детский дом

детский дом


Это случилось, когда мне было очень очень мало лет... 3 или 4 годика. Мама заболела, ей нужно было лечь в больницу месяца на 3. Папа все время по рейсам, дома не бывал неделями. Мамина бабушка еле ходила с артритом, да и оставлять зимой дитенка в доме с печным отоплением и уличным сортиром не хотели. Брат был вполне самостоятельный, но возиться со мной наотрез оказался. Выход нашла папина бабушка, сказав, что на три месяца вполне может устроить меня в детский санаторий. Ну, они меня и устроили в "санаторий". Который был детский дом. А уж как мама с папой его расписывали! Там и лыжи и прогулки и игры и ребятишки хорошие и воспитатели добрые... Ну прямо райский уголок, да и только!
Вот, скрылась за сугробами папина "Пятерка", а я стояла у большого пыльного окна.
- Воловик! Оформляться идешь или тащить тебя? Чего к окну прилипла? - в голосе воспитательницы не было злобы, а только отупение и равнодушие.
Мою домашнюю одежду сразу отобрали и выдали какое-то застиранное платьишко грязно-розового цвета (который я ненавижу). Причем часть девочек была во вполне сипатичных желтых платьях, но я очень быстро поняла, что это одежда для избранных, в число которых я не вхожу. Судя по состоянию одежки я вообще попала в касту неприкасаемых. Но самое страшное - весь комплект домашних трусиков тоже отобрали, выдав что-то стираное-перестираное на пару размеров больше. Воспитательница быстро решила проблему, затянув резинку так, что я полдня дышать не могла.
Я читала какие-то страсти про детские дома и вспоминала те злосчастные месяцы. Нет, нас никто не обижал. Не лупили ремнем, не кричали матом, не заставляли мыть туалеты (во всяком случае я всегда видела за этой работой только уборщицу Нину Викторовну (даже если ходила в туалет ночью). К нам просто были АБСОЛЮТНО равнодушно. Вот кроме уборщицы, веселой шумной тетки никого из воспитательниц по имени не помню. Всегда равнодушный холодный голос и окрики по фамилии.
Каждые три дня выдавали чистые колготки. Казенные. Я тогда не понимала значения этого слова. Трусики я им простила, а колготки простить не могла. Устроила дикий скандал с истерикой. Плакала так, что начала задыхаться (ну это у меня всегда так. Родные и близкие знают и плакать мне не дают). И вот - победа: всем выдавали нечто коричневое с протертыми пятками, а мне - домашние желтенькие! Или голубые.
Детишки местные сразу просекли, что я "не насовсем", тем более, что я не скрывала это. Мои восторженные рассказы про мамин цветник и папин грузовик привели к тому, что от меня все отстранились. Я оказалась в полной изоляции. Меня никто не обижал, но никто со мной и не общался.
Игрушек мне никогда не доставалось. Воспитательница приносила коробку с куклами, но стоило мне потянуться к одной из них, как кто-нибудь из девочек кричал: "Не трожь! Это моя кукла!" ОДнажды воспитательница сжалилась и выдала мне жалкого лысого кукленка. Я не знала, что с ним можно делать в полном одиночестве. и тогда попросила посадить меня за игровой стол к пацанам (пересесть без разрешения было нельзя). Так я подружилась с Юрчиком и Игорьком. Юрчик оказался моим товарищем по несчастью: его родители свалили на заработки на севера на два года, взвалив время заботы о сыне на государство. За это время он так прижился в детдоме, что понятия не имел, как будет жить с родителями. Он был на два года старше и внешне - очень серьезный, а внутри - смешливый а шаловливый. Из-за этой серьезности ему всегда удавалось избежать наказания за шалости. Наказывали одним способом: вечером, когда воспитательница читала книжку со сказками, отправляли спать. А мне влетало очень часто - ну, поймите, трудно враз отвыкнуть от домашней вольницы и привыкнуть к дисциплине!
Кроме дисциплины было развито стукачество. Повальное. Меня сначала это возмущало, это ж ябедничество натуральное! А потом я поняла, чтобы избежать многих проблем нужно формально подчиняться распорядку, а свои провинности сваливать по-возможности на других. Правда, не очень получалось поначалу.
И вот долгими вечерами я сидела одна в полутемной спальне и мечтала, как вдруг папа приедет на большом грузовике прямо среди ночи и увезет меня домой... И вот стали ко мне в "сокамерники" приводить этого Юрчика. А потом оказалось, что он специально что-нибудь вытворял, чтобы его наказали. Оказалось, я ему понравилась. Он начал тайно притаскивать мне игрушки или книжки с картинками. Брал меня за руку и мечтал, что как только нас заберут родители, мы попросимся жить вместе и уедем на любимый Юрчиком Сахалин. А меня он раздражал. И скакой стати я должна была поехать на этот его Сахалин? Вобщем, внимания я на него обращала ноль целых ноль десятых. И кило презрения. А когда я заболела ангиной, меня вообще положили в изолятор. Маленькая такая комнатка с маленьким окошком и вся белая. Нянечка закрывала меня на ключ и приходила проведать меня раз в час. А однажды прокрался... Юрчик, конечно же! Оказывается, нянечка забыла запереть дверь. Он притащил мне свой любимый самосвал и кубики. Пожалуй, единственный раз я была ему благодарна. Когда приходила нянечка, он прятался под кровать. А его уже начали искать. Мне пришлось пойти на хитрость. Я попросила не запирать меня на ключ, сказав, что боюсь оставаться в запертой комнате ("буду умирать, кричать, а меня никто не услышит! Хны-хны.")
А ночью мне стало плохо. То есть не просто плохо, а совсем плохо. Я начала проваливаться во что-то липкое и черное, как вдруг услышала мамин голос. Как она пробралась ко мне среди ночи? Партизанка. Она рассказала уже потом спустя много лет, что в тот день она места себе найти не могла. Попросила, чтобы ее отпустили из больницы (ей только-только сделали операцию), но ей не разрешили даже вставать. Тогда она ночью договорилась с одной старенькой медсестрой, та переодела ее в белый халат, вывела из больницы и такси вызвала. Перекрестила и сказала что-то вроде "Или обе выживете или обе умрете". Ко мне ее, конечно, никто бы не пустил, она как-то через кухню пробралась. Хорошо, что благодаря Юрчику дверь ко мне была не заперта на ключ. Мама мне какую-то игрушку умудрилась купить (это в Советсткой стране, где все магазины закрывались ровно в 18:00!)
Она меня обняла, я заснула. А когда проснулась, то ее уже не было. Это можно было бы списать на болезненный бред, если бы не та игрушка. Сейчас даже не помню, что это - наверно, машинка какая-то. Я всем рассказывала, что ко мне ночью мама приходила, а мне никто не верил.
Через неделю мама приехала уже днем официально, так сказать. Я все еще болела. Так как особо за мной при этом никто не ухаживал (ну, таблетки давали раз в день), то особых улучшений не наблюдалось. Забрать меня маме нее разрешили. Раз записано три месяца, то и отбыть мне там надлежало ровно три месяца. Приговор обжалованию не подлежит. Потом они приезжали вместе с папой - тоже бестолку. Не громить же этот детдом самосвалом!
Несмотря на отсутствие заботы мой детский организм выжил.
Однажды когда воспитаельница в ...ый раз читала деткам сказку про Иванушку-дурачка, я сказала, что знаю немного измененный вариант этой сказки и попросила разрешения поведать его общественности. Тетка, конечно, удивилась, но добро дала. Это был мой Звездный Час, люди!!! Я стала героем, и не только дня, но вообще. Вредные девчонки подходили ко мне и спрашивали: "А ты сегодня сказку расскажешь?". По вечерам проблем с дисциплиной не было. Даже поварихи из кухни приходили меня послушать. Вобщем, жизнь налаживалась. Меня даже называть стали по имени!
А потом забрали Юрчика. Когда родители приехали за ним, он их не узнал. За два года они его только пару раз навещали. Зато какие они приехали! В дубленках, в шапках, в джинсах, на "Волге"... Юрчик все просил, чтобы мой адрес записать и приехать за мной, когда меня отсюда выпустят, но они только скривились в мою сторону.
Без Юрчика стало как-то... пусто? грустно? тихо? И конфет мне больше никто тайком ночью не приносил. Хотя, в пустую спальню меня вечером уже не отправляли - это могло привести к бунту. Вечерняя сказка, наверно, была единственным развлечением и источником информации для детишек, никогда не смотревших телевизор.
Пришел день освобождения. С утра светило солнышко. Я проснулась часов в пять и прилипла к окну. Распорядок дня меня не волновал совершенно - я уже была свободным человеком, на меня не действовала местная магия под названием "дисциплина". Целый день я просидела у окна, не реагируя на призывы позавтракать и пообедать. Кстати, кормежка там была... Ну как во всех детских учреждениях, увы...
Родители приехали только в шесть вечера. Я заорала на все здание: "ЗА МНОЙ!!!!!!!!! ЭТО ЗА МНОЙ!!! ПРИЕХАЛИ!!!!"
По случаю выхода на свободу мне привезли красивое платье. Китайское, все в оборках, голубенькое. И сразу меня переодели. Наверно, это была мамина идея - она понимала, как ястрадаю от одинаковой убогой одежды.
Когда оба родителя, торжественно держа меня за обе руки, уводили из зала, где я по местной традиции, торжественно прощалась с педколлективом, кто-то сзади робко подергал меня за платье. Там стоял мальчик Родя, вечно забитый и зашуганный всеми, лопоухий маленький неудачник.
- А ты еще приедешь к нам рассказывать сказки? - спросил он.


13 Мая 2004 г.