Мы играем с Веркой. Мне 13 лет. Верке 12. Мы инфантильны. Нас мало интересуют мальчики и тряпки. Мы играем. То в секретных агентов, то в детективов, то еще в кого-нибудь. Играем. А иногда играем в мерзавца и падшую женщину. Мы дети своего времени. Мы насмотрелись фильмов. Наслушались некачественной попсы. Начитались, хихикая, газет «мистер Х» и прочей бредятины, включая «запретные» родительские книжки с «запретными» картинками. Эти книжки почему-то всегда хранились в шкафу под стопкой постельного белья. Это место было неизменно так же, как привычка хранить лук в старых колготках. Мы радовались сникерсам и Барби, как ненормальные. Мы считали, что это самые счастливые моменты в нашей жизни. И мы играли в мерзавца и падшую женщину. И падшая женщина, естественно, была героем положительным. Самым положительным из всех возможных. Она была обречена. И это объясняло все. Это давало ей право на положительность. На прощение. На все давало право. И вот играем мы. И я всегда была падшей женщиной. А Верка – всегда мерзавцем. Не знаю почему, но это было так. Всегда. Я быстро теряла интерес к игре. К любой. Потому что я никогда не могла поверить в то, что это по-настоящему. Я всегда осознавала, что это просто игра. Никакой всамделишности. Не реальность. Просто игра. Но Верку убедить в том, что мне надоело, что неинтересно стало, было просто невозможно. Она играла самозабвенно. Она вся была там. В мире подлеца и падшей женщины. Я так не умела. И я искала способы, как бы так закончить игру, чтобы не объяснять ничего и чтобы не ссориться. И я придумала. Я как женщина истинно падшая тяжело заболевала. Причем так тяжело, что болезнь моя, естественно, приводила к одному исходу – летальному. И взятки тогда с меня были гладки. Потому что даже самая падшая женщина в мертвом виде теряет всю привлекательность как участник игры. И игра заканчивалась. Я некоторое время лежала на полу. Мерзавец Верка тяжело вздыхал над моим обездвиженным телом. И так искренне печалился, что становилось понятно – не такой уж Верка и мерзавец. А потом игра заканчивалась. Тут уместны были бы титры. Печальная музыка и титры на темном экране. Но мы играли не в кино. Мы играли в жизнь… В общем, со временем Верка начала понимать, что причина моей смерти – это просто лень. Нежелание играть. И мерзавцем Веркой было принято решение: падшей женщине – жить! Пусть она тяжело болеет, пусть проваляется в коме минут 15-20, но умирать ей никто больше не позволит. И весь мой план рухнул. Падшая женщина выздоравливала. Именно тогда я научилась радоваться короткому счастью. И эти 15 минут я была самым счастливым человеком на свете.
Так и в это раз.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.