Радужное небо глава 38
ОТЧАЯНИЕ АНДРЕЯ ГРАДОВА
В пятницу вечером Мария возвращалась с работы. Открывая дверь своей квартиры, она почувствовала какую-то пустоту внутри себя. Дома не было матери, которую поместили в больницу. С одной стороны, это должно было принести Марии успокоение. Это означало, что некому теперь втаптывать в грязь ее веру, и устраивать скандалы. Редкий день проходил мирно, без скандалов. Конфликт между матерью и дочерью был очень глубоким, и со временем, разрастался все больше и больше.
Но, с другой стороны, она все же была родной матерью Марии, и та не могла представить себе жизни без нее. Ведь она была единственным близким человеком для Марии, и Мария приходила в ужас при мысли о том, что ее мать может умереть.
Войдя в пустую квартиру, Мария, первым делом, прошла в свою комнату и, встав перед иконой Иисуса Христа, стала молиться, прося у Бога, чтобы он простил ее мать за ее грехи и, в особенности, за ее вчерашний поступок.
Закончив молиться, Мария прошла в ванную, но тут в дверь раздался нетерпеливый звонок. Мария закрыла кран с водой, который едва только успела открыть, и пошла в прихожую. Звонок нетерпеливо зазвонил снова.
Мария открыла дверь. На пороге стояла взволнованная Самарханова.
- Андрюшка Градов повесился! – с ходу выпалила она.
- Как повесился?! – в ужасе воскликнула Мария, почувствовав, что у нее стали ватными ноги.
- То есть, его сумели спасти, но он пытался повеситься, - исправилась Самарханова.
Мария прислонилась к дверному косяку, и взялась за сердце.
- Ох, как вы меня напугали! Чуть саму в могилу не свели!
- Мать успела его из петли вытащить. Вызвали «скорую». – Самарханова с укором посмотрела на Марию. – Я думала тебе будет не безразлично узнать об этом. Думала, ты сходишь, проведаешь его.
- Да что же я, конечно! – Мария словно опомнилась. – Идемте, скорее!
Они спустились на этаж ниже.
Андрей сидел на диване, свесив в них обрубки ног. На его шее четко отпечатался след от веревки. На лице было выражение полного отчаяния.
- Андрюшка, да ты что же удумать хотел? – бросилась к нему Мария.
Андрей хмуро посмотрел на нее, и ничего не ответил, лишь попытался отодвинуться подальше.
Да зачем же ты удавиться хотел? – на глазах Марии блеснули слезы. – Что ты! Да ты о матери подумал?
- О матери?! – злобно сверкнул глазами Андрей. – Вот именно, подумал! Она же меня на это и толкала!
- Как?! – ахнула Мария.
- А так! Она же сама сказала: «Зачем тебе такая жизнь нужна? Мучаешь только и себя и меня. Лучше вешайся, чем так жить».
Мария медленно отстранилась от Андрея, и с ужасом посмотрела на его мать. Татьяна отвела глаза, чтобы не встречаться взглядом с Марией. В глазах Марии появился немой укор. Она вновь повернулась к Андрею.
- Да что ты, Андрюшка, как можно! Ну, повесился бы ты, а что потом бы было, после этого? Ведь это же все, это приговор себе.
- Ну и что, что приговор! – воскликнул Андрей. – Зато пришел бы конец мучениям, и все! Всем бы от этого только легче стало!
- Да ведь мучения бы только начались! Нет смерти, как таковой! Это просто переход в другой мир, в другую форму существования! Понимаешь? Самоубийство – это самый страшный грех. Совершая его, человек как бы отрекается навсегда от Бога. И тогда и Бог отворачивается от человека, отправляет его в ад, а уж в аду-то и начинаются настоящие мучения, перед которыми меркнут все земные беды и несчастья. Ты думаешь, что, наложив на себя руки, ты избавишь себя от страданий? Совсем нет, ты бы лишь только усилил их.
- Да хватит тебе запугивать его! – не выдержала Самарханова. – Что ты его изводишь! Не видишь, разве, что ему и так тошно!
- Я не запугиваю, я пытаюсь объяснить ему, на что он себя мог обречь, если бы совершил самоубийство.
- Никто не знает, что будет потом. – Махнула рукой Самарханова. – Все там будем! И не надо человека с ума сводить подобными разговорами.
- Все там будем? Вы что же, представляете себе тот свет, просто как кладовку, в которую складывают всех умерших? В том-то и дело, что всех ждет разная участь. Кто что заслужит, тот то и получит потом! Вы только попробуйте представить себе это: впереди целая вечность. Вечность! Вы понимаете это? Вы можете себе представить вечность? Задумайтесь только на минуту, что такое вечные мучения. Мучения, которые не прекращаются ни на минуту! Ведь это же страшно даже представить!
- Ну что ты голову людям морочишь! – продолжала возмущаться Самарханова. – Ну откуда ты можешь знать, что, в действительности будет там, да и есть ли вообще эта жизнь там? Ведь никто там не был, никто оттуда не возвращался. Как же можно с уверенностью говорить о том, что будет там. Религия так учит? Так и религий на земле тысячи, и каждая из них учит своему, порой даже совершенно противоположному остальным. Так что, как же можно вообще брать на веру что-то, да еще и навязывать это другим.
Самарханова кивнула на Андрея.
- Он знает только одно, что здесь ему очень плохо, жизнь для него не выносима. Вот он и хотел прекратить эти страдания, понимая, что ничего хорошего его в жизни не ждет.
- Вы что же, хотите сказать, что лучше бы было, если бы он повесился? – гневно посмотрела на Самарханову Мария.
Та равнодушно пожала плечами.
- Для него это, может быть, было бы и лучше. Да ты посмотри на него, поставь себя на его место! Что может он ждать от жизни? Да для него день прожить муки адские.
- Ну, знаете ли. – Мария почувствовала, как в ней закипает негодование. – И это вместо того, чтобы поддержать парня, вы говорите, что лучше бы было, если бы мать не успела его спасти! Не ожидала я от вас этого, не ожидала.
Татьяну, все это время стоявшую молча, вдруг прорвало:
- Да что же это такое! Как вы смеете такое говорить! – обрушилась она на Самарханову. – А если бы это был ваш сын, вы бы ему такое говорили?
- Но ведь вы же сами этого хотели! – возразила Самарханова.
- Да ведь я же говорила это в сердцах! Я вовсе не думала, что он воспримет эти слова всерьез! Я же вовсе не хотела, чтобы так случилось!
- Ну, а вот он воспринял ваши слова всерьез, - все также жестоко произнесла Самарханова. – Взял и сунул голову в петлю!
Татьяна разрыдалась.
Мария вскочила, и взяла ее за руку.
- Давайте пройдем с вами на кухню.
Говоря эти слова, Мария вывела мать Андрея из комнаты.
- Да что же вы такое делаете, - возмущенно начала Мария, закрыв за собой кухонную дверь. – Как вы могли даже говорить такие слова сыну!
Татьяна всхлипывала, но ничего не отвечала.
- Неужели вы совершенно не думали о том, к чему это может привести? А если бы вы не успели, что было бы тогда? Вы понимаете, что толкали сына на самоубийство? Вы ведь даже не осознаете, какой это грех. Такой смертью умер Иуда, когда предал Иисуса Христа. Вы не верите в Бога, я знаю. Но почему вы из-за своего неверия готовы сгубить сына? Вам тяжело, может быть! Но сыну-то еще тяжелее! И вы никак не можете понять, что смерть – это переход в иную форму существования, а вовсе не конец. И потом, неужели вам самой стало бы легче жить оттого, что ваш сын болтался бы в петле?
Татьяна неистово трясла головой.
Нет, нет, что ты, Маша, что ты!
- Тогда зачем вы толкали его на это? Вы сгубили бы и его и себя! Его грех лег бы на вас, вы понимаете это? Вас же саму бы совесть мучила до конца ваших дней.
- Но я не думала, я не хотела!
- Вот вы лучше благодарите Бога за то, что он не допустил этого. А Андрею, сейчас, так нужна ваша поддержка. Он ведь чувствует себя вашей обузой, да еще и слышит такие вот ваши слова и пожелания. Вот он и решил наложить на себя руки, чтобы избавить вас и себя от страданий. Окажите ему моральную поддержку, пусть он увидит, что хотя бы вам он не безразличен.
Татьяна кивала головой, утирая слезы.
- А вы, вместо этого, пьете, - безжалостно продолжала Мария. – Что он видит, что у него на душе творится? Ведь ни вы, ни я, этого и представить не можем. Поддержите его, пусть он почувствует материнское тепло.
Прозвенел входной звонок. Это приехала «скорая».
- Здравствуйте, где ваш герой? – с этими словами врач вошла в квартиру. Татьяна провела ее в комнату.
- Что же это ты надумал? – обратилась врач к Андрею, садясь на стул напротив него. Андрей молчал, хмуро глядя на врача.
Женщина осмотрела шею Андрея.
- Ну, следы еще какое-то время будут держаться, но так, повреждений никаких нет. Вот ведь, молодой совсем парень, а голову в петлю сунул. Тебе же еще жить, да жить.
Она осеклась, увидев обрубки ног Андрея.
- Ты думаешь, своею смертью ты бы лучше сделал? О, ты ошибаешься, матери бы ты только лишние проблемы создал, лишнюю головную боль. Ты знаешь, сколько сейчас похороны стоят? Мать бы твоя без гроша осталась. Ты об этом подумал? И зачем ты это удумал, что не живется тебе?
- А вы сами не видите? – не выдержал Андрей. – Сами этого не понимаете?!
- Ну и что ж, теперь! Ну, лишился ног, я понимаю, плохо, но разве ты один такой! Как же другие, находятся в таком же положении, и ничего, живут. Голову-то в петлю не суют.
- А вы попробуйте сами! – выкрикнул Андрей. – Попробуйте, поживите сами, как другие! Отрубите себе ноги! И тогда посмотрим, что вы запоете! Хорошо говорить со стороны, пока самих такая беда не коснулась! Легко наблюдать за другими и рассуждать: «Я бы на их месте так не поступил. Я бы вот как сделал. Так-то и так-то». За чужим горем просто и легко наблюдать с хладнокровием, но когда беда касается самого, вот тогда-то и понимаешь, каково другим. Ненавижу я вас всех, умников!
Врач ничего не ответила на это Андрею. Поговорив немного с его матерью, она покинула дом.
Мария запустила руки в волосы, и качала головой.
- Что же вы, люди, делаете! Ох, что же вы делаете!
Она со страданием смотрела на Андрея. Ей хотелось его утешить, но она не знала, как это сделать. После того, что ему наговорили, и Самарханова, и врач, ее слова, чтобы она не сказала, будут восприняты в штыки. Ох, как же тяжело на душе у Андрея. И этого ни понять, ни представить не смогут никто из присутствующих. У Марии обливалось сердце кровью за Андрея. Ведь он может в любой момент повторить попытку самоубийства. И что тогда будет с Андреем? Но ни мать Андрея, ни врач, ни, тем более, Самарханова, не могли понять этого. Они были слишком далеки от христианства, чтобы осознавать весь ужас положения. У них была иная логика, они жили по другим представлениям и понятиям. Все они выросли в атеистическом государстве, поэтому понять все это, им было чрезвычайно сложно. Да и не было никого, кто хотя бы попытался разъяснить им это, научить христианским основам. В который раз ей вспоминались жестокие слова православного редактора. Неужели же, и в самом деле, простые заблудшие люди никому не нужны? Страшно, если это так, страшно.
Свидетельство о публикации №208031300244