстро росла грудь. Скоро размерам бюста школьницы Фроловой могла позавидовать любая нынешняя звезда «Плейбоя», но для воспитанницы балетного училища это означало профессиональную непригодность. Так и рыдала она над своей красотой, пока полковник Фролов не получил новое назначение далеко от Москвы.
Спустя еще несколько лет Фроловы вернулись в столицу. Генерал принимал должность в Главном Политуправлении Министерства Обороны СССР.
Леночка обожала грустить о своей не сложившейся судьбе артистки балета в домашнем кабинете отца. Тяжелые коричневые шкафы, кожаные диваны, зеркально блестящий письменный стол с позолоченными карандашницей и пресс-папье внушали уважение к непонятной и таинственной папиной службе.
Однажды любопытная девчонка без разрешения открыла всегда запертый ящик отцовского стола ключом, который она долго выслеживала. Леночка нашла в ящике простую серую папку, завязанную тесемками, с надписью от руки «Допуск №1». В папке лежали сводки, телеграммы, газетные вырезки, приказы, отчеты и докладные. Прочитав первые строки любого листка, находящегося в папке, можно было сделать вывод, что генерал Фролов имеет отношение к наблюдениям за НЛО.
В 1973 году разговоры об инопланетянах открыто серьезные профессионалы не вели, а обычные люди не знали даже слова такого НЛО. Офицер Фролов, как оказалось, узнал значение этого слова гораздо раньше.
В кабинете отца Елена открыла тайну, которую охранял сложный замок. Среди умных и скучных книг в полумраке бархатных зеленых портьер она по капле впитывала информацию, но никак не могла утолить жажду любопытства. Никогда прежде Леночка не читала столько страниц подряд. Ей приоткрывался неведомый пласт знаний о планете Земля, которую навещают пришельцы из других миров. Свидетельства очевидцев и археологические находки, отчеты военных летчиков и донесения с военно-морских баз, расшифровки кодированных сигналов, сделанные в недрах научно-исследовательских институтов, бомбили сознание Елены, разрушая стройную прежде систему мировосприятия. Маленькая записка, которую она прочитала в самом конце, привела ее в психиатрическую больницу. Из нее следовало, что сообщение человечества, посланное в космос в поисках братьев по разуму, получено адресатом. Только цивилизация землян не интересна «братьям». Уровень нашего развития настолько низок, что они не считают нас вполне разумными, и раздумывают, как с нами поступить в дальнейшем. Мысль, что человечество находится под наблюдением высших сил, что в любой момент нас могут раздавить, как таракана, довело Елену сначала до истерического припадка, а потом до жесточайшей депрессии.
Все последующие годы Леночка Фролова интересовалась астрономией и уфологией. Она знала, что если встретит инопланетянина, то обязательно это поймет, даже если тот будет прятаться в толпе под чужой личиной. Каждая клеточка ее тела ждала этой встречи, чтобы, глядя прямо в глаза, спросить: « За что вы нас так не любите?»
После средней школы Елена еще два года не хотела учиться дальше. Она работала секретарем в конторах у папиных друзей, лаборанткой в НИИ у маминых подруг. А потом вдруг покинула Москву с группой романтиков и обосновалась в провинциальной России.
В Светигорске Елена со товарищи раскапывала исторические могильники, строила планетарий. Веселая компания привлекла к тихому городку-заводу внимание нескольких академиков-археологов и деятелей культуры. Городу оставалось совсем немного до получения средств из главного бюджета страны на строительство культурного Центра и открытия Университета, но …где-то рыли быстрее. Советский Союз исчез с карты мира. А вместе с ним и мечта о расширении сознания горожан за счет имперского бюджета и местной библиотеки. Фролова скучала в одном из ее залов с 9 до 17.00 последние несколько лет.
3
Фен уже больше десяти минут разглядывал изысканную брюнетку в дорогих сапожках, но никак не мог вспомнить, где ее видел. Он изображал невозможность связаться с начальством, размышляя, стоит ли провожать стильную дамочку к Хвастуну и не оставить ли лакомый кусочек за собой. Но ему столько раз приходилось страдать от женской красоты, что он легко смирил желание «наложить лапу».
- Мне зайти в другой раз? – едва слышно спросила Елена, не скрывая разочарования и готовясь уйти.
- Шеф примет вас, - пьяно сверкнул глазами Фен.
Он широко распахнул дверь в кабинет, пропустил даму вперед, и вдыхая аромат французской косметики подумал: « Породистая баба! Жаль».
В огромном кабинете господина Ухина Елена вполне могла растеряться, если бы не ее сценический и жизненный опыт. Общение с владельцами ценных вещей, которых обделили с детства гуманитарным образованием и воспитанием, требовало точной позы.
Для начала нужно сосредоточить внимание Ухина на себе и удержать его хотя бы минут на десять. Всем известна непоседливость Валентина Михайловича. Елена попросила главного сноба в городе поставить стул для нее на метр дальше обычного. Удивленный Ухин, усмехнулся, выбрал самый высокий стул и усадил незнакомку на него. В ту секунду, когда он еще не спрятался за широкой полированной столешницей, а она уже присела на краешек своего трона, Фролова протянула мужчине холеную узкую руку с разноцветными ноготками и дорогим колечком, представилась: «Елена Фролова».
Неожиданно для себя Ухин поцеловал ей пальцы и взобрался на край стола. Роскошное декольте, едва прикрытое шифоном, отвлекало. Под самым носом округло блестела коленка в дорогом чулке.
- Я хочу доверить вам свои деньги, мсье Ухин. Конфиденциально, разумеется. Если вы захотите, то сумеете сделать меня богатой. Я знаю ваши возможности, господин коммерсант и финансист.
Тяжелые золотые серьги, кулон с бриллиантом гипнотизировали не меньше, чем тело, которое они украшали. Ухин больше не владел собой и ястребом спикировал на соблазнительную женщину.
- Моя! – зашипел он, вцепившись короткими толстыми пальцами в шифоновую блузку.
Елена молча, без движений и гримас, выдержала натиск страстишки. Удивленный отсутствием сопротивления, Ухин вернулся на прежнее место. Он ждал, что его сейчас назовут нахалом, спросят, как он смеет или на что же это похоже, но Елена, не улыбаясь и не вздыхая, заговорила о другом:
- Сто долларов на стол. Вы испортили мне одежду и настроение.
- Простите, черт попутал, – выложил банкноту Ухин. Стекая со стола на кожаное кресло, он деловито кашлял и сопел. Потом вдруг спросил. – Так о какой сумме идет речь?
- Пока об этой, – возвратила сотенную бумажку Елена. – Вы откроете мне счет на эту сумму. Если через три дня она хотя бы утроится, я сочту свое обращение в вашу контору правильным и переведу на свой счет настоящие деньги.
- Но согласитесь, сделка странная. – Валентин Михайлович задумчиво погладил коротко остриженный затылок.
- Вы только что вели себя, как бандит, а не финансовый гений. Я рискую не только деньгами, имея дело с вами.
- Мы можем столковаться. – Ухин замялся, не зная как предложить посетительнице более тесные отношения.
- Деньги я люблю больше секса, - опередила его Фролова. – Но договориться мы, действительно, можем. Ваши предложения?
- Я вас хочу, – просипел Ухин. – И полторы тысячи долларов еженедельно на шпильки и чулки. – Заметив, что Елена обидно фыркнула, быстро добавил. – Квартира в центре и коллекция украшений из самых престижных!
- Охотно верю. Только чем же защищены все ваши обещания?
- Вы слишком деловая женщина, - едва двигал опухшими губами Ухин. – Я прокручу ваши деньги через финансовую систему «Ландыша». Через три дня вы увидите, насколько хорошо я умею работать. И вы подарите мне свои ночи и дни!
- Сначала – деньги!
Ухин не заметил когда исчезла круглая коленка. Он вздохнул, сожалея о ней. Договор скрепили рукопожатием. На Елене уже были надеты перчатки.
- Вот номер вашего счета в банке «Ландыша». Через три дня я жду вас на улице Ленина в доме номер 4. В это же время. Я буду страдать от одиночества, если вы не придете.
- До встречи, Ухин.
- До свидания, прелесть моя.
Фен попытался проследить автомобиль Елены, но на улице разыгралась метель, и город целиком потонул в серебряной круговерти. Фен чувствовал, что вокруг «Ландыша» тоже заворачивается какая-то странная спираль, грозящая в любой момент обратиться в тайфун и проглотить многие жизни. В том числе и его, Фена, жизнь. Не очень хотелось задумываться о будущем этому страшному человеку, но уважение к предчувствию опасности победило.
4
Сеня уверенно пилотировал чужой Фольксваген, прорываясь сквозь пургу. Зимние сумерки заполнили салон, в котором на заднем сидении всхлипывала Фролова. У нее не выдержали нервы.
- Не надо плакать, Лена, – неумело пожалел он женщину.
- Противно очень. Вы меня не везите сразу домой. Ладно? Вещи нужно девчонкам раздать. Полгорода обобрала на один визит.
Когда они подъехали к подъезду Фроловой, она попросила провожатого:
- Поцелуй меня, пожалуйста. Не хочу помнить о … Того не хочу помнить. Заснуть не смогу от брезгливости.
Сеня оставил у Елены иную память о прошедшем вечере. Поцелуй долго не остывал на губах. Елена растерянно смотрела на Сеню. Ее руки пытались объясниться жестами, потому что говорить в этот миг она разучилась. Когда язык снова послушался хозяйку, Фролова сказала, что знает кто на самом деле ее спутник.
За рулем автомобиля хорошо думается. Авсень возвращался в Рабочий район. Его опасения оправдались. Тайна раскрыта женщиной. Сначала он не понял, о чем его спросила Фролова. А потом, вслушавшись в бессвязный, почти болезненный лепет, растерялся:
- Почему вы решили, что вас не любят? Леночка, все совсем не так. Я не причиню вам зла.
Он не мог ей рассказать всего, но о пралучах поведал. Теперь следовало поговорить со всеми остальными.
Рожнов придумал чип, который мыслил, как Гретт. Принцип, положенный Юрием Титычем в основу изобретения, был не свойственен мышлению землян. По крайней мере в текущем столетии. Кажется, гениальный Рожнов подслушал будущее.
Особый вид излучения, свойственный деятельности головного мозга Греттов, в мире Авсеня называли пралучами. Праизлучение очищает миры. Это своего рода санитарная обработка от скверны. Антизло. Но в мире насилия такое излучение грозит планетарной катастрофой. Происходит аннигиляция, столкновение материи с анти материей.
Космос поглощает безответственную цивилизацию, нарушая равновесие сопредельных миров. Помимо этого у Авсеня было еще две-три секретных миссии, о которых он ни при каких обстоятельствах не будет разговаривать с людьми.
- Зима не вечна, – совсем по-человечески цокнул Авсень. - Работать нужно быстрее.
Глава десятая
1
Из дневника Григорьевой Анны:
«Я, Анна Григорьева, в здравом уме и твердой памяти подтверждаю, что гражданин Имярек прибыл к нам из системы Вырий для оказания посильной помощи в решении проблемы планетарного значения.
Не знаю каково было остальным, но я испытала облегчение от саморазоблачения Сени! Теперь уже Авсеня. Все-таки благоговеть легче, чем любить безответно. Авсень – инопланетянин. Он никому не может принадлежать. Господи, какое счастье!
Конечно, мы сразу ему поверили. Подсознательно Рожнов что-то в этом роде подозревал. Не меньше меня радовался Любимов. Оказывается, все это время он мучился от собственного несовершенства и невежества. Считал себя недоучкой, и стеснялся спросить Авсеня какие тот читал книги и у кого учился. Ботаник, что с него возьмешь! Авсень не мог показать нам свой истинный облик. А этот, чуждый ему, став маской, больше не заставлял обмирать мое сердце.
Ну надо же! К нам пожаловал ангел справедливости! Зимний ангел.
Я не обманула собственных ожиданий и влюбилась-таки в человека со Звезды. До исполнения заветного желания не хватило самой малости – чтобы человек со Звезды влюбился в меня. Но и сама наша встреча уже походила на сказку, поэтому не стоит обращать внимания на небольшие несовпадения. И все-таки, совсем чуть-чуть, было обидно: ничего во мне не было любопытного для инопланетянина. А мне, казалось, что я не похожа на других. Выходит, похожа?!
Авсеня больше всего интересовала история изобретения чипа. Любимов зацепился за понятие «антизло» и доказывал Авсеню, что прибор не может породить такое необычное явление. Павел Сергеевич связывал праактивность с работой мозга человека, которую, возможно, усиливал чип. Он настаивал на психофизическом происхождении праизлучения. Авсень с уважением и теплотой слушал Павла Сергеевича.
Я ничего не понимала в разговорах гениальной троицы. Мне казалось, что мозг тут ни при чем. Честное отношение двух бессребреников к научному поиску, доброта старушки, в квартире которой они сочинили свою машинку, люди, помогающие друг другу выживать в условиях нищеты и заброшенности – это породило праизлучение. Антизло – это деятельность сердец, которую прибор Рожнова синхронизировал. Антизло – это мы. Все, живущие сейчас в Рабочем районе. И все, жившие здесь прежде! Выводам Любимова это не противоречит. Раньше в Рабочем районе проживало очень много умных людей.
Авсеня забросали вопросами. Интересовало всех одно и то же. Поэтому разговор походил на электронное справочное табло: каждый пытался произнести первым вслух очередной вопрос, Авсень реагировал на него, как на вспыхивающую лампочку:
- Как выглядят выриане? Похожа ли наша планета на Вырий? Отчего так странно знакомы нам их имена и названия?
- Вырий – похож на Землю, но жизнь на планете развивается по-другому. Выриане, безотлучно живущие на планете, втрое выше землян и вдесятеро сильнее. Их мышечная масса не столь равномерно развита, как у землян. Выриане, скорее, похожи на ваших тяжелоатлетов с их широкими спинами, могучими шеями и мощными руками. Мышцы, как и густые волнистые волосы, выращивает экология планеты, а не спорт и медицина. Если бы землянин пробыл на Вырии больше года, он бы заметно вырос и приобрел новую прическу. Жаль, что такое путешествие невозможно для землян. У нас нет привычного для вас воздуха. Ваш хрупкий организм также нуждается в защите от давления организованного поля. Мы себя тоже защищаем на Земле, но дышать все-таки можем вашим воздухом какое-то время. У вас есть расы, нации, народности и племена. Выриане тоже разные. Мы отличаемся не внешностью, а способностью к изменчивости. Так что наши различия гораздо интереснее, чем ваши. Можно сказать, что Желтая звезда давно стерла границы между вами. Я видел землян по-настоящему разными…
- Кто такие Гретты? Это ваши боги?
- Учителя. Мы чтим их заветы. Они спасли Вырий. Когда небо стало почти коричневым, когда свет розовой звезды перестал проникать сквозь клубящуюся пыль, Нор позвала на помощь. Она знала, как позвать Учителей. И Гретты пришли. У них были поющие руки. Они взмахивали руками, и лилась музыка. Сначала странная и неприятная, а потом красивая и нежная. Звук воздействовал на материю, изменяя ее. Облака отделились от пыльной толщи и несколько дней складывались в мозаичные узоры. Небо переливалось, мерцало золотым и коричневым. Это очень редкие цвета для Вырия, цвета опасности и красоты. Звучала музыка, окрашивая небеса на всю глубину атмосферы. Так Гретты вылечили Вырий. Давным–давно это считалось чудом. Теперь каждый академик Структуры умеет очищать планеты. Выриане много и долго учились. У нас не говорят – боги. У нас не трепещут перед величием и не боятся неизвестности. У нас постигают новое всю жизнь.
- Богов, значит, нет?
- Смерть – наш общий бог, - уклончиво ответил Авсень. - Смерть – это всеобщий абсолют.
- Но разве ты не бессмертен?
- Нет. Бессмертие – это бессмыслица. Его не бывает. Есть долгая жизнь. Я не бесконечен, но долог и прочен.
Очень быстро Авсень предпочел рассказывать нам о нас, людях. Какими он увидел нас в начале 21 века. Вспоминал о своем доме скупо и тепло.
Авсень упомянул о том, что жителей Вырия совсем не интересуют изменения внешности. Там, далеко, не существует моды, имиджа и популярных личностей. Слава создателю, выриане все же разделены на два пола. Их женщины также высоки ростом и длинноволосы, как и мужчины, и отличаются только тем, что выращивают в своем организме специфический материал, необходимый для поддержания численности населения планеты. Авсень рассказывал, но вместо чувства неполноценности, возникало понимание разнокультурности. Мы не комплексовали перед совершенством вырианина. Мы любопытствовали об ином способе жить.
Авсень рассказывал о разноцветных мирах, которые, пробегая через Туманность Мойр, превращались в Белый мир Греттов. Он говорил, тщательно подбирая слова, о путешествиях через прорехи в материи по разноцветным световым дорогам, о доступности семи миров для выриан и о недоступности для них Белого мира. Никто не знает, для кого еще доступен Белый мир, кроме Греттов. Рассказы землян о путешествиях души после смерти очень похожи на посещение Светлых миров. Кто знает, возможно, люди имеют право на знакомство с Греттами гораздо более близкое, чем выриане. Авсень упоминал о Темных мирах, в которых обитают диги, весьма неприятные существа, о Междумирье, в котором невозможно закрепить какую-либо жизнь. Я уже полюбила далекий Вырий, который населяют сплошные Принцы-Авсени, как вдруг…
Из пустоты в дом шагнул еще один гость. Старая позеленевшая штукатурка потеряла последние кусочки цвета. В квартире стало ужасно тесно. Ее почти целиком занимал какой-то туманный студень. Мужчины не смогли подняться со стульев, а женщины от неожиданности даже не завизжали. Студень весело смеялся и разрастался в ширину. Рядом со мной уже что-то неприлично хлюпало.
- Ворон!! – воскликнул Авсень, не скрывая испуга. – Почему? Зачем ты здесь?
- Простите, господа. Я вас тут давно слушаю. И раз уж Авсень решил открыться вам, то и я… не мог поступить иначе. Моя миссия под угрозой срыва. Я требую твоего содействия, Авсень. - Туман приобрел, наконец, человекоподобный силуэт.
Выриане обменялись звуковыми лавинами, которые мы поняли без перевода: «Ругаются!»
А через некоторое время Авсень представил нам еще одного академика Структуры.
Ворон перестал издеваться и превратился в сухощавого черноволосого великана с густыми темными кудрями, одетого в синий немецкий костюм. У брюнета также пробивалась кудрявая бородка.
Ворон поведал собравшимся о судьбе Франца Бали и его последних работах. Имя Бали ничего не говорило ребятам. Рожнов и Любимов зло высказались по поводу недоступности Интернета и научной периодики.
Мужчины долго заинтересованно говорили о чем-то своем. Валюшка тревожилась и пыталась схватить Рожнова за руку. Юрий Титыч не обращал на нее никакого внимания, вырывался и продолжал спрашивать:
- Путешествие через спектр? Невероятно! А как же космос и межгалактические полеты?
Ворон иронично улыбался:
- Вы ощущаете пятую часть собственного мира, а мечтаете посмотреть иные галактики. Из 13 измерений оперируете всего тремя-четырьмя, а требуете информировать вас о дальнем космосе. Глупо, не находите?
У Валюшки из глаз текли соленые ручьи горя. Я не понимала что с ней творится. Она, кажется, тоже.
И только Ворон удовлетворенно кивал:
- Интуиция есть даже у женщин. Существует!»
2
Фен обыскивал Игорька Родимцева, на которого наткнулся случайно. Игорек бил поклоны в православном соборе, обжигал свечки и совсем не собирался идти на работу.
- Гаденыш, мы город чуть ли не на брюхе вдоль и поперек, а он на иконы любуется! – прошипел Фен. – А ну-ка, двигай за мной к выходу!
Игорек пошел, перекрестясь. Молча выслушал все оскорбления в свой адрес, безропотно позволил себя раздеть и обыскать. Сопровождающие не знали как себя вести: Родимцев прежде славился крутым нравом и ударом, убивающим корову. Скромный голый человек с детским взглядом был вроде бы и не Родимцев. Фен ощупывал Игорька подробно, искал записывающее устройство, которое по привычке клеил всякому покидающему контору больше, чем на двое суток. Иногда такой «жучок» спасал жизнь неудачнику, служа доказательством на «разборе полетов». Но чаще всего информация уличала помеченного.
- Нашел, шеф! – радостно вскрикнул молодой необстрелянный наглец из последнего призыва.
- Оденьте Игорька. И подержите его здесь, пока я не вернусь, – распорядился Фен, торопясь уединиться в звуконепроницаемой кабине.
Пленка выдала чудовищную правду!
- Нами профессионально занимаются! О нас знали, ждали! Задействована такая техника! Игорька перевоспитали! Надо думать. Много и долго думать.
Но мучить голову Фен не стал, а побежал к Хвастуну поделиться грузом сомнений и страхов. Отпустить Родимцева он забыл.
Валентин Михайлович отличался гибкой психикой. Он ни чему не удивлялся. Выслушав Фена, Ухин попытался приспособить полученную информацию к личной выгоде. Из путанного доклада Валентин Михайлович быстро сделал коммерческие выводы и заметно повеселел.
Маленькие глазки от удовольствия совсем скрылись за щеками. Блестя розовой лысиной, похожей на сладкую попку младенца, Ухин то и дело сверкал ею перед носом Фена. Главный охранник давно мечтал стукнуть Хвастуна «по кумполу», но смирялся под напором премиальных. Хвастун и сейчас к чему-то помянул прибавку за оперативность и предвидение начальнику охраны лично. Что ж, у Валентина Михайловича прекрасно развито чувство самосохранения, благодаря которому он до сих пор дышал воздухом Родины.
Потирая руки, Ухин весело заметил:
- В городе работают гениальные мальчики! Почему я узнаю о них, когда ребятишки уже шибко меня не любят? Раньше могли бы технарей подкормить, а?
- Михалыч, когда ты меценатом-то был?! Завтра какой-нибудь писатель накорябает про тебя сатиру и юмор или художник как-нибудь обидно изобразит, я буду виноватым? Мол, не разглядел талантище вовремя и не подкормил, чтобы правильно писалось?!
- Я тебя не виню, товарищ. Но кроме тебя некому заглядывать в грядущее. Мне самому некогда. Я деньги кую.
- Как бы нашим денежкам эти технократы реформу не заказали.
- Прав, ты прав.
Хвастун принялся раскуривать трубку, страсть к которой вывез из Англии. Ровесница костюму, трубка раздражала Фена своей амбизиозностью. Пыхтелка вместе с пестрым костюмом шефа напрашивалась на цунами из томатов. Внезапно Хвастун рассмеялся: «Я думаю, друг мой, они сами на меня выйдут. Бабу красивую помнишь? Подослали. Разведчица. В жизни бабы себя так не ведут. По сценарию работала.
- И что?
- Встречу назначила. У меня хата на Ленина есть безнадзорная. Умненькие послезавтра придут меня за карман щупать. Жаль. Я надеялся…
- Шеф, я протестую! Ты, Михалыч, нарываешься! Почему я ничего не знал раньше про эту квартиру? Все не по правилам!
- Ладно. Виноват. Дело не в этом. Доставай схему номер 7.
Совещающиеся щелкнули авторучками, зашуршали чистыми листами. Каждый что-то время от времени записывал.
- Если я – 4, то ты?
- Два. Тогда они- шесть. Вы?
- Я в этом случае – 8. А если они – 7?
- Мы – 12.
- О-кей. Перекурили проблему.
3
Когда бультерьер «Ландыша» ушел, Хвастун снова забегал по кабинету. Он волновался! Мечта под угрозой! Великий кооператор остро чувствовал назревающую утрату.
Дело в том, что Валентин Михайлович не просто мечтал. Желания большинства огорожены материальными возможностями. За забором нищеты обитают скромные бескрылые «хочу», до которых легко дотянуться с кресла Хвастуна. Хозяин «Ландыша» мечтал по капиталу, то есть – грандиозно.
Ему хотелось купить часть суши, со всех сторон омываемую теплой соленой водой, и построить на ней собственное государство. Герб, флаг Валентин Михайлович давно придумал. Реликвии будущего царства хранились в витрине главного магазина и были доступны для обозрения. Фен посмеивался над шефом, называя мечту Страной Ухинией. На самом деле царство величалось Историей.
С таким названием государство не затеряется на карте мира. Все телеканалы расскажут про Историю. Флаг Истории был желтого цвета. В центре – тигриный глаз. Глаз истории. Герб острова состоял из зверя, помеси волка с кенгуру, подковы и парящего над ними красного ворона. Геральдика билась в конвульсиях, когда с ее помощью пытались объяснить замысел создателя. Но запоминалось художество надолго.
Под мечту валюта крутилась в фирме пятый год. Чуть меньше года шли торги вокруг острова в теплом океане. Сообщение о чудесах науки, прописавшихся в Рабочем районе, обещало переместить Ухина на Историю, минуя таможни и границы.
Валентин Михайлович верил в силу разума. Особенно инопланетного. Потому что, если поверить в ангелов и Господа, то станет страшно жить дальше. Если поверить, то жить станет проще.
Простота эта, увы, не для суетящегося Ухина. Ведь тогда можно быть счастливым в «хрущобе», жить на половину прожиточного минимума, как большинство народа в России. Ухин не хотел принадлежать к народным массам, он хотел быть «правильным пацаном». Поэтому не нуждался в проповедях. Боялся их. Верное слово смиряло бесов в его душе, крепко мешая успешно вести дела.
Валентин Михайлович предпочитал верить в науку, инопланетный надзор и дыры в реальности. Полезное дело – дыра. В случае чего можно нырнуть! И глаз у нее нет. А-то смотрят, будто буравят. Коросту сдирают с нутра! Глядят с досок лики. Подумать боязно, что спросит там, за небом, кто-нибудь из этих глазастых: «Как же так? Почему? Ведь упреждали!»
Ухин готов простить интеллигентам вывоз капитала с его счетов, лишь бы они помогли ему претворить мечту в жизнь. Валентин Михайлович созрел для дележа имуществом. Материальные ресурсы потекут в сторону науки, увлажнят ладони умным людям!
Не верится? Отчего же? Ухин не патологический злодей. Бывший советский человек в конце концов. Помните, в старом фильме героя Советского Союза летчика Мересьева отвлекали от чудовищной боли вопросами: «Ты советский человек? Ты можешь летать без ног?» Советский человек многое мог делать без нужных частей тела.
Бывший советский человек Ухин ампутировал себе совесть. И жить стало легче, жить стало веселей. Ранка, правда, ноет иногда в непогоду. Напоминает. Здесь, мол, была когда-то совесть. У Хвастуна ранка болела слишком часто. Все-таки операция прошла не совсем в стерильных условиях. Рана кровоточила и мучила. Ухин хотел избавиться от боли, вернуть себе блаженное состояние чистой радости, которое, он помнил, бывало в его непростой жизни.
Может быть, остров Ухину нужен был для того, чтобы построить государство-рай! Человеческий заповедник! Самых умных, самых талантливых, самых честных хотел собрать Валентин Михайлович на Истории.
Удачно вписавшийся в российский бизнес, он тосковал по завоеваниям Октябрьской революции 1917 года. Создавая преступную группировку при «Ландыше», он ставил перед ней очередные задачи Советской власти: отнять у плохих и отдать хорошим. То есть все взять себе. Он ведь хороший!
Если заглянуть в душу Ухина еще глубже, то можно увидеть, что при демонстрируемой лояльности времени, Валентин Михайлович мстил режиму за обрушение своего внутреннего стержня, частного представления о добре и зле. Он мстил экономически всем, не взявшим в руки оружия, чтобы защитить его Родину – Советский Союз. В одиночку остановить демократию было нельзя, поэтому он лично не полез на рожон, но остальным не простил. Обиделся за предательство.
Валентин Михайлович объявил соотечественников неблагонадежными и больше не питал иллюзий насчет политического будущего России. Власть в стране, бредущей к бездне, Ухину была не нужна. Ему ли не знать, как и в каких объемах вырыта эта огромная яма!
Свои предприятия Ухин создавал на базе государственных заводов. Народные предприятия разорялись, а Валентин Михайлович и руководители заводов-банкротов богатели.
- Бессовестные люди! Все разграбили! – возмущался он вместе с беспризорной рабочей силой бывшего флагмана отрасли. Но думал другое: «Вы сами хотели, чтобы я стал частником. Получите-с!»
До либеральной революции 1991 года он думал, что за деньги можно купить все, чего не хватало для счастья. Но что-то делалось не правильно в жизни. Потому что покупалось много, а счастья не оставалось совсем. По большому счету на свои миллионы Ухин ничего стоящего так и не купил. Покоя у Валентина Михайловича не было, здоровья - тоже. Радостей не было ни больших, ни маленьких. Поговорить по душам уже лет десять не удавалось. Кличка Хвастун ему дана как раз в дни активного поиска благодарных собеседников. Валентин Михайлович пытался доказать слушателям, что не даром живет на свете. Но обменяться духовными ценностями с людьми не удавалось. Ухин упустил из виду, что его прежние ценности утрачены на пути к богатству. А новые – никогда не назывались духовными. Вместо задушевного разговора, Ухин просто хвастался собственностью и авиа билетами с иностранными отметками.
Деньги нужны были не только для приобретения вещей, но и для перехода в другой общественный слой. Ухин пробежал по социальной дорожке довольно далеко и обнаружил, что самый чистый воздух остался в прошлом. Там же остались и самые добрые друзья, бескорыстные собеседники, искренние женщины. С новым окружением контакты завязывала улыбка. Демонстрация последних достижений мировой стоматологии заменяла входной билет или пароль. Ухин много улыбался, еще больше скучал и почти совсем не беседовал.
Ему неплохо удавалось говорить о политике или с политиками. Эта область человеческих отношений была Ухину абсолютно понятна. У него всегда имелось собственное мнение, которое можно было высказать с апломбом или с грустью, в зависимости от темы дискуссии. Разговоры по душам заменили политические диспуты. Не равноценная замена, конечно. Но что делать?! И так иной раз тянуло залезть языком в дупло коренного зуба, надеть шершавый свитерок-самовяз и посидеть с кружкой пивка в компании затертых жизнью мужиков, хоть вой!
- Не будет больше этого, – говорил он себе. – Сбежал-с.
И Валентин Михайлович остервенело мял газеты, в поисках новой чуди – национальной политико-экономической теории.
Рассуждения доморощенных политологов его раздражали.
- Выход из тупика? Процветание через 10 лет? Кто вам даст такую фору, идиоты?! На возрождение нет времени. Нужно создавать заново. Все заново!
И Валентин Михайлович возмечтал о незыблемой новой Родине, с мягким стулом в ЮНЕСКО и личным креслом в ООН. Грабить Россию во имя ее возрождения стало удобнее.
Рассказ Фена о метаморфозах в бригаде Фары заинтересовал Ухина. Ему понравилась примененная методика промывки характера. Валентин Михайлович прежде тревожился, что с лучшими представителями общества на Историю придется тащить ораву преступников. Теперь можно было вылечить соратников от нетерпимости к интеллигенции. Можно даже изобрести собственного Бога! Ухин тут же подсчитал расходы на Господа.
- Многовато. Трудно будет. Трудно!..
Вот так. Всем трудно. Сколько вокруг страданий!
Глава одиннадцатая
1
- Не оставляй меня, Юрка! Зачем тебе уезжать?..
- Валечка, любимая! Но ведь это мой шанс!
- Я умру без тебя…
Валюшка плакала. Она понимала, что не сможет отнять Рожнова у любопытства. Мужчина проживает жизнь в дороге. Ему тяжело без подвигов и открытий. Валя знает, что лучше сожалеть о сделанном, чем не сделанном, и страдает от того, что Судьба не оставила ей выбора.
- Прости меня. Нужно уйти. Это сильнее моей любви к тебе. Я не достоин ее. Я стал равнодушен к жизни вокруг. – Рожнов попытался улыбнуться. – Обо мне и раньше говорили – железка вместо сердца. Может и вправду железка.
Он обхватил голову тонкими пальцами, массируя виски. Отодвинулся от Валюшки, боясь прикосновения к ее вздрагивающему от рыданий телу.
- Не понимаю! Я люблю тебя, Валечка! Но не настолько, чтобы остаться. Значит, не люблю?
- Не копайся в себе, – шептала Валюшка. – Я тоже только о себе думаю. Себе покоя хочу. И я боюсь, что меня пожалеешь, что останешься, а потом никогда мне этого не простишь. Оттого и плачу. Я ждать тебя буду.
- Не нужно меня ждать! – рванулся Рожнов к Валюшке. – Нельзя всю жизнь просидеть у окна.
- Что ж теперь говорить. Буду ждать, пока люблю.
2
Из дневника Григорьевой Анны:
Середина февраля застала нашу дружную команду врасплох. Произошло так много всего, что писать придется долго. Десятого числа Смирнова и Рожнов сидели обнявшись. Перед дальней дорогой сидят так близкие люди, вбирая в себя тепло друг друга, сливая линии судьбы на ладонях в единую, прощаясь.
Любимов нервно разламывал и растирал в пыль вторую горку рафинада. Ему никто не мешал портить продукты. Все понимали, что Любимов теряет не просто друга. Второе полушарие головного мозга, можно сказать, съезжает. Как без него жить дальше?
- Я найду проход в спектральном ряду! Сделаю машинку переноса! Мы будем вместе, – стукнул кулаком по столу Павел Сергеевич. - Не плачь, Валя. На тебе машину испытаем. И все будет хорошо.
- И я буду искать! – подхватил Рожнов. – Навстречу друг другу. Скоростной тоннель!
Все невесело улыбнулись старым стенам. Ребята в своем репертуаре. Мы хотели верить в успех, в будущую встречу. Но больше всего хотели стряхнуть охватившее нас оцепенение.
Ворон увлек Рожнова идеей путешествия на Вырий. Авсень не протестовал. Он только напомнил, что между нашими мирами лежит вечность, что в мире выриан материя развивается и существует по-другому. Значит, с Рожновым там могло случиться нечто незапланированное Вороном. Но Юрка не хотел слышать о личной безопасности в таком грандиозном предприятии. Он согласен рисковать жизнью ради встречи с планетой-университетом. И вот теперь мы наперебой предлагаем варианты свидания с человеком, который впервые в истории Земли покинет пределы родной Галактики, после завершения его экспедиции, - где, подо что, с кем, - старательно обходя вопрос «когда?». У нас была еще неделя. Определимся. В песне поется: « Есть у нас еще дома дела». Кстати, о делах. Авсень сегодня встречается с Хвастуном. Что-то будет!
Приходила Елена Фролова. Оказывается, это она разоблачила Авсеня. После ее рассказа мы долго спорили, как нам относиться к появлению инопланетян на Земле. Трудно жить с точным знанием, что они среди нас. И давно. Никто, правда, не воспринимал Авсеня чуждым и опасным существом. Можно сказать, что мы вообще не относились к нему, как к высшей разумной и духовной сущности. Мы забывали, что Авсень не человек. Но Фролова не разделяла нашего благодушия.
- Вы пали жертвой иллюзии и стечения обстоятельств. Если инопланетяне захотят поработить Землю, то они сделают это грамотно, без насилия, показав планете идеальное человеческое лицо. Прекрасные по земному существа очаруют землян, покажут им свое интеллектуальное превосходство. Ведь это они к нам прилетели, а не мы к ним. Значит, они умнее. Значит, Боги! Как вы не понимаете! Авсень оказал вам услугу, потому что считал ее полезной в своем деле. Вы ему были полезны. А если бы вы мешали ему? Если бы стали вдруг опасны для Вырия? Вы ищете себе богов, а предаете будущее всей планеты. Господи, как легко предаете!
Рожнов кивал каждому слову Елены. Он грустно улыбался, уставившись на трещины в полу.
- Я тоже бы воскликнул: «Боги!», но падать ниц и молиться не стану. Я – гордый. Не умею подчиняться. Авсень нам не враг. Я так чувствую. Бросьте, ребята! Нельзя строить стену между цивилизациями. Мы часть большого общего мира. В нем, наверное, есть завоеватели и побежденные, есть разные уровни развития. В нем все, как на Земле, на которой мы не должны бояться промышленно развитой Америки и Европы, благоговеть перед умной Японией. Мы должны учиться у сильных и мудрых, чтобы побеждать и быть первыми. И я там далеко буду очень хорошо учиться!
- Ухин не красавец, а тоже вроде божка для тех, кому платит, – поддержал друга Любимов примером из текущей жизни. – За зеленые бумажки в нашем городе столько людей признали маленького лысого несимпатичного человека в праве помыкать ими, мучить их. Соратники Ухина – это его единоверцы. Они верят в силу денег. В их представлении Бог – самый богатый. Общественное признание таких божков сродни перехода в их веру. Общество превращается в ресторан, в котором обслуживают только тех, кто дает солидные чаевые! Авсень на нашем фоне, действительно, выглядит нравственным лидером. И я был бы рад, если бы люди устремились за таким идеалом. Да, я бы поклонялся такому богу.
Любимов говорил горячо, страстно. Он счастлив знакомством с Авсенем. У него появился предмет для подражания. И добавлю еще одно наблюдение: Любимов именно таким себе представлял брата по разуму. Он испытал эйфорию сбывшегося прогноза, невероятного предположения! Его собственная сказка сбылась, ни в чем не одурачив выдумщика.
Друзья говорили о важных вещах, о разных людях. А мне отчего-то стало жалко Ухина. Я помнила Валентина Михайловича другим. Он энергично руководил городским комитетом комсомола, выбивал фонды для лаборатории Иванцова, став заместителем директора института по хозяйственным вопросам. Ухин когда-то привез в город талантливого режиссера из Ленинграда, который сделал городской театр лауреатом премии Ленинского комсомола. У него тогда были горячие задорные глаза, мощные руки. Девчонки влюблялись в него самые красивые. Не нашлось, когда потребовалось, ни одного верного и любящего человека рядом, который объяснил бы вовремя ошибку, указал бы верную дорогу, остановил бы, наконец. Силой любви бы остановил! Ведь не деньги, в самом деле, сломали Ухина?! Что для него значили деньги, кроме него никто не знал наверняка. Он всегда умел их зарабатывать. И стыдиться за обустроенную жизнь Валентину Михайловичу было не перед кем. Не все так однозначно, Любимов.
Фролова говорит, что мир изменяется, потому что люди отказываются от гуманитарных ценностей. А я думаю, что люди перестают верить носителям этих ценностей. Население больше не уважает институты, которые выросли на преданных идеях. Ломается старая система управления миром, но не сам мир. Трещат государственные здания, сбоят государственные машины, рушится самый близкий человеку тип общественных связей – семья. Идет демонтаж надстройки и пристроек. Смещаются центры силы, пересматривается структура управления, потому что мы живем в период интенсивного планирования будущего. Ничего не исчезает, не умирает под обломками. Только видоизменяется.
Через десятки лет Россия будет так мало похожа на нынешнюю, что, если доживем, не поверим. И мир будет иным. Может быть, не будет ООН, но мировое право, межгосударственные экономические и политические отношения останутся. На них будет опираться другая структура – Организация мира, Безопасная экономика или Братство народов Земли. Не в названии дело. Главное, чтобы хватило места доброй душе. Чтобы все превращения, происходящие с людьми и государствами, радовали Бога.
Авсень очень похож на бога. Мне не зря хотелось ему помолиться.
Только Фролову мои сентенции не убедят. Она каким-то образом заработала себе довольно странную фобию: будто ее в детстве украли инопланетяне и мучили в биологической лаборатории. Поэтому я молчу и слушаю.
Мне грустно вдвойне. Это мое приключение! А обо мне, кажется, все забыли. Анна Григорьева больше не героиня романа. Ее бросил возлюбленный, и оставили друзья. Павел Сергеевич почти не смотрит в мою сторону. После того, как я отступилась от Авсеня, Любимов не только не преследовал меня любовными признаниями, но и за руку ни разу не подержал. Одиночество томит меня. Если бы кто-нибудь позвал меня сейчас замуж или на сеновал, я не отказалась бы ни от одного предложения. Неужели все так и закончится?! Неужели так принято в мире людей, чтобы после общего страха и большой победы над ним приходило отчуждение, равнодушное самосозерцание?! Не может быть! Все-таки не зря Судьба обратила на меня свое внимание. Впереди обязательно будет нечто интересное и невероятное! Еще не все желания исполнились. В моей сожженной записке было много текста.
Мудрец перетащил деньги Ухина на счета фонда «Окраина», который мы зарегистрировали недавно. Дело было за малым: получить настоящую подпись Валентина Михайловича на нескольких бумагах, чтобы, впоследствии, использовать капитал без проблем. Подделки нам по плечу, но не по характеру. Авсень отправился за подлинниками. Ему также хотелось понять Ухина, разглядеть его личность, направить его буйную энергию в безопасное русло. Авсень решает свои задачи в нашем городе. Интересно, кого он вылепит из Ухина? Неужели Валентин Михайлович будет пользоваться общественным транспортом и работать на заводе у станка?
Любимову, наверное, приятно представлять Ухина, живущим на зарплату среднестатистического россиянина. За что он его невзлюбил?! Лично мне Ухин ничего плохого не успел сделать. Наоборот. Это я его обидела. В Любимове говорит какое-то классовое чувство. Я раньше не верила в классовую борьбу, но теперь вижу - классы существуют, и они на самом деле готовы к драке.
Когда Ворон предложил Рожнову путешествие на Вырий, Юрий Титыч поначалу сбился с сердечного ритма. Возликовал! Любимову тоже хотелось, но он признал Рожнова умнее себя. Говорил, что его разум совершеннее, логика парадоксальнее. Что, значит, - друг! Соврал и не подавился. Представлять человечество в иных мирах – это же… ого-го! Почет в кубе! Правда, бесславный. Никто не узнает об этом.
Если бы своего представителя выдвигало само человечество, то на Вырий сейчас собирался президент США или его банкир. Только зачем они Греттам?! Им Рожнова подавай. Что сталось бы с Юрием Титычем, узнай о выборе пришельцев власти!? Думаете, слава пришла бы? Сомневаюсь. Оценить Рожнова можно, если посмотреть на него глазами высшего существа, незакомплексованного земными проблемами. Выходит, Рожнов возносится? Что ж, это красиво. Весомо. Любимов выбрал другой глагол – протискивается. Все-таки не в небо уходит, а через щели в материи с завязанными глазами пойдет Рожнов к цели. Протискивается… Придумал тоже! Жаль, что нашим миром управляют не Рожновы и не Любимовы. Для Греттов мы, наверное, выглядим перевернутой планетой. Негативом каким-то. Надо многое менять в нашей жизни. Чем не работа для одинокой женщины? Мне давно пора заняться настоящим делом. Женщина, которую никто не любит, на общественной работе горы свернет!»
3
На улице Ленина лет семьдесят стоял аккуратный домик с колоннами. Сегодня его стены приятно розовели на фоне серебристого снега. Пурга заботливо скрыла на время торговую марку России – дорогу, поэтому старая улица выглядела сносно. Трамвайная линия и две автотропинки между пешеходными стежками конвоировались серыми зданиями в три-четыре этажа. Розовый дом перед облезлыми собратьями по проекту не гордился. Он понимал, что потерять товарный вид можно за один сезон. Ему просто повезло с жильцами. В сущности все они сделаны из одних материалов. Кто знает, кого покрасят завтра.
Ухин предпочел этот дом другим не из-за временной розоватости и чистоплотности. Ему понравилась занимаемая домом жизненная позиция. Валентину Михайловичу понравился номер дома. В самом деле, не шестерка, не первач-выскочка, не хвост. Дом номер четыре. Согласитесь, приятно звучит.
С утра пораньше к четвертому в строю подъезжали большие автомобили. Прибыл Фен со своей армией. Вскоре в каждом углублении в стене ютился работник Службы охраны «Ландыша» с боекомплектом и сухим пайком. Фен предупредил ребят, что близко к себе подпускать чужих нельзя, разговаривать с чужими нельзя, слушать чужих – нельзя. Чужих стало на тридцать человек больше. Никто не хотел увеличивать их отряд за свой счет, поэтому распоряжения Фена скрупулезно выполнялись.
Хвастун с трубкой в зубах подпрыгивал в кресле, бесцельно щелкая выключателем торшера.
- Муторно на душе. Предчувствия, волнение…
- Не трясись. Стреляй первым. Потом разберемся. Почему я не могу присутствовать?! – внезапно рассвирепел Фен. – Выставляешь, как нашкодившего кота! Не верю я тебе, Михалыч.
- Плевать. Испортишь встречу, ответишь по всей строгости нашего закона. Понял?
- Понял. Но и ты меня понял!
- Не ори. Иди отсюда…куда-нибудь.
Громко топая, Фен вышел из квартиры.
Хвастун устало прикрыл глаза. Скоро к нему придут. Такое с ним впервые! На Земле нет человека, который пригласил к себе в гости инопланетянина и записал об этом в ежедневник. С ума сойти! На страничке с пометкой 20 февраля записано – 15.00 встреча с пришельцем.
А ведь Ухин ничего не скрывал от Фена. Честно рассказал кого он ждет и где. Сознание Фена не восприняло информацию. Замкнуло у него что-то в голове. Фен не понял истинного значения сказанного, заменив слово «пришелец» сначала на «чужой», а потом более привычным – чужак. Фен запомнил, что Ухин ожидает чужака.
Чужой – 4…
Авсень приехал вовремя. Он спокойно прошел мимо людей Фена, слегка подмороженных от напряжения. Высокий светловолосый мужчина с благородными чертами лица и внушительной мускулатурой смутил Хвастуна. Властитель «Ландыша» почувствовал себя маленьким. Очень маленьким. Не низкорослым, а мелким, ничтожным. У гиганта, величественно взирающего на человечка, не было в Хвастуне никакой надобности. Великолепный Авсень обуздал бесцеремонного и циничного Ухина. Валентин Михайлович больше не восседал в своем большом кресле. Он стоял. Ему мучительно хотелось поклониться, броситься в ноги, пасть ниц. Трубку Ухин выбросил и держал руки по швам, смиряя стремление к поклонам мышечным напряжением.
Авсень положил на стол какие-то бумаги:
- Подпишите.
Его строгий голос напомнил Ухину мультфильм про милиционера дядю Степу, который он любил смотреть в детстве. Он машинально подписал все, и снова вытянулся во фрунт. Авсень с любопытством разглядывал человека. Когда он подошел ближе, Валентин Михайлович чмокнул его руку, и не сдерживаемый больше волей, принялся кланяться.
- Прекратите! – приказал Авсень. – Вы поняли что за бумаги вами подписаны?
- Какая разница. Я, если нужно…
- Вы передали свой капитал фонду «Окраина». Все деньги, Ухин.
- Если нужно, то что же… - продолжал подобострастно лепетать Хвастун.
- Вы хотели попросить о чем-то?
- Да!…Я мечтал…Но все как-то… Эти люди вокруг меня… А вообще…
Авсень удивлялся миролюбию Ухина. Он никогда не видел так близко вырывающийся из желудка страх перед имеющим право на строгость. Именно этот исконный российский страх парализовал сейчас Ухина, лишив способности бороться. Он мог бы защититься грубостью. Но Валентин Михайлович не умел хамить инопланетянам.
Авсень предложил Ухину приехать в Рабочий район через неделю к дому номер восемь.
- Ваша мечта исполнится. Перестаньте разбойничать, Ухин. Угомонитесь. К 27 февраля вам понадобится душевная тишина.
Авсень таял в дверном пролете. Вместе с ним таял бандит Хвастун. В комнате остался растерянный лысый человек, который хотел как можно скорее добраться до своего жилища, запереться в нем накрепко и никогда не встречаться с представителями делового мира.
Облепившая дом охрана провожала статного мужчину восхищенными взглядами. Коснувшись тяжелой двери с кодовым замком, он обернулся и помахал людям рукой.
- Какой он … свободный! – завистливо прошептал скрюченный и втиснутый в нишу парнишка.
Звук отъезжающей машины освободил наемников. Из укрытий, скрипя зубами и суставами, посыпался вооруженный народ.
Глава двенадцатая
1
Хлопнув дверью, Фен уходил с места событий пешком. Его черный «Сааб» остался возле розового домика на улице Ленина.
Честно говоря, Фен понял, что однажды придется вот так уходить, когда пригляделся к Игорьку Родимцеву. Превращение убийцы в славного малого сулило лично господину Мешкову одни неприятности. Фен не хотел сейчас думать о Хвастуне. Пусть делает, что хочет. Теперь каждый сам за себя.
Он больше двух часов шел пешком в модных лаковых ботиночках, не знавших прежде русской дороги, кутаясь в шелковое черное кашне. Разгоряченный волнением Фен, не заметил, что уже километров пять идет лесом. Теперь он замерзал в тонком модном пальто без подкладки, которое не справлялось ни с нервной дрожью, ни с крепчавшим морозом.
Фен побежал по узкой тропинке вдоль высокого кирпичного забора. Флюгера на жестяных башенках дружно поворачивались в его сторону. « Это добрый знак», – горько усмехнулся Фен. Незаметно для себя он оказался возле загородного дома своего бывшего приятеля, а ныне подполковника ФСБ Егорыча.
За пивом Фен, что называется, всех сдал.
Надо признать, что подполковник исповеди Мешкова не обрадовался. За происходящим в Рабочем районе давно наблюдали. Выводы, правда, делали из наблюдений другие. Полковнику приятно было констатировать: дилетанты до сих пор знают меньше профессионалов.
Егорыч посоветовал приятелю не горячиться, а потом предложил написать официальное заявление под его диктовку. В готовом виде документ представлял собой шедевр иезуитства. В нем было все, чтобы занять на время отдел Егорыча, составить интересный для начальства отчет, а также перспектива получения премий и внеочередных званий. Все, кроме счетов Фена и его деяний.
Мешков просил для себя возможности сохранить квартиру в Баксограде и вернуться на прежнее место работы. Егорыч молча кивнул. Сделка состоялась.
Получив прощение влиятельного человека, процесс метаболизма у Мешкова потек резвее. По совету Егорыча он выбросил на помойку свой сотовый телефон и прежнюю кличку. Службу охраны Мешков не распустил.
Общество вершителей дел городских должно забыть о существовании Фена, но о способном на все Мешкове оно помнить будет. Быть может не дольше, чем потребовалось забыть о его грехах?! А почему, собственно, и не забыть грешки вовсе? Одет Мешков модно, улыбку носит дорогую, имеет красивый дом. Человек соответствует запросам нарождающихся салонов. Да и не по христиански топтать оступившегося. Тонущего в трясине следует вытаскивать. На каждом ведь крест надет. И на овце заблудшей, Мешкове, тоже. Простят, православные.
2
Фирма «Ландыш» - сложный производственно - финансовый организм. Валентин Михайлович содержал внушительный штат снайперов аудита, обслуживающих интересы технологически независимых филиалов. Огромное количество всевозможных тайных счетов находилось под надзором счетоводов-контрактников, которых никто, кроме Ухина, не знал в лицо. Именно эти люди первыми обнаружили исчезновение крупной суммы денег и забили тревогу. А когда неведомо каким путем весь капитал убежал со счетов «Ландыша», носители ноутбуков принялись бомбардировать Главный офис запросами и докладными. Изрядно напуганные заместители в свою очередь завалили Ухина телефонограммами, факсами.
Шеф молчал.
Между тем, не получив заработную плату в срок, коллектив вдруг перестал бояться своего непростого работодателя.
В эти дни Управления и Службы разгребали анонимные доносы. Дела, творившиеся в «Ландыше», заинтересовали прессу. Правда, ни одного официального обращения в суд так и не последовало. Сотрудники фирмы понимали, что город маленький, а им в нем жить.
Империя Хвастуна разрушалась на глазах, угрожая похоронить под своими обломками городской бюджет. Перестал работать банк, закрылись магазины, остановились фабрики.
Не то чтобы у «Ландыша» совсем не осталось оборотных средств, скорее руководство Главного офиса потеряло остатки здравого смысла. Все ждали арестов, обысков. Разжиревшие на аферах начальники прятали собственность и деньги.
Но аресты грянули, как всегда, неожиданно.
Первыми были задержаны бойцы Службы охраны. Ребята неподдельно удивились тому, что за ними пришли. Разбойники растерянно хлопали глазами и спрашивали, глядя на щелкающие наручники: «За что?».
Десять лет воспитывал «Ландыш» защитников своих интересов. Фирма стала для них и мамой и Родиной. Люди, на совести которых были убийства и погромы, сейчас искренне не понимали, в чем их обвиняют. Они ведь просто работали! Им платили высокую заработную плату, хлопали по плечу руководители, нежно прижимались девушки в ресторанах, уважали своих кормильцев семьи. За что же их в тюрьму?
Все-таки россияне, как ни одна другая нация, зависят от общественного мнения. Если бы молодым людям с пистолетами народ выразил общее презрение, то они никогда бы не назвали убийство - работой.
Что может быть страшнее, чем стирание нравственной границы между преступлением и трудом?!
«Эк, мы здесь за черта-то постарались!!» - заявил настоятель православного храма, взяв часть вины за преступления «Ландыша» и на свою душу.
Через неделю «Ландыш» почти в полном составе переселился в городскую тюрьму.
Интерес к процессам проявляла только местная пресса, которую кто-то довольно крепко удерживал в где-то заданном направлении.
Ухина найти не удалось.
3
Из дневника Григорьевой Анны:
«Я никогда прежде так быстро не жила. За несколько месяцев произошло настолько много событий, что можно было запросто написать толстый авантюрный роман. Когда я буду старой и толстой, обязательно напишу что-нибудь подобное. Пока на литературное творчество не хватает времени.
После встречи с Ухиным Авсень ни с кем не разговаривал. Его сосредоточенное молчание лишало нашу дружную компанию изрядной доли оптимизма. Любимов хвостом ходил за Рожновым, заглушая своими вздохами причитания Валюшки. Рожнов, отделавшись от друга и любимой, торопился к Мудрецу. Он часами просиживал бы возле компьютера, но люди его так просто не отпускали. Рожнов все время что-то вычислял и формулировал, а Мудрец разбивал его логические постройки и находил ошибки в вычислениях. Юрий Титыч не делился своими умозаключениями с Любимовым, избегал помощи друга, даже боялся, что тот увидит его черновики.
Я жалела Павла Сергеевича, которого покинул коварный Рожнов, утирала слезы Валюшке, от которой скрывался любимый. У меня нашлось время даже для чтения газет и жалости к потерявшим работу бухгалтерам.
В маленькой квартире теперь собиралось довольно много людей. С тех пор, как мы зарегистрировали фонд «Окраина», к нам зачастили с петициями и предложениями соотечественники.
Несколько раз приходила Елена Фролова. Она тихо садилась где-нибудь в уголке и слушала бесконечные обсуждения будущего западной части города. Помню как меня удивило ее равнодушное молчание. Странная женщина. Ни разу не ахнула. Обидно даже стало. Авсень смущался в ее присутствии.
Его настоящее имя знали только мы впятером да еще Ухин. Для остальных он по-прежнему оставался Сеней. Мы поклялись хранить тайну вырианина. Ухин попросился в эмиграцию, а за нашу пятерку можно было не переживать: не проболтаемся!
- Авсень, а чего все-таки захотел для себя Ухин? – полюбопытствовал однажды Любимов.
- Он захотел стать владельцем острова, недра которого настолько богаты золотом и алмазами, что выталкивают их в виде самородков на поверхность. Хотел, чтобы климат на острове был здоровым и теплым, чтобы пища росла на деревьях, чтобы жизнь была безопасной, чтобы вода была полезной, – заученно произнес Авсень.
- И все? - хором удивились мы.
- Все.
- И он ничего не сказал о людях? – широко раскрыла глаза Валюшка.
- Ничего, – хитро улыбнулся Авсень. – Насколько я успел заметить, Валентин Михайлович никогда не говорит и не думает о других людях.
Ворон, появившись внезапно в нашем доме, так же незаметно исчез. Мы его больше не видели.
Истекала последняя неделя февраля. Теперь в любой миг Авсень может дать команду: «Старт»! Я не знаю, что должно было произойти, какие условия сложиться в нужном порядке, чтобы наступило время расставания. В неизвестности жить было не просто.
27 февраля в дом постучался Ухин. Легок на помине. Он тоже боялся неизвестности. Правда, мне показалось, что Валентин Михайлович решил у нас пересидеть облавы милиции и разочарование партнеров.
Ночью во дворе исчезла ледяная статуя. Кони пали жертвой внезапной оттепели. Через день на город снова обрушились снегопады, но крылатых коней уже нельзя было вернуть.
В тот день холодный ветер особенно грубо взметал снежные барханы на пустыре. Авсень взглядом приказал Ухину выйти. Они отсутствовали двадцать минут. Затем он вернулся за Рожновым. В серебряной легкой курточке Авсень, почти не видимый в белой колючей пыли, давил на мелкие выпуклые пуговки. Рожнов стоял рядом с ним.
Мы, еще не понимая вполне что происходит, не готовые к столь стремительному прощанию, смотрели на светящийся круг, возникший из пустоты. Через секунду, в сверкнувшей на миг радуге, все увидели Рожнова.
Вспышка! Короткая, но абсолютная слепота! И тишина одиночества – вот и все впечатления от сработавшей машины переноса.
Метель улеглась. Сугробы блестели в лучах заходящего солнца. Мы не знали о чем говорить.
- Пора возвращаться, – прошептала Валюшка. – Я давно не была дома.
- И я. – Тоска подруги была заразительной. – Приглашаю всех в гости. Я так давно не была сама у себя в гостях!
- Автобус. Наш автобус! Надо же! В Рабочий район снова пустили автобус, – кричали где-то рядом с нами.
Любимов хотел что-то сказать, но так и не смог выдавить ни звука. Его не слушался голос. Он поперхнулся, смахнул накатившую слезу и спрятал покрасневшее лицо в матерчатый шарф».
* * * * *
Странная группа молодых людей в припрыжку двинулась к остановке. Они не вытирали слез, которые пригоршнями скатывались за воротники их стареньких ватников. Единственный мужчина в этой дурно одетой компании плакал и смеялся одновременно.
Кондуктор не посмел беспокоить сумасшедших пассажиров просьбами оплатить проезд.
4
Светлые миры. Желтая звезда. Планета Земля. Россия. Светигорск.
Из сугроба на пустыре вылезли двое. Молодой человек стряхивал снег с промокшего комбинезона, стараясь не задеть опутавшие его провода. Мужчина постарше с трудом снял ботинки и массировал застывшие пальцы.
- Петрович, наверх что докладывать будем? Хвастун ушел…
- Не дергайся, лейтенант. Доклад обычный: «В Багдаде все спокойно».
- А приборы, пришельцы, деньги?! Как с ними быть?
Старший вздохнул, медленно натянул на отекшие ноги ботинки с толстой подошвой, потоптался, попрыгал, закурил.
- В нашем положении лучше ничего лишнего не говорить. За пришельцев можно запросто в психушку загреметь. Приборы на поток поставить трудно. Американцы технологию украдут на пути к конвейеру. Патриотичнее промолчать, не находишь? Деньги в руках идеалистов. Текущей политике ничего не угрожает. Хвастун, конечно, сбежал. Но разве Родина что-нибудь от этого потеряла?
Лейтенант согласно кивал головой. Избранная профессия уже не казалось ему столь романтичной.
- Эх, не спецслужба, а клуб глухонемых, е..!
* * * * * * *
/Продолжение следует/
Специальные контакты
© Copyright: Елена Кабышева, 2008
Свидетельство о публикации №208031200050
Свидетельство о публикации №208031200050
Рецензии