Симбиоз глава 1

Дорогие гости моей страницы! Я задумал некий особый проект, что ли... С определенной регулярностью я буду выкладывать сюда главки давно мной пишущейся повести на ваш суд. Делается это их разных соображений. Во-первых, я буду наблюдать, как надеюсь, реакцию сторонних чиателей. Во-вторых, я буду интриговать тех, кого моя вещь заинтересуют. В-третьих, имея обязанность перед чиателями (верю, что они будут), я буду заставлять себя работать над повестью, а не отключаться от нее на несколько месяцев, что подчас у меня случается. Заранее благодарю за ценные замечания и внимание к моему творчеству!!!

 1

В понедельник, в один из первых солнечных мартовских дней по дороге к школе №25 подмосковного города N направлялся ученик 11 «Б» класса Димка Некрасов. Сутулящийся (отчасти по причине врожденного сколиоза, отчасти из-за тяжести висевшего на плече мертвым грузом рюкзака) и сосредоточенно глядящий под ноги, он отмерял огромные шаги, не пропорциональные его небольшому росту. Его еще пять минут назад относительно чистые ботинки со шнурками, завязанными на бантик и заправленными вовнутрь, стали уже изрядно испачканы грязью, появлявшейся на дороге вследствие первого этой весной таянья снега. Лужи наш герой пытался, конечно, обходить, но делал это столь неудачно, что грязные капли стали появляться даже на его широких светло-голубых джинсах, занимая площадь от щиколотки до колен.
Димкиному лицу было свойственно выражение некой сосредоточенности и погруженности в себя. Вообще же, Некрасов был довольно красив: длинный прямой нос, голубые глаза, скрывавшиеся под низкими, но не густыми бровями, большой лоб, прикрытый вьющимися светло-русыми волосами средней длины, правильная форма черепа, полное отсутствие прыщей на лице (в шестнадцатилетнем-то возрасте!), широкие плечи и длинная шея. При улыбке маленькие и плотно сведенные губы Димки или оставались сжатыми, или же, напротив, почти полностью обнажали верхние зубы, из которых особенно выделялись клыки, острые, как у вампиров из старомодных фильмов ужасов. Глаза при этом либо неприятно щурились, либо вообще не улыбались, чем Димка сознательно пользовался, помня о том, что подобная улыбка была у его любимого литературного героя Печорина. При всем при этом некую курьезность и оригинальность нашему сутулому и широкоплечему герою придавала его неуклюжая походка. Обладая средним ростом, Некрасов имел привычку делать очень большие косолапые шаги, передвигаясь при этом с высокой скоростью .
Итак, вскоре Некрасов оказался на школьном дворе. Для того чтобы не рисковать, перепрыгивая через огромную лужу на границе улицы и территории школы, он по примеру сообразительных пятиклассников прокатился на старых, давно не закрывавшихся школьных воротах, предварительно оттолкнувшись ногой от земли. Придя в школу и переодев сменную обувь, что хранилась в его огромном бездонном рюкзаке, Димка направился на второй этаж, где по расписанию у 11 «Б» был урок ненавистной химии.
11 «Б», к слову говоря, был несколько необычным классом. В школе он считался самым сильным с точки зрения учебы, все учителя на него буквально молились, с тоской считая дни до момента его выпуска. При обилии очень одаренных и, главное, непохожих друг на друга учеников класс был по своему характеру очень тихий и спокойный, даже скучный, а, точнее, вялый. Это накладывало отпечаток и на биографию 11 «Б», которая не была насыщена ни одним мало-мальски серьезным скандалом или ученической проделкой, результатом чего было то, что по-настоящему дружного и сплоченного коллектива здесь так и не сложилось, хотя открытых дрязг среди учеников вроде как никогда не водилось. Несмотря на все это, внутри класса шла постоянная борьба друг с другом нескольких группировок.
       Тем временем, поздоровавшись с одноклассниками, стоявшими у двери кабинета, Дима сел на подоконник рядом со своим другом Пашкой Семеновым – высоким брюнетом с прыщавым, но, тем не менее, весьма симпатичным и умным лицом. Тот низким голосом, лишенным интонации, спросил:
«Как дела?»
«Да никак. Скучно и спать хочется», - ответил Димка. Некрасов поморщился и, едва заметно улыбаясь, уставился на стоявших не далеко от них с Пашкой одноклассниц. Семенов же бессмысленно смотрел на зеленую школьную стену. Каждый жест, каждое слово выдавало в Семенове юного скептика, с годами превращающегося в циника и эгоиста, сохраняющего с молодости только страсть к черному юмору и свою саркастическую усмешку, применимую ко всем жизненным ситуациям.
 Вокруг же друзей шли оживленные беседы, которые им невольно приходилось слушать. Особое внимание Некрасова, как казалось, привлекла одна из них:
«Мы вчера с ним в Москву ездили...», - закатывая глаза к небу, громко рассказывала что-то подруге не очень красивая, но очень уверенная в себе девушка, явно переборщившая с косметикой, в короткой юбке и черной обтягивающей кофточке. Подобная одежда делала и без того не в меру худощавую девушку еще более тощей, придавая сходство с вяленой воблой. Слушала ее весьма похожая на нее внешне особа менее экстравагантного вида в темно-коричневом брючном костюме – вот, пожалуй, ее единственная отличительная характеристика. Она, кисло улыбаясь, с какой-то грустью в глазах следила за рассказом своей подруги о поездке той со своим молодым человеком в один из московских кинотеатров. Впрочем, рассказывать о свиданиях с молодыми людьми, именуемыми ласково «мальчиками», уже давно стало запоздалой общей тенденцией у Димкиных одноклассниц. О соотношении же вымысла и реальности в подобных «историях», всегда романтичных и трогательных, но скучных своим однообразием, оставалось только гадать, хотя, например, у Димки с Пашком на этот счет было вполне определенное мнение.
«Паш, слышишь разговор этих двух?», - указывая на одноклассниц, спросил Димка у неподвижно сидящего Пашка.
«Этих-то невозможно не слышать», - ответил Семенов, принципиально не глядя на двух подружек.
«Смотри, Пашок, одна хвастается, а другая даже улыбнуться по-человечески не может - от зависти-то. Это, знаешь, так в сортире освежителем воздуха брызгают, чтоб не очень пахло. В итоге пахнет еще хуже, но… все же побрызгали, как никак… сделали, мол, все возможное и необходимое. Так и Людка – вроде как рада», - повернувшись в сторону Пашка, сказал Димка. На последней фразе друзья громко засмеялись, чтобы все (а особенно, конечно, Света с Людой) их слышали. Девушки, кажется, поняли, что смеются над ними, так как вскоре они отошли подальше, но тише разговаривать все равно не стали.
Димка хотел еще сказать пару слов о двух других своих одноклассницах, которые стояли у соседнего подоконника и сосредоточенно читали учебник, страницы которого, как заметил Некрасов, были наполнены аккуратными (видимо, по линейке) подчеркиваниями простым карандашом самых важных фраз параграфа. Но его готовую уже сорваться с языка очередную грубую остроту прервала поздоровавшаяся с Димкой и Пашком миловидная, очень стройная девушка с красивыми полными губами и большими карими глазами, почти всегда холодными и грустными. Сказав негромкое «привет» ребятам, она опустила голову и быстрой походкой направилась к двум своим подружкам, читавшим учебник. Пашка, как ему казалось, по-мужски дерзко, посмотрел ей вслед, как и положено смотреть вслед не обделенной природой девушке в довольно короткой юбке, затем слез с подоконника, потянулся, хмуро поглядел на часы.
«Когда ж звонок-то?», - сказал он зевая.
Димка ему не ответил, так как уставился в конец коридора, откуда появилась еще одна быстро идущая, улыбающаяся, на первый взгляд очень красивая и яркая, довольно высокая и стройная девушка в бордовой кофте и юбке с разрезом чуть выше колен. Кокетливо теребя свои густые темно-русые волосы, девушка радостно и чересчур бодро для восьми утра здоровалась со всеми своими одноклассниками. Проходя мимо Пашка и Димки, она, кроме дежурного «привет», спросила:
«Чего вы такие мрачные?»
«Мы не мрачные, Маш, мы – серьезные», - ухмыльнувшись, ответил Некрасов. Он хотел придать своему голосу равнодушие и даже оттенок презрения, но реплика его прозвучала немного нервно и даже раздраженно. Девушка этого будто не заметила. Она лишь, пародируя Димку, нахмурила брови и, как могла, низко и угрюмо повторила Димкины слова, но тут же беззвучно засмеялась и пошла, точнее, побежала к подругам.
Наконец прозвучал звонок на урок. Как назло, он был расположен где-то над кабинетом химии. От этого и без того не любимый всеми школьниками во все времена звук казался еще противней. Как по заказу, в этот самый момент в коридоре появилась ненавистная 11 «Б» (и не только) учительница химии Татьяна Евгеньевна Кимова, более известная среди учеников по кличке «Колба». Она тут же оказалась у двери кабинета, моментально открыла дверь и уже через минуту, ничего не говоря и не делая, сумела одним своим видом создать в классе идеальную тишину, прерываемую, пожалуй, лишь шуршанием листов тетрадей и учебников. Именно в тот момент, когда весь класс жадно читал последние строчки, а Татьяна Евгеньевна водила пальцем по журналу, выбирая очередную свою жертву, Димка, сидящий с Пашком за первой партой ряда у стенки, нашел в себе достаточно смелости, чтобы с усмешкой поглядеть на лица своих одноклассников и в душе посмеяться (правда, достаточно нервно) над их испуганным видом.
«К доске пойдет... Семенов», - выдержав паузу перед оглашением фамилии, негромко, но звучно сказала химичка. По всему периметру пахнущего химическими реактивами и этиловым спиртом помещению пронесся вздох облегчения; сидящие на последних партах и прятавшиеся за спинами впереди сидящих мгновенно выпрямились.
«Так и знал, бля», - прошептал Пашок своему другу и соседу по парте, но все-таки бодрым шагом, с серьезным выражением лица уверенного в себе человека направился к доске.
 Взяв мел, Семенов тут же начал рисовать бензольные соединения. Это вызвало разочарование всего 11 «Б» - все надеялись в очередной раз на то, что отвечающий будет мучительно долго бороться за «тройку», истязаемый градом самых тяжелых вопросов, чем до перемены или хотя бы на ближайшие двадцать минут обезопасит от подобной пытки других. (Странное дело! Даже у такого сильного класса, как 11 «Б», большинство учеников по химии у Татьяны Евгеньевны имело твердую оценку «3»).
Семенов отвечал не без ошибок, но достаточно четко и, что удивляло, даже самоуверенно, хотя не проявлял пренебрежения к учительнице или тем более к ее предмету – было сразу видно, что человек понимает то, о чем он говорит. Димка же откровенно заскучал. Некрасов сложил голову на руки, чтобы сосредоточиться хоть на каком-нибудь слове, нахмурил брови, чтобы создать видимость внимания, как вдруг почувствовал, что кто-то сзади дотронулся до его плеча. Димка повернулся и увидел испуганное лицо круглого отличника, скромного и интеллигентного, доброго и безотказного толстячка Вани Крапивина, который держал в руках небольшой клочок бумаги. Крапивин громко прошептал, выпучив от страха глаза и от смущения покраснев: «Бери быстрей, это тебе». Димка быстро, но аккуратно и незаметно записку взял. Под партой Некрасов прочитал написанное аккуратным и хорошо знакомым ему почерком на лицевой стороне: «Димке от Маши М.».
Посмотрев на химичку, внимательно слушавшею Семенова, Некрасов раскрыл записку, в которой было всего пару строк. Прочтя их, Димка невольно улыбнулся (после чего ему моментально стало за себя стыдно), обернулся в сторону Маши, которая сидела за третьей партой ряда у окна, и поймал на себе ее взгляд. Глаза ее, как показалось Димке, одновременно были устремлены и на него и на стену, будто она смотрела сквозь него, хотя он ясно понял, что они глядели друг на друга. Такой привычный взгляд ее ярких карих глаз заставил Димку резко отвернуться. Он с максимально серьезным выражением лица стал смотреть на доску, но вскоре вдруг снова начал улыбаться. Это заметила Колба, известная своим умением пресечь малейшие нарушения учениками дисциплины. Она язвительно сказала:
«Судя по всему, у Некрасова есть, что добавить»
«Гм... По-моему, ответ Паши был очень полон, поэтому добавить мне нечего», - глупо и не к месту улыбаясь, ответил Димка.
«Что ж... за Вас, Некрасов, это сделают другие», - вновь с иронией в голосе сказала Татьяна Александровна.
 Она кивнула головой в сторону Крапивина, который деловито, но торопливо стал дополнять ответ Семенова и исправлять допущенные тем ошибки.
К огромной радости всего класса второй урок пары отменялся по причине какого-то важного и внеочередного педсовета. Все предпочли провести свободные сорок пять минут в школе – уходить домой всего на полчаса никому не захотелось. Большинство представителей класса ушли в столовую, кто-то (в том числе и Пашок) ушли курить за школу, Димка же остался сидеть на подоконнике в коридоре второго этажа. Он вяло смотрел в окно на своих одноклассников, своей походкой и виновато опущенными головами выдававшими цель своего визита за школу, и держал в руках клочок бумаги – записку от Маши. Вскоре он вновь прочитал то, что в ней было написано:
«Дим, ты обижаешься из-за того, что мы сейчас почти не общаемся? Не дуйся и не будь таким мрачным – это тебе не идет. Я же знаю, что мы с тобой друзья».
       Вскоре он положил записку в карман, сел на подоконник, и уставился на пол. В коридоре никого уже не было, во всю шли уроки. Надоевшая зеленая стена перед глазами, гогот детей из соседнего кабинета и яростные попытки учительницы, срывающейся на крик, успокоить детей – все так банально и однообразно, все как всегда. Затянувшийся момент полного отсутствия какой-либо мысли вследствие отсутствия какой-либо реакции на внешние раздражители прервал только звук чьих-то шагов в конце коридора. Димка моментально понял, кто это шел.