Вожак

       Над свежей просекой впервые за долгие хмурые мартовские ночи прозрела луна. Её медный свет с темными отливами лунных кратеров, преодолев жидкую пелену туч, очертил грани уродливых теней бурелома на искристом мартовском насте, дробно усеянном следами обитателей спящего леса.
       
Среди этой звездно-лунной тишины над спящей бездной эхом катился протяжный волчий вой одинокого зверя. Он раздражал уже до рвоты охрипших собак, охранявших теплые человеческие жилища, что дымно и беспорядочно ютились в небольшом заснеженном хуторке, расположенном у кромки лесного массива на берегу капризно-извилистой речушки.

Псы яростно огрызались на протяжное эхо смешанным злобным лаем, что переполнял их звериные груди, кипел внутри, перехватывая горло жгучими спазмами. Казалось, этой вакханалии не будет конца.

Пытаясь положить конец разыгравшейся истерии, кто-то из обитателей лесного хуторка, очевидно, набросив на голые плечи овчинный полушубок, смачно матерясь, выскочил во двор и пальнул гулким дуплетом в морозную бездну.
       
В стае затевалась свара. Молодые переярки, подобрав по-собачьи хвосты, оскалив уже окрепшие клыки и глухо рыча, недовольно ютились отдельной кучкой, даже не пытаясь приблизиться к Чужаку – одинокому матерому волку, что с некоторых пор стал преследовать стаю, почуяв молодую самку.

На фоне полной луны его крупный темный силуэт с яркими желто-зелеными глазами, остекленевшими от гнева, не предвещал старому Вожаку ничего хорошего. Сколько лет опытный и сильный зверь с отливающей сединою шерстью на груди и на загривке водил стаю по одному ему известным заснеженным волчьим тропам, по пыльным июльским оврагам лесостепи, обходя искусно выставленные капканы, уводя стаю от многочисленных облав, что устраивали двуногие, когда стая потрошила их овечьи стада. Сколько лет стая без мятежного рычания подчинялась ему. Его едва заметного оскала пасти достаточно было для того, чтобы жесткая «волчья дисциплина» воцарилась в стае мгновенно. И вот – Чужак.

Он вызывающе стоял на пути седого Вожака, требуя смертельного боя за право обладать его волчьими привилегиями. Густая шерсть на могучем загривке более крупного гостя вздыбилась, его широкая грудь и страшный оскал не оставляли никаких шансов старому волку…
       
Схватка была короткой, но жестокой. Старый Вожак яростно отражал смертельные удары соперника, нанося ему не менее опасные раны. Но силы были неравны и вскоре молодой, и сильный Чужак подмял под себя истерзанного, истекающего кровью Вожака. Исход схватки, казалось, был решен.

Но огромный опыт, смертельная ярость и жажда жизни старого волка решили в этой схватке свою роковую роль. Выбрав момент, мощные челюсти поверженного хозяина стаи смертельно сомкнулись на горле чужого. Звериной злобе пришельца не было предела. Задыхаясь от сомкнутых на его горле челюстей, он мощными рывками пытался сбросить вцепившегося Вожака, неистово кувыркаясь с ним в хрустящем валежнике на «татуированном кровью» снегу.

Тщетно! Силы быстро покидали победителя и его отчаянные рывки ослабевали. На какой-то миг эта окровавленная масса тел и шерсти застыла и старый волк, собравшись с последними силами, рванул сомкнутыми челюстями плоть врага. Почуяв победу, на чужого набросились молодые волки.
       
Старый волк, тяжело поднявшись на дрожащие израненные и непослушные лапы, стал зализывать свои раны. Из вытекающего глаза, поврежденного мощным ударом когтистой лапы Чужака, слезилась кровь, правое ухо было разорвано, задняя лапа перекушена, некоторые когти вырваны с мясом.

Покорно прижав к затылку уши, жалобно подвывая и повизгивая по-собачьи, в седую шерсть на груди старого волка влажным носом преданно ткнулась молодая волчица. Подняв окровавленную морду на огромный диск луны, тускнеющий на фоне разгоравшегося восхода, он мощно завел свою победную волчью песнь.