Эй, Док!?

Всем привет.
Так уж вышло, что меня любили самые лучшие девушки в мире. Ну, или хотели бы любить. Просто некоторые обстоятельства не давали им право на это (так думали те из них, кто так думал) и они предпочитали обожать меня на расстоянии. Мне, конечно же, было не наплевать. Мне всегда это нравилось. Но я с трудом самостоятельно решался быть инициатором, каких бы там ни было отношений. Того, кто сидел у меня внутри, весьма напрягал весь этот серьёзный флиртовый движ.
Чего я всегда боялся? Ах, да… Я всегда боялся смотреть в их глаза, светящиеся такой безграничной нежностью, что казалось, будто они видят во мне, по меньшей мере, парня из Назарета или Мастера или Нежного Медведя, а по большей мере (если, вообще, так можно сказать), даже и не знаю кого, да, пожалуй, таких книг и героев нет в нашем времени и вселенной. Боже мой, сколько великолепнейших историй любви могло бы случиться! Хотя, почему могло? Они и случились. Правда, не со мной.
Со мной произошла совсем другая история, я заболел чесоткой. Какая же, ****ь, тут любовь к чёрту, когда ты чешешься как заводная игрушка – “self-made-расчёсывальщик”? Дорожки, без устали прокладываемые моим чесоточным клещом в моём же теле, казались мне тайным знаком, который объединяет всех уродов нашей матушки земли.
Мне было тринадцать лет. И вся эта штука произошла из-за того, что я пришёл в бассейн на урок физической культуры, а трусы оставил дома. И тут этот мудак, наш физрук, как сраный Копперфильд, достал откуда-то из-за батареи, как по мановению волшебной палочки (Бинго!), некие труселя и настоятельно порекомендовал мне их надеть. Вроде как они новые и ничьи к тому же. Я и одел.
Какая же это культура физическая, скажите мне? Бесспорно, медицина в наше время творит и не такие чудеса. Я, спасибо докторам, чудо мази, папе, маме, друзьям и всем тем, кто поддерживал меня в то нелёгкое время, всё-таки расстался со своими маленькими друзьями. Но! Но долго боялся, что отвалится член. Или ещё чего похуже. Хотя, что может быть хуже? А в этого ублюдочного учителя я потом кинул гранату. Не настоящую. Учебную.
Много позже того дня, когда прохладное сентябрьское утро, на школьном стадионе, разрезал гортанный крик боли нашего физрука, Робби Уильямс спел “I Just Wanna Fill…”, а до Робби был Стинг с “I Mad About You”, а до Стинга был Жак Брель. “Мужчина не должен так петь о любви” – сказала о Бреле одна из величайших французских певиц. Надеюсь, вы поняли о ком я.
Я всегда был влюбчивым парнем. Состояние постоянной влюблённости меня устраивало. Мне могла нравиться пару недель одна девушка, потом что-то в ней начинало меня раздражать, и я переключался…
Её звали Ася. Мы познакомились на дискотеке в доме пионеров. Тогда включали итало-диско, группу “Сталкер”, Рому Жукова и зубодробительные медляки. Она подошла первая и сказала, что я красив как бог. Ага, десять из десяти. Мы танцевали. Потом обменялись телефонами. Конечно же, домашними. А в понедельник, в школе, меня окликнул один тип, он был старше меня на три года и учился в одиннадцатом классе.
“Эй, Зуб, тут Аська тебе письмо вручить попросила. Если ответ накатешь, передам”, – сказал он и заржал. Дело было на перемене, а говорил он громко, явно работая на публику. Девочки притихли, парни притихли. Я забрал записку. Прочитал её только дома. Там было всё, что могло заставить четырнадцатилетнего подростка покраснеть навсегда. Помимо всего прочего, написанного круглым, но неровным подчерком, в письме было приглашение в гости. Бог мой! Ася жила на левом берегу, я на правом. А извечная война между речниковскими и рэбовскими никогда не утихала.
Один хрен, в воскресенье я попёрся через мост. Галантный как living dead! Только я успел преодолеть местный бридж, как меня поймали и продали недорого таких ****юлей, что в последствии, я из-за этого пропустил службу в армии по уважительной причине. Да, не-не, шучу, про армию это враньё, но дома я провалялся два дня. Это был веский аргумент. Надо было быть полным дураком, чтобы после всего произошедшего, активно метаться в поисках любви, между враждующих берегов. Вот. И я просто не стал брать телефон, когда она звонила. Родителям был дан приказ говорить, что я двигаюсь где-то вне родной квартиры. Прошёл месяц, и всё утихло.
А Ася… А что, Ася. Года через четыре, когда все музыкальные чарты рвала к ****ям одна рок-группа из Сиэтла, мне сказали, что наглая девочка, которая мне когда-то нравилась, сторчалась. А как вы хотите, когда у тебя завтрак, да и обед с ужином, один на двоих с Берроузом? Да нет, конечно, я не плакал, но мне стало так погано, что… Ладно, я уже понял, что вы все здесь умники, а значит объяснять вам ничего не надо. И ещё. Помню, я долго думал про то, что ведь всё, наверное, могло бы быть иначе. Да уж…
Иначе, не могло быть только со мной. Жизнь кормила меня изысканными блюдами, взятыми из меню, составленного исключительно для меня и только для меня.
В одно прекрасное утро братья Гэллахеры проснулись знаменитыми, а я пришёл в себя в шесть ноль-ноль, стоящим в метро около турникетов в одних трусах, грязной рубахе и носках. Бухой в дрова. Лёгкие у тётеньки, той, которая стояла в метро на стрёме, были явно взяты ею не на прокат из городского тубдиспансера. Она свистела в свой свисток, как на заправском рейве! Милиционеры с вытаращенными глазами, нацеленными на Великолепного Дервиша, забывшего спьяну человеческую речь (it”s me), охреневали от нереальности происходящего. В итоге, меня решили везти в районную ментовку. И везти на том транспорте, который был у них в распоряжении. На метро, естественно. Поэтому на меня напялили старую солдатскую шинель, доходившую ровно до середины моих густо покрытых растительностью ног. Ментовской “магазинчик” подержанной одежды, так же располагал и одной парой обуви. Это были рыжие, малые мне на два размера, сбитые до дыр остроносые башмаки, то ли Саймона, то ли Гарфункеля. Хей-хо, happy hour!
В районной мусарне меня тут же прозвали – “спортсмен”. Моими соседями по камере стали две шлюхи и какой-то мелкий жулик. Вся честнАя компания не упустила возможности поупражняться в остроумии относительно моего наряда. Было пох. Detroit style is Detroit style! В общем, когда я протрезвел, я позвонил в деканат института и попросил позвать к телефону моего друга, вкратце обрисовав ситуацию. Вадик приехал через час отдал какие-то деньги и увёз меня домой из юдоли боли и скорби. Память постепенно возвращалась, и я вспоминал детали вчерашнего дня.
Снежана училась в том же институте что и я. Только она училась на заочном. Приезжала каждый раз из своего Сургута, сдавала сессию, попутно поражая всех количеством кэша спускаемого на развлечения. Её родитель был какой-то непростой нефтяник. Но это не спасло её от дефлорации. Первым парнем Снежаны был я. Причём она сама как-то очень ловко настояла на этом. Ну, и ещё получилось так, что она по уши влюбилась в вашего рассказчика. Вот. А за день, до уже известного вам утреннего шоу в метро, девушка с зимнем именем, в очередной раз прилетевшая на сессию, ворвалась ко мне домой ураганом из телефонной трубки. Она хотела встретиться и в связи с этим приглашала меня в ресторан. Ну, а в рестыче я напился до полного беспамятства. Вышел на улицу покурить и исчез до утра. Я подозреваю, что меня просто раздели и обворовали на улице, оставив ночевать где-нибудь во дворе на лавке.
После этого случая, Снежана решила стать той, кто будет оберегать меня от всех неприятностей этого, да и что греха таить, и того мира. Поэтому, она предложила мне жениться на ней и вместе двинуть к её непростому папе в Сургут. Я отказался. Она обиделась и улетела домой. Дома, видимо пытаясь что-то кому-то доказать, она вышла замуж за военного.
Через несколько лет, возможно даже в тот же момент, когда на танцполе “Аэроклуба” я вскрывал “electrobank” химических братьев, её мужа застрелили где-то на южной границе нашей родины. Снежана очень переживала. Она решила умереть, но не нашла ничего лучше, как выпить уксусной кислоты. Её спасли. Но она стала инвалидом. От былой красоты не осталось и следа. In Dust We Trust.
После этого, вернее, после того как я узнал про это, мне долгое время снился один и тот же сон. Буд-то я нахожусь в какой-то задрипанной гостинице. Время очень позднее, но мне не спится. Вдруг в дверь начинают стучать. Я громко спрашиваю, почему-то на английском, “Can I help you?”, а из-за двери раздаётся звериный рык. Кто был за дверью, мне так и не удалось узнать. Я просыпался и уже не мог уснуть всю ночь.
Многое изменилось, после того как oakenfold скомандовал - “ready steady go”. Всех стало вставлять от скорости. И каждый уделывался ей по-своему. Тогда-то я и познакомился с Эльзой. Я был просто в шоке. Мало того, что она щёлкала кислоту как M”&”Ms и не только в теории знала о самодостаточности джанка, но она ещё и играла на ударных в девчоночьей панк-группе. Группа называлась “Jerk”. Круто! Мне казалось, что я влюбился. Как-то раз, мы смотрели с ней один фильм из прошлой жизни. Фильм про комсомол. Там был момент, когда главного героя прорабатывают на собрании и говорят ему следующее – “Как же так? Ты же сын пролетарского портняги. Ведь ты и сам должен мастерски владеть иглой!”. Кто-кто, а Эльза мастерски владела иглой, правда другой. Вот она-то меня и научила…
Эй, док, а десять минут ведь уже прошли? Док, вы ведь просили рассказать всем что-нибудь о себе, минут так на десять. Я вот и подумал, что десять минут уже прошло.
Эй, док, а как с кормёжкой, тут у вас в больнице?