Зачем?

Блеск. Свет. Брызги шампанского. Ее как всегда ослепительная улыбка и заплаканные, растерянные глаза.
«Как холодно стало…»
Только что за ним захлопнулась с рождественским, насмешливым звоном дверь кафе. До полутонов изученный шум его машины, всегда заставлявший ее вскакивать и прилипать к окну, и сейчас заставил приподняться на стуле ее такое раньше желанное тело.
Нервная улыбка. Мимолетный взгляд в зеркальце. Ее силуэт тоже исчез, оставив после себя лишь пару купюр на столике и смутный след в заинтересованных глазах двух-трех скучающих мужчин.
«Вот и меня бросили. Думала, что только я имею на это право».
Больно, больно, когда рушатся надежды. Но когда рушатся расчетливые планы – обидно, унизительно, противно.
Мимо с сырым чавканьем прокатила машина, чуть забрызгав самые кончики ее красивых сапог.
«Как не привычно пешком».
В ее чувстве к нему всегда непонятным образом смешивался жестокий расчет и пылкий интерес. Любовь? Ну, нет. Иначе сейчас бы она ненавидела его. Но почему-то в душе зародилось до противного правильное чувство вины.
Внезапный ветерок потрепал полу оторвавшийся огрызок объявления. «Сдам квартиру. Недорого.», - успела пробежать глазами она. Между прочим, когда он показал мне наше гнездышко год назад, тоже был канун Нового года».
Как подозрительно все похолодело внутри, больно вздрогнуло, заставив ее приостановиться и удивленно оглянуться по сторонам. Огоньки, маленькие, разноцветные. Везде – в витринах магазинов, кафе, баров. Деревья, и те увешаны яркими гирляндами. Настолько яркими, что хочется плакать и в бешенстве срывать их, топтать, разбивать.
Ее лоб наморщился от внезапно ворвавшейся в ее личное пространство одиноких мыслей необыкновенно веселой песенки, вылетавшей из маленького динамика над яркой витриной с застывшим, тощим манекеном, от которого будто пахло мертвечиной. Манекен вдруг улыбнулся и запел в такт музычке. Ее глаза расширились до неузнаваемости, ее такие красивые глаза, которые так нравились ему. «Кирпич в горло этому весельчаку, и, может быть, станет легче».
Бежать, бежать отсюда. Яркой каруселью мелькали мимо разноцветные, кричащие, ядовито веселые витрины. Она бежала по скользкой улице довольно быстро, но как в страшном сне преодолела сравнительно небольшое расстояние: изредка еще была видна вывеска того злополучного кафе, в котором он впервые ей холодно и безжалостно сказал «нет!», а она унижалась, оскорбляла его самыми грязными словами и ненавидела себя.
«Почему так больно? Я же никогда не любила его».
Она прокручивала в воображении , как пленку, фрагменты их разговора, испытывая какую-то странную тягу к этой невыносимой пытке.
- Я отвезу тебя домой… Ты в таком состоянии сейчас, - сказал он после непродолжительного молчания, чуть запинаясь, но все также деловито и, казалось, даже весело.
- Пошел к черту! – взревела она.
- Пойми, ты ничего не теряешь. Квартира и все, что в ней, остается у тебя. Я обеспечу тебе хорошую работу.
- Иди к черту! К черту, слышишь! – ее голос внезапно охрип и стал тихим, а глаза обреченно смотрели на него. Возможно, ей и показался испуг, который показался на его гладко выбритом, холеном, респектабельном лице, но только почему-то он выбежал как ошпаренный из кафе.
«А когда все начиналось, я думала, что это всего лишь выгодная и любопытная игра. Почему у меня всегда все сложнее, чем у других?»
Она стояла на перекрестке улиц, тяжело дыша и прислонившись к холодному, гладкому столбу светофора. Около нее притормозил темно-синий «Фольц-Ваген», из которого вышел хорошо одетый мужчина и затолкал ее безвольное тело в машину.
Огоньки, огоньки. Они размазывались длинными, блестящими полосками по боковому стеклу, за которым смутно виднелись отчаянные женские глаза. Казалось, только в глазах и осталась жизнь. Ее холодные, тонкие пальцы бессмысленно теребили пуговицу шубы. И вдруг она с пронзительной и загадочной высотой сбросила с себя всю одежду выше пояса, оставшись лишь в узкой, черной юбке и чулках, и запрыгнула, как разъяренная кошка, на него сверху, больно ударившись правой ягодицей о руль. Она скорее не целовала, а кусала, злобно впиваясь в его тонкие, привычные и родные губы. «Ты же хочешь меня, хочешь!» Он невольно отвечал, стонал и вдруг грубо скинул ее с себя. Всю машину резко повело в бок, а за окном оглушительно взревел сигнал встречной.
- Дура!
Из глаз ее брызнули слезы обиды, в горле заклокотала гордость. Она медленно собрала свои вещи, оделась и посмотрела на его красивые руки, которые она любила больше всего. Они всегда вселяли в нее какую-то уверенность. Именно так должны выглядеть сильные мужские руки.
- Останови, - еле слышно прохрипела она.
- Перестань молоть чушь. Через десять минут я доставлю тебя домой.
Повисла жуткая пауза, которая потом будет казаться ему вечностью. Не осознавая уже, что делает, она открыла ласковую дверцу «Фольц-Вагена» различила шуршание сверкающей слякоти и безвольно выкатилась на темный грязный асфальт. Почти сразу ее красивое тело растерзал блестящей, белый «Ройл-ройс». Она любила, хотя никогда не говорила об этом и даже не думала. Он не любил, да и вряд ли когда-нибудь полюбит.