Из жизни одного фокстерьера авт. Ян Бахмендо

 

ДЖИМ
(Из жизни
одного фокстерьера)

Автор Ян Бахмендо


1. Я - бомж

- Ну что здесь за столпотворение! Давайте быстро-быстро разбегайтесь.
Это говорит контролер станции метро. Голос у нее строгий, но негромкий. Она обращается к нам – пятерым псам мужского пола. Мы все забежали в вестибюль станции по зову инстинкта: здесь уже давно прижилась девочка, ее подкармливали, обихаживали, сделали даже постель в картонной коробке. Сегодня девочка очень хорошо запахла, - вот мы и прибежали. Вообще-то мы все уже давно стали бездомными. По-разному мы все оказались на улице. Многие из нас убежали от своих хозяев, погнавшись за красивой дамой. У меня же история была более печальная. Два года, почти с момента своего рождения, я жил в хозяйском доме недалеко от этой станции метро. С хозяевами у меня был полный контакт, они любили меня, моя миска всегда была полной. Ну, почти всегда. Точнее, три раза в день. Каждый день, независимо от погоды, я выгуливал хозяев. Я прекрасно понимал, что им это нужно обязательно для поддержания здоровья. Ведь они были уже старенькие, и прогулки для них в близлежащем парке давали возможность вдохнуть немного свежего воздуха.
Однако возраст их давал о себе знать. Сначала заболел хозяин. Лежа на своей подстилке, я видел, как однажды в квартиру позвонили два человека в белых халатах. Один из них нес чемоданчик – как я позже увидел, там были всякие медицинские принадлежности. Они продолжительное время посидели у лежащего на кушетке хозяина, что-то там делали, а потом стали звонить по телефону.
- Одевайтесь, вам надо срочно в больницу.
Это я понял сразу по той суматохе, с которой происходили все последующие события.
Люди в белых халатах взяли хозяина под руки и повели к лифту.
С этого момента я больше никогда не видел его.
Хозяйка стала еще добрее ко мне. Каждый раз, когда я попадался ей на глаза, она, как могла, пыталась приласкать меня, взять на руки, погладить, почесать меня за ухом.
Мы стали гулять только с хозяйкой. Гуляли подолгу. Иногда мне бы хотелось побегать одному, но она накрепко держала меня на поводке, словно предчувствуя, что я могу ее оставить.
Так продолжалось несколько месяцев, уже выпал первый снег. Питерская зима вступала в свои права.
Однажды утром я, проснувшись, поглядел одним глазом на хозяйскую кровать. Хозяйка лежала на спине, не шевелясь. Прислушался (а слух у меня великолепный – ни один шорох не ускользнет от моих ушей) – тишина. «Ну, - подумал я – не буду пока ее будить». Прошло еще какое-то время, а она не шевелится. Подошел к ней вплотную, облизал ее – никакого телодвижения.
Зазвонил телефон. Звонил он долго-долго, однако и на него она не отреагировала.
Скоро мне не на шутку приспичило прогуляться, я стал стонать, плакать.
В дверь сначала позвонили, потом соседка по лестничной площадке открыла ее сама своим ключом.
Боже мой, что тут началось. Крики, плач… Набежали какие-то незнакомые мне люди. Потом соседская дочка надела на меня ошейник, и мы побежали вниз на улицу.
После прогулки она привела меня к себе, накормила, постелила в уголке, я и заснул крепким сном.
…Проснулся я оттого, что в комнате собралось много людей, которые почему-то разговаривали очень тихо. При этом они постоянно поглядывали в мою сторону, называли меня по имени.
Прошло еще несколько дней. Я продолжал жить у соседки. Хозяйку свою я больше не видел. Со мной по-прежнему гуляла соседская дочка. Однако я стал замечать, что она перестала держать меня на поводке. Выходя на улицу, я получал больше свободы, мог отбегать от нее к ближайшим деревьям, подходить к разным добропорядочным собачкам. Увы, эта свобода сыграла со мной злую шутку. Однажды я почуял запах, на который не мог не обратить внимание. Забыв про соседскую девочку, я стремглав побежал туда, откуда исходил этот запах. Я бежал, забыв обо всем остальном. Девочка бросилась за мной, но куда там ей угнаться. Я уже не помню, сколько времени прошло с тех пор, как покинул девочку. Когда опомнился, девочки не было видно. Я поплутал вокруг домов, но они все были для меня абсолютно одинаковыми. Так я стал бездомным, то есть бомжом. Днем я бегал по району, очень часто появлялся в парке, куда убежал в первый раз… С кормежкой особых проблем не было. Наиболее часто меня останавливали пожилые тетеньки, открывали свои бездонные сумки, и вынимали оттуда кусочек колбаски или сыра. А к вечеру мне приходилось искать какой-нибудь закуток для ночлега, ибо оставаться на улице было очень неприятно, да и холодно.


2. Путь к дому

Однажды в нашем районе появилась очень хорошая сучка. Как было видно невооруженным глазом, она предполагала в скором времени становиться матерью. Спасаясь от многочисленной стаи кобельков, она забежала в вестибюль станции метро. Сердобольная дежурная, наметанным глазом оценив ее пикантное положение, быстро взялась за дело. Из газетного киоска, расположенного с внешней стороны вестибюля, она принесла картонную коробку. В служебных помещениях нашлось бесчисленное количество разного тряпья. Получилась великолепная постель. Люди, постоянно пользующиеся этой станцией, многократно видели, как в самом дальнем углу вестибюля спокойно посапывала небольшого роста собачка, прикрыв нос и глаза своими лапами.
В один из дней в парке собралось нас примерно пять-шесть кобелей. Учуяв запах, мы ринулись в вестибюль. И тут на защиту маленькой сучки встала дежурная.
В это время эскалатор вынес большую порцию людей, возвращавшихся с работы. Почти каждый из них обратил на нас свое внимание: кто-то злобно выругался, обращаясь к дежурной: «Развели здесь зверинец, людям не пройти». Кто-то, наоборот, глядя на нашу свору, по-доброму улыбнулся – все-таки мы все не были драчунами, у нас было хорошее настроение, а наши хвосты ходили ходуном из стороны в сторону.
Одна из старушек спешно стала копаться в своей сумке, достала батон и отломила от него большую горбушку. Она уже хотела кинуть ее нам, но тут дежурная так цыкнула на нее, что старушка со страха быстро запихнула горбушку обратно в сумку.
…На верхней площадке появилась худощавая женщина в очках, одетая в полушубок. Ее обе руки были заняты большими сумками – видимо, она ехала домой с работы и по пути зашла в магазины закупить еды про запас – ведь до Нового Года оставалось всего два дня. «Наверное, она ждет гостей», - подумал я. Я уже знал, что к этому дню люди накупают очень много еды. Перепадает при этом кое-что и нам. Она очень ласково, даже с любовью посмотрела именно на меня, других собачек почти не удостоив никакого внимания. Услышав крик дежурной, она тихонько, - так, что это предназначалось только мне, сказала:
- Пойдем, пойдем отсюда.
При этом она своей сумкой повернула меня к выходу на улицу.
Я не знаю, какая сила заставила меня оторваться от стаи, пренебречь запахом маленькой сучки, лежащей в картонной коробке, но я покорно последовал за этой женщиной.
Мы вышли на улицу. Я посмотрел на нее. «Интересно, а куда она пойдет?» - подумал я. «Ага, вот она завернула за здание станции и пошла по тропинке». Какая-то неведомая сила влекла меня за ней. Больше того, через несколько десятков метров я забежал впереди нее и как бы показывал ей дорогу. Позже я неоднократно слышал, как она, рассказывая о моем появлении у нее в доме, с изумлением говорила, что у меня определенно существует телепатия, что я мысленно читаю всё, что хотят сделать мои хозяева.
Мы вышли из парка. Я добежал до того места, где надо было переходить улицу, и остановился – надо было подождать свою спутницу. Мы подождали, пока по улице пройдет поток машин, и вместе – нога к ноге – перешли на ту сторону. Дальше я побежал снова впереди, как бы указывая дорогу женщине. А она в это время, глядя на меня, на мою прыть, продолжала недоумевать: «Что же это такое? Он бежит впереди меня, и бежит к нашему дому так, как будто бегал туда много лет подряд. Вот он уже добежал до того места, где надо сворачивать к парадной. Интересно, догадается он это сделать или нет? Если пробежит мимо – значит, так тому и быть. Если добежит до парадной – это судьба».
Наивная эта женщина. Зачем же я пошел с ней, чтобы проскочить мимо? Конечно, я выбрал второй путь. Еще 5 метров – и я у цели. Вот дверь в парадную, куда, не сомневаюсь, сейчас войдет она.
- Ну, проходи, веди меня к себе домой.
Это говорит она, открывая своим ключом кодовый замок парадной двери.
Дальнейшие действия для меня не представляли вообще никакой трудности: Я быстро взбежал на пятый этаж и замер у железной двери. Мой купированный хвостик заходил из стороны в сторону. Понял, что это будет моим домом, и тут же я слышу ее голос:
- Проходи к себе домой.
От этих слов сердце мое заколотилось так, что готово было выпрыгнуть из тела. Сколько же дней я ждал этих слов, бегая по окрестным улицам и скитаясь по разным подвалам и лестничным клеткам.
Пропустив меня вперед, она закрыла за собой дверь.
- Сейчас я определю тебе место, где ты будешь спать.
Она быстро достала из кладовки подстилку и кинула ее в шкаф, стоящий в прихожей. Как я сразу понял, этот шкаф служил у нее раздевалкой для верхней одежды – она сняла с себя шубу и повесила ее тут на крючок.
- Ну, полезай к себе на постель.
С этими словами она взяла меня в руки и положила на подстилку.
- Учти, следующий раз ты будешь сам туда влезать.
Не долго я размышлял о своем будущем житье. Веки мои стали слипаться, и мне становилось все труднее их держать открытыми. Очень скоро я понял, что бороться со сном мне бесполезно, - он победил меня.


3. Новый дом

Я проснулся внезапно от того, что стала открываться входная дверь. Вошел какой-то мужчина. Это мне сразу не понравилось – не вставая со своей постели, я устроил громкий лай. «Как он посмел войти в мой дом без спроса?».
Мужчина от неожиданности оторопел, затем очень быстро взял себя в руки.
- Это что же такое!? Как ты смеешь лаять на хозяина?
Кажется, я перебрал лишнего. Наверное, не стоило так сразу на него набрасываться. Ведь он мне ничего плохого пока не сделал.
Из кухни выглянула хозяйка.
- Как тебе нравится наш новый жилец? Ты не смотри, что он такой обросший и грязный, мы скоро его приведем в полный порядок.
От этих слов у меня в голове началось замешательство. А как мне не быть обросшим и грязным после такой жизни? И что значит «новый»? Значит, у них уже был жилец? Старый. Ну да, конечно. Как же я сразу не догадался. Иначе откуда у хозяйки взялась эта подстилка? А чьи это поводки и ошейники висят на крючке рядом с раздевалкой?
Между тем хозяйка позвала нас обоих на кухню. Там, напротив стола стояла подставка, в которую была вставлена миска с теплым густым мясным супом.
- Кушай, малыш, эта твоя миска. Отныне ты сам будешь подходить к ней и кушать из нее.
Запах еды одурманил меня. Я сразу уткнулся в миску. Может быть, я поступил не очень интеллигентно, но я не стал «ломать комедию», дескать, ничего, я не очень голоден, подожду, пока вы сами не поедите. Последний месяц меня научил многому, и, в том числе, тому, что нельзя отказываться от еды, когда ее дают.
После ужина я сам уже пошел на свою постель, а хозяева остались на кухне и стали шептаться. Спать мне уже не хотелось, я спокойно лежал и прислушивался к их разговору. Говорили долго. Много раз в разговоре упоминались разные собачьи имена. Среди них наиболее часто произносилось имя Джим. Смысл этого разговора мне стал понятен несколько позже, когда они стали разговаривать со мной, называя разными именами. Не увидев никакой моей реакции ни на одно из этих имен, они начали меня называть Джимом. Сначала и это имя было для меня совершенно незнакомым, но очень скоро я понял, что хотят от меня. Впрочем, позже ко мне прицепили и еще несколько имен. Например, когда к хозяевам приходили гости, они говорили:
- Это наш Буленька.
Ну, Буленька – еще куда ни шло. Но потом они часто переделывали его в Булюлюкина, а это мне совсем не нравилось. Иногда хозяин звал меня Ушастым, или попросту Ушастиком. Конечно, уши мои не маленькие, но у других собак бывают еще больше. Вон, по двору гуляет серый в яблоках спаниель. Так у него уши гораздо больше моих. Я уж не говорю о бассете, появившемся в нашем дворе совсем недавно. Кстати, я его сразу не взлюбил – уж больно нахальный тип оказался: стоило мне подойти к нему чуть поближе, так он был готов броситься на меня. Так вот, он, гуляя по дорожкам, ушами своими просто подметает их.
Что же касается имени, то позже из разговора хозяев со своими знакомыми я понял, что у них до меня был фокстерьер, которого звали Джим. Пару лет назад он умер, и хозяева в честь того Джима назвали меня также.
В тот же вечер хозяйка подняла меня с постели, взяла на руки и понесла в ванную комнату. Она поставила меня прямо в ванной и они вдвоем с хозяином стали меня мыть. Мыли долго. Сначала хозяйка меня намыливала с головы до лап, потом расчесывала руками мою шерсть, потом смывала с помощью душа водой. Так повторялось два или три раза. Уже тогда я отметил про себя, что у хозяев большой опыт обращения с собаками: во время мытья они прикрывали мои уши, чтобы вода не забралась внутрь. Это могли знать только опытные собачники.
Помывка моя закончилась очень приятным вытиранием большим махровым полотенцем. Эта процедура настолько взбодрила меня, что я почувствовал прилив сил, и, забыв о всяких приличиях, вспрыгнул на диван, перевернулся на спину, и стал ёрзать по шершавому покрывалу. Потом перевернулся на живот, вытянул вперед передние лапы и стал вытирать бороду, помогая при этом передними лапами.
- Ты смотри, как он похож на нашего старого Джима, - все те же привычки. Вот только этот не умеет вытягивать задние лапы.
- Сейчас мы попробуем его научить.
С этими словами хозяин взял меня за задние лапы и попытался их выпрямить в коленях. Мне не было больно, но я не привык так лежать. И подражать их первому Джиму мне тоже не хотелось. Поэтому я тотчас же одернул их обратно и снова лег так, как лежат большинство собак, - пождав их под себя.
А хозяйка посмотрела на меня ласково, погладила по влажной спине и сказала.
- Ничего, дня через два я тебя подстригу, и ты снова будешь похож на настоящего фокса, а не на какого-то лохматого пуделя.
Здесь я должен пояснить читателю, что, живя в семье – сначала у первых хозяев, а теперь у новых, - я понимал почти все, о чем говорят люди. Со мной всегда обращались по-человечески, и, если это не было мне противно, я исполнял все их желания и даже прихоти. Сколько раз потом я слышал, как новые хозяева сравнивали меня с их первым фоксом. «Удивительно, просто удивительно», - говорили часто хозяева между собой. «И тот, и этот - одинаковой породы, а как различны они по своему характеру. Сколько раз мы были сильно покусаны первым Джимом, а этот даже ни разу не открыл свою пасть. Даже тогда, когда мы бесцеремонно приставали к нему с требованием ласки».
А что тут удивляться: я привык к тому, что, если ко мне относятся хорошо, то и я отвечаю хозяевам тем же. Больше того, для меня никогда не существовало вопроса, который иногда задают люди своим детям: «Скажи, ты кого больше любишь? Маму или папу?». Для меня они были всегда любимы оба.
Вот что мне совсем не нравилось, так это когда хозяйка начинала гладить мою правую переднюю лапу. Дело в том, что во время своего «бомжовского» этапа жизни однажды в сутолке у вестибюля метро какой-то мужик наступил мне на нее каблуком. От боли я даже взвизгнул, и, поджав свой обрубок хвоста, убежал с этого места. На следующий день моя лапа вздулась бочонком. Страшная боль не прекращалась несколько дней, в течение которых я только и делал, что облизывал ее. Другие собачки, видя мое бедственное положение, никогда не приставали ко мне, не задирались. А уж как жалели меня старушки, - каждая из них, проходя мимо меня со своим внуком, обязательно причитала: «бедная собачка, видишь, как у нее болит лапка».
Постепенно воспаление спало, я уже мог вставать на нее и даже бегать. Однако боль от прикосновения к ней осталась у меня до конца моей жизни. Даже своим добрейшим хозяевам я никогда не позволял трогать меня за лапу, которую сразу же одергивал назад.


4. Стрижка

На следующий день моего пребывания в новой квартире хозяева встали очень рано, - на улице еще была полная темень. Хозяин – ОН – стал собираться на работу, а хозяйка – ОНА – возилась в это время на кухне, приготовляя завтрак. Из своей конуры я увидел, что еда накладывается и в мою миску. Носом я учуял такой вкусный запах, что лежать на постели больше не было сил, я быстро вскочил и без всякого приглашения прошагал на кухню. «Вот какой молодец, - похвалила меня ОНА, - иди скорее к своей миске». А в чем я молодец? Неужели ОНА не понимает, что это – простой инстинкт. Захотелось кушать, - вот я и пошел к миске.
Позавтракали и сами хозяева. ОН быстро оделся и вышел на работу, а ОНА собрала все со стола, освободила его от всего, что там стояло, накрыла каким-то покрывалом.
- Джимуля (боже мой, и это тоже мое имя?), сейчас мы будем приводить тебя в порядок. Будем становиться похожим на настоящего фокстерьера. А то ты так оброс, что потерял совсем вид своей породы.
С этими словами она взяла меня на руки и поставила прямо на стол. (Эта процедура для меня была знакома: однажды, еще на старой квартире, меня тоже ставили на стол и начинали стричь. Люди называли эту операцию каким-то непонятным словом «тримминг». А производила надо мной эту экзекуцию не хозяйка дома, а специально приглашенная для этого дела тетя. Прежде, чем приступить к делу, тетя аккуратно раскладывала тут же на столе какие-то диковинные инструменты: расчески разной длины, машинки, ножницы… А потом одной рукой брала меня за хвост, а другой начиналаа производить с моим телом какие-то манипуляции. Нет, мне не было больно. В некоторые моменты было даже приятно. Однако все это действие затягивалось на длительное время, и мне все это надоедало. Да, так долго стоять неподвижно мне уже было невтерпеж. Я перебирал лапами, а за это на меня кричали).
… Теперь все повторялось, только тримминг стала делать сама хозяйка - ОНА. О, какие ласковые слова ОНА мне говорила, как старалась не причинить мне никакой боли. Ну, и я старался стоять очень спокойно, не шевелясь. Я же понимал, что ОНА старается ради меня, чтобы именно мне освободиться от этой проклятой шерсти!
Вообще говоря, вся эта процедура, конечно, не была триммингом, так как с моей шерстью надо было сначала просто расстаться, то есть подстричь. Это обстоятельство существенно ускорило всю процедуру. Примерно через час на всем моем теле не осталось ни одной длинной волосинки.
- Ну Джимуля, давай немного отдохнем, и потом займемся головой.
Я расслабился, лапы мои подвернулись, и я лег тут же на подстилку.
- Полежи, полежи, милый.
ОНА стала меня гладить по почти голой спине.
Прошло несколько минут, ОНА, не поднимая меня на лапы, вновь взялась за ножницы, расческу и еще какие-то инструменты, и стала стричь мою голову. Скоро все было кончено. ОНА сняла меня со стола, и я, почувствовал необычайное облегчение, стал бегать по квартире, запрыгивал при этом на диван, в кресла и бог знает куда. Я валялся на ковре, катаясь по нему на спине. Мне было так хорошо!
Между тем ОНА собрала со стола все инструменты, положила мою шерсть в коробку, вытерла стол.
- Джим, собирайся, пойдем на прогулку
ОНА не успела еще отойти от стола, как я стоял в прихожей рядом с вешалкой; там, на крючке, висело несколько поводков и ошейников. Конечно, я сразу догадался, что все это принадлежало моему предшественнику и после его смерти никуда не выбросилось, а так и продолжало висеть здесь, на этом крючке.
Мы вместе с хозяйкой оделись и пошли на прогулку. Это была наша с ней первая прогулка. Как мне было легко! Я старался освободиться от ошейника, самостоятельно побегать, но ОНА это не позволила. «Ну и ладно, - подумал я, - потом когда-нибудь побегаю. А сейчас уважу хозяйку, ведь именно благодаря ей я приобрел себе собственный теплый дом и ежедневную двухразовую пищу».


5. Летние поездки в отпуск

Когда хозяин еще работал, летом у него был отпуск. Это значило, что примерно на три недели, а то и на целый месяц мы все втроем уезжали на машине в путешествие.
Вообще говоря, ездить на машине мне не доставляло большого удовольствия – мне больше по душе побегать где-нибудь по обочине дороги, поваляться в траве. Последнее занятие мне особенно по душе. Бывало, ложишься на спину и начинаешь перекатываться из стороны в сторону. Лапы болтаются при этом где-то наверху, а я лежу, травинки разные щекочут мою спину, и так это приятно, что в эти моменты я забываю все на свете. И даже своих хозяев, которые подчас теряют меня из виду, - ведь из-под травы меня совсем не видно.
Несколько лет подряд мы летом ездили в отпуск на машине. Ездили очень далеко и поэтому очень долго. Почти целый день уходил у нас на эту поездку. Много раз за это время мы останавливались, отъехав где-нибудь от дороги в сторону леса. В этих случаях меня выпускали побегать, размять свои лапки, и, конечно, пометить много деревьев. В эти моменты мне хотелось убежать подальше в лес, но я очень боялся, что хозяева уедут, а я останусь здесь один в лесу. Иногда они вытаскивали из сумок еду, раскладывали ее на капот машины и принимались есть. В эти моменты я никуда не отлучался, мне всегда перепадало что-нибудь вкусненькое.
К вечеру мы приезжали на какое-то озеро.
- Все, Джимуля, выходи. Приехали. Выбирай место, где будем ставить палатку?
А мне что. Где хозяева поставят, там и будем все вместе жить. Именно так я думал в этот момент, принюхиваясь к разным вкусным запахам, приносящимся сюда со всех сторон. В эти моменты я оббегал все близлежащие палатки, заглядывал на импровизированные кухни. Иногда меня недружественно встречали собачки, живущие в соседних палатках. Некоторые из них сразу начинали на меня лаять, другие – особенно девочки – выбегали познакомиться со мной: ведь я ни с кем не собирался драться.
…С утра начиналась наша новая жизнь. Хозяева дооборудовали нашу палатку, доделали и оснастили летнюю кухню, развернули и надули резиновую лодку, оборудовали подземный холодильник для продуктов, опустив туда все скоропортящиеся продукты… Всё, можно отдыхать!
Я очень полюбил кататься с хозяевами на резиновой лодке. Меня нисколько не страшила опасность нечаянно оказаться в воде, - ведь в принципе я плавать умею, и, когда допекает жара, я с удовольствием забираюсь в воду. А если к тому же мне кинут в этот момент палку, то я с удовольствием сплаваю за ней.
Но еще больше, чем катание на лодке, я любил прогулки по лесу. В то время, как хозяева собирали грибы или ягоды, я свободно гулял между деревьев. Вот под веткой кто-то шевельнулся. Ну, конечно, это лягушонок. И я смотрю, что он дальше будет делать? Куда он прыгнет? А вот притаилась ящерица. Она думает, что я ее не вижу. Какая наивность! Да если и не увижу, то уж носом точно унюхаю. Я подхожу к ней вплотную, протягиваю лапу, чтобы зацепить ее. Не тут-то было! Один миг – и ее не стало.
Несколько раз в неделю мы совершали автомобильные прогулки по окрестным городкам. Мне они, честно говоря, совсем не нравились. Ну, посудите сами. Главная цель этих прогулок для хозяев состояла в посещении промтоварных магазинов. Конечно, в те времена магазины Прибалтики отличались от ленинградских как день от ночи. Об этом я не раз слышал от самих хозяев. Но мне то какая радость! Приехав в какой-либо маленький городишко, хозяева тотчас же устремлялись в магазины, а так как моих сородичей туда не пускали, то они всеми силами старались не выпустить меня из машины, запереть там на долгие час-два. А как же мне погулять?! Какая это несправедливость! Конечно, я начинал возмущаться, лаять, вынуждая их взять меня с собой. И приходилось им заходить в магазины по очереди: один идет в магазин, а другой гуляет со мной. Потом они меняются. Нет уж, самые лучшие времена были тогда, когда мы все собирались около своей палатки и … ничего не делали. Вот это был настоящий отдых!

 
6. Дача

Каждый выходной день хозяин поутру подъезжал к дому на машине. Вместе с хозяйкой они загружали ее различными сумками, кастрюлями, чемоданами, оставляя свободным лишь одно место на заднем сидении. Конечно, это место предназначалось именно для меня. Полтора часа езды по хорошему шоссе и … в этот момент я просыпался, садился и вглядывался в окна машины. Ну конечно, так и есть: именно сейчас мы должны свернуть с шоссе на дорогу, ведущую непосредственно к садоводству. Не было еще ни одного случая, чтобы я проспал этот поворот. Что заставляет меня открыть глаза? Ума не приложу. Ведь все предшествующие полтора часа я практически не просыпался. Иногда, правда, открывал глаза, но, услышав непрерывный шум работающего двигателя машины – тотчас же закрывал их снова.
Еще три минуты езды по садоводству и мы останавливаемся у ворот нашего участка.
Первым из машины выскакиваю я – нужно быстрее подойти к кустику и поднять заднюю лапу. Вообще-то это действие больше ритуальное, чем признак необходимости. Все-таки новые запахи, некоторое волнение…
Ворота открыты, машина заведена на участок, дом открыт. Всё! Мы окончательно на несколько дней, а то и на целый месяц переселились на дачу!
Вообще-то жизнь на даче мне нравилась. Практически весь день - находишься на чистом воздухе, не надо, как в городе, спускаться два раза в день с пятого этажа.
А с другой стороны, на даче так много всяких соблазнов, что волей-неволей охота убежать куда-нибудь подальше от дома, побродить вдоль придорожных канав – ведь именно там гуляют все собачки, живущие в округе, два раза в день ходят стада коз, коров и лошадей. Разве можно сравнить здешние запахи с запахами городской улицы?!

 
Хозяева на «плантации». Скучно мне…

Именно для того, чтобы я не мог никуда убежать со своего участка, хозяева соорудили вокруг него забор из металлических прутьев. Долго я бегал по периметру забора, в поисках какой-нибудь малюсенькой дырочки. Всё напрасно. И все-таки однажды мне повезло. Обследуя каждый сантиметр забора, я обнаружил, что в одном месте – в самом дальнем углу – прутья стыкуются друг с другом не вплотную, а с маленьким зазором. Вот удача-то! Просунул морду – прошла. А дальше уже ничего не стоило целиком оказаться на дороге.
Хозяева спохватились меня буквально через несколько минут. Это я знаю точно, потому что их крик я слышал уже давно, однако на зов не откликался, а тем более возвращаться домой у меня в тот момент не было желания.
Нашли меня мои хозяева только через час. В этот момент я находился в километре от дачи. Я совсем забыл, где она находится. Да я вообще и не думал о возвращении: все мои мысли были заслонены обычными собачьими инстинктами. Хозяев привела сюда тринадцатилетняя девочка, жившая недалеко от нас. Она каталась на велосипеде и совершенно случайно увидела меня в придорожной канаве. Подъехав к нашему дому, она спросила:
- А это не ваша собака там, в придорожной канаве?
- Где? В каком месте?
- Да там, по пути в магазин, недалеко от перекрестка.
И они бегом рванули ко мне, а впереди них на велосипеде ехала девочка, показывая им дорогу.
Увидев меня, хозяева не били меня. Наоборот, они стали гладить меня, постоянно приговаривая:
- Джимуленька, милый, ну что же ты делаешь? Ведь ты же не найдешь дорогу к дому и опять станешь бездомным.
На следующий день ОНА еще раз провела жестокую ревизию забора, наглухо заделав все, самые маленькие дырочки в нем. Много раз я после этого обходил весь забор по всему периметру участка, проверяя качество работ моей хозяйки. Больше того, в самых дальних углах, - подальше от глаз хозяев – я пытался делать подкопы. Всё, к сожалению, было напрасно. Отныне и до конца нашей жизни на даче за пределы нашего садового участка я выходил только в сопровождении кого-либо из хозяев, которые ни разу не спускали меня с поводка.
Жизнь на садовом участке мне не доставляла большого удовольствия. Хозяева почти всегда были при деле: ОНА занималась, как правило, своим огородом, парниками. ОН что-то подправлял, строгал, прибивал… Я пробовал сам найти какое-нибудь дело: то половлю жучка, бесстрашно бегающего в траве, то смотрю, чтобы ни одна кошка не пробежала по нашему участку, а то – если светит солнышко, - просто улягусь между земляничными грядками. Чтобы солнце не напекло мне макушку - ОНА непременно накроет мою голову панамкой.

 
Ни мороз нам не страшен, ни жара…
 
Хозяева заняты работой…
Все-таки чаще всего в такие моменты мне становилось скучно, и тогда меня просто тянуло ко сну. Если на улице было тепло, то я ложился на складной стульчик, где мне для удобства подкладывали телогрейку.
Но часто бывало так, что холодный пронзительный ветер загонял меня в дом, и тогда я устраивался либо в кресле, либо на кушетке, положив свою башку на подушку. Какие сладкие сны мне снились в эти моменты моей жизни! Хозяева мне потом рассказывали, что я во сне так сладко сопел и храпел, что гости, приходившие к нам в дом в этот момент, сначала не могли понять, откуда раздаются эти звуки? Несмотря на то, что в избе было не так жарко, меня заботливо накрывали хозяйским свитером, и мне было совсем не холодно. Меня будили только тогда, когда хозяева садились за стол обедать, и в этот момент наполнялась и моя миска. Я знал точно, что после еды мы непременно пойдем погулять по садоводству.
Рядом с нашим садоводством располагалось большое поле. Когда-то это поле использовалось для выращивания травы для корма скоту. Постепенно трава стала расти очень плохо, что, однако, меня радовало тем, что бегать стало проще. Частенько, под вечер, когда хозяева заканчивали свою дневную работу, мы все шли на это поле. Меня спускали с поводка. Вот когда я получал большое удовольствие! Иногда ко мне для игры прибегала какая-нибудь собачка, и тогда мы резвились вдвоем. Пожалуй, это были самые счастливые минуты моей дачной жизни!
 
Такой вкусный сон был! И зачем меня разбудили?
 
Сладкие сны


7. Встреча с ротвейлером

Мы шли с хозяином по бульвару вдвоем. Он, как обычно, держал меня на коротком поводке, опасаясь, чтобы я никуда не рванул на запах какой-нибудь сучки. Хотя чего опасаться: мне уже немало лет, я остепенился (не то, что несколько лет назад), и далеко от хозяев не убегаю. Тем не менее, во избежание лишней нервотрепки, они на улице постоянно держат меня на поводке. Так мы прошли уже половину бульвара, когда увидели, что навстречу нам идет большой, - нет, даже громадный - ротвейлер. Шел он без всякого поводка. Лишь большой металлический ошейник был надет на его толстую шею. Метрах в трех от него сзади шла молодая девушка, его хозяйка. О чем она думала в тот момент, - ума не приложу. Я знал, что ротвейлеры – очень злобные собаки, они не будут попусту лаять, а сразу, без всякого предупреждения бросаются в бой. Именно такая ситуация возникла сейчас. Не успели мы поравняться, как эта псина бросилась ко мне и вцепилась в мою шею. Конечно, мой хозяин хотел в этот момент оттащить эту скотину, да куда там? Тогда ОН стал скручивать металлический ошейник, сдавливая тем самым горло ротвейлеру. Это ему, видимо не понравилось, так как на мгновение он отпустил мою шею. К сожалению, на этом мои страдания не закончились. В какой-то момент он изловчился и, несмотря на пережатое ошейником горло, сумел засунуть в свою пасть всю мою башку. Ой, какая нестерпимая боль пронзила меня. Я издал такой визг, что вся улица сразу обратила на нас внимание. И только одна хозяйка этого идиота-кобеля стояла рядом, опустив руки и не проронив ни единого слова.
- Что ж ты, …., - здесь мой хозяин произнес какое-то непонятное мне слово, которое я услышал от него впервые, - сейчас же забери свою собаку!
- А что я могу сделать с ним? Он меня не слушается.
В этот момент ОН, собрав всю свою силу, боковой частью ладони огрел его по основанию башки. Только этот удар привел его в чувство. Видимо, сильная боль заставила разжать челюсти и отпустить меня. В этот момент я успел подумать, что эта скотина отпустила меня, чтобы переключиться на моего НЕГО. Но нет. Он, поджав свой обрубок хвоста, тотчас же подошел к своей непутевой хозяйке и встал, как вкопанный. Та взяла его на поводок, и мы разошлись в разные стороны. Эта встреча не прошла для меня даром. Когда мы переступили порог дома, Хозяйка сразу почувствовала, что со мной случилась какая-то беда. Да и как было ей не почувствовать: на моей голове и на шее виднелись ярко-красные раны, из которых понемногу сочилась кровь. Но главное заключалось в том, что страшно болело правое ухо. Мне постоянно казалось, что там что-то застряло, и, чтобы избавиться от постороннего тела, я все время тряс головой из стороны в сторону.
Хозяйка запричитала, что вечно у нас с НИМ случаются какие-то нехорошие истории, что не могут спокойно пройти по улице, мол, обязательно нарвутся на неприятности. Она вспомнила тут же, что и со старым Джимом (то есть моим предшественником) тоже были неприятности: то тот подрался с каким-то пуделем и в борьбе потерял часть уха, то он самостоятельно решил перебежать дорогу и чуть не попал под машину…Бедный мой хозяин! На нем и так лица не было. Он ведь сам недавно вернулся из больницы после тяжелейшей болезни, а здесь рисковал ради меня своей жизнью. А вдруг этот поганец решил бы броситься на НЕГО, когда ему крепко досталось.
Ну, я отвлекся немного. Страшно болело правое ухо – видимо, ротвейлер повредил его. Когда держал мою голову в своей пасти. При каждом встряхивании головой из него выбрызгивалась какая-то серая жидкость. Хозяйка моментально заметила это, вытащила сумочку с моими медикаментами и начала колдовать над моей башкой. Она прочистила мне ухо ваткой, потом смазала мазью и туго перевязала мне голову, захватив повязкой больное ухо. Так и ходил я гулять всю следующую неделю с перебинтованной головой. Было не очень удобно перед другими собаками, да и хозяевам моим при встрече на вопрос: «Ой, а что это с Джимом?», приходилось каждый раз заново рассказывать историю с ротвейлером. Все при этом вздыхали, поносили на чем свет стоит их хозяев, совсем не следящих за своими собаками, и на том мы расходились в разные стороны. Примерно через две недели мои дела стали идти на поправку. Хозяйка сняла с меня бинт. Первое время после этого я дергал своей башкой, но постепенно и эти дергания прекратились. С тех пор, если где-то впереди хозяева видели большую собаку, они тотчас же принимали всяческие меры по предотвращению моей с ними встречи.


8. Я заболел

Пришло время, когда меня начали одолевать всякие болячки. Я уж не говорю о том, что у меня резко понизился слух. Если раньше я слышал каждый шорох, каждый шепот своих хозяев, то теперь я мог различить только громкий разговор. Зато я стал лучше понимать своих хозяев по губам. А может быть, во мне проснулись какие-то телепатические способности. А как же иначе это объяснить: Хозяйка еще только подумала о чем-то, а я все уже понял. Например, она только предположила, что сейчас пойдет со мной на прогулку, она не произвела еще никаких реальных действий, а я уже все понял, я стал нервничать, бегать взад-вперед, прося, чтобы мне быстрее надели ошейник.
Так вот, я не об этих болячках. Я стал замечать, что во время прогулок мне становится невмоготу продолжать бег. В эти моменты я интуитивно останавливался. Хозяин говорил мне: «Ну, пойдем, Джимулинька, ну что ты встал?». Он начинал тащить меня за поводок, а я упирался о землю всеми своими четырьмя лапами и – ни с места. Так я постою несколько минуток и сам продолжаю ходьбу.
Однажды вечером, лежа в комнате в кресле, я услышал разговор.
- С нашим Буленькой что-то неладное происходит. Видимо, у него начинает сдавать сердечко.
- Почему ты так думаешь?
- Да я уже много раз замечал, как при ходьбе он вдруг останавливается как вкопанный, отдышится, и потом сам продолжает ходьбу.
- Давай вызовем ему по телефону врача, пусть посмотрит.
- Давай. У тебя есть где-то записанный телефон.
Хозяйка начинает рыться в своих бумагах, достает одну из них и набирает номер телефона.
- Ну вот, маленький - это она обращается, естественно, ко мне, - завтра к тебе придет доктор, и он вылечит тебя.
…На следующий день к нам пришла незнакомая тетя. Она достала из своего чемоданчика какую-то каракатицу, один конец которой приложила к моему телу, а оба других вставила в свои уши. На несколько минут в комнате воцарилась тишина, после чего она свернула свою резиновую трубку и сказала:
- У него очень слабенькое сердечко. Надо его немного подкормить. Из вас кто-нибудь умеет делать внутримышечные уколы?
- Я смогу сделать.
Это ответил ОН. Я уже раньше видел, как он делал уколы хозяйке. Неужели и мне придется терпеть эти неприятные процедуры?
- Я выпишу вам лекарство, купите эти ампулы и делайте ему уколы дважды в день.
Мне стало грустно, я сразу представил себе, как меня будут мучить целую неделю. Но делать нечего, я уже привык сносить все медицинские процедуры стойко, не вырываясь из рук хозяев. Даже тогда, когда мне было это крайне неприятно или даже болезненно. Впрочем, я достойно перенес эти экзекуции. Для надежности процесс проходил следующим образом: ОНА крепко держала меня на своих руках, а ОН в это время орудовал шприцом в районе моей ляжки.


9. Болезнь Хозяина

К тому времени, о котором будет рассказано ниже, я уже основательно сдал. Я уже плохо слышал, часто задыхался во время гуляния. Характерный пример. В то лето каждую пятницу хозяин после работы приезжал на дачу. Мы там жили с хозяйкой постоянно. Как всегда, к известному времени мы с НЕЙ выходили за околицу и ждали, когда ОН появится на горизонте.
- Буленька, смотри, кто там идет.
Это ОНА произносит тихо-тихо, еле шевеля губами. Раньше этого мне было вполне достаточно: я все понимал почти без слов, срывался с места и опрометью бежал к хозяину. Теперь ситуация сильно изменилась: я стал плохо слышать и большую часть информации я воспринимал через свой нос. Он у меня все еще в полном порядке.
Но это все не главное. А главное в том, что мое общее состояние резко ухудшилось. Я чаще останавливаюсь при прогулках. К тому же у меня стали болеть задние лапы. Все чаще правую лапу приходится как бы тащить за собой.
Тем не менее, мы вместе с хозяевами продолжали вести прежний образ жизни: утром и вечером мы вместе с НИМ делали большой круг вокруг всего садоводства. Аппетитом я не страдал, но мне чаще хотелось отдохнуть. С каким удовольствием, бывало, съешь все, что приготовила хозяйка в миске, и завалишься в кресле. Тут же ОНА накрывает меня какой-нибудь курткой, и я, высунув наружу только один нос, мгновенно засыпаю.
Однажды случилось несчастье. Утром ОН проснулся какой-то не такой. Он встал с постели, а его ведет из стороны в сторону, качает, словно пьяного. Тем не менее, мы быстренько прогулялись и тут, я вижу, ЕМУ стало совсем плохо: его стало тошнить, рвать. От страха я очень сильно испугался, но чем я мог ему помочь? В нашем саду собрались соседи, у всех озабоченные лица, разговаривают вполголоса. Потом хозяйка кому-то позвонила и через некоторое время приехала племянница с мужем. Мы начали собираться домой. Ехали двумя машинами: в одной ехали все, кроме самой племянницы, которая вела нашу машину.
Я всю дорогу лежал на полу перед хозяйкой и за всю дорогу ни разу не подал голоса. Мне было душно там, у нее в ногах, но я понимал, что случилось какое-то несчастье с хозяином, и так же, как и все остальные, переживал за него. «Еще не хватало моих жалоб. Всем и так очень тяжело». Через пару часов, мы, не заезжая домой, остановились у больницы. Пока хозяйка устраивала ЕГО в больницу, я спокойно продолжал лежать в машине, перебравшись на заднее сидение.
…Все определилось только к утру следующего дня. Хозяина окончательно устроили в больницу, а я, наконец-то, попал домой, где заснул мертвецким сном.
…Сколько я проспал у себя дома в кресле – я не знаю. Когда открыл глаза, в квартире никого не было. Через некоторое время пришла соседка. Она жила на нашей площадке и иногда, когда хозяева просили ее, ухаживала за мной: водила гулять, кормила. А однажды вечером хозяева не приехали домой, мне было страшно одному ночевать дома и я начала скулить. Мой скулеж услышала соседка, прибежала ко мне, да так и осталась со мной ночевать.
…- Джимочка, пойдем со мной, прогуляемся. А потом я тебя накормлю. Все эти дни ты будешь со мной, потому что хозяйка сидит в больнице с хозяином.
Об этом я догадался еще вчера вечером, когда мы с дачи прямиком приехали в больницу.
… Мы оделись и стали спускаться вниз. Уже на лестнице я почувствовал, что мои задние лапы сами почти не передвигаются, их надо как бы тащить всем телом. С большим трудом спустились вниз на улицу.
- Джимочка, что же это такое с тобой случилось?
А что я могу ей ответить? Так уж получилось. Я уже давно чувствовал себя не ахти как. А вот теперь - я уверен - болезнь хозяина так подействовала на меня, что я развалился в один миг. Нет, у меня ничего не болело. Просто задние лапы перестали слушаться меня, они стали для меня словно чужими. Этот момент я запомнил отчетливо. С него мои болячки стали только усиливаться. Еще хорошо, что соседка меня умудрялась практически на руках выносить из дома. А ведь она была даже старше моих хозяев и сама страдала многими болезнями.
… Хозяин появился в доме месяца через полтора. Две недели он провалялся в больнице, а потом почти месяц был в санатории. Это мне часто говорила ОНА, когда собиралась его там навещать. «Мальчик мой, - говорила ОНА, - потерпи еще немного, пока я съезжу повидать хозяина. К тебе сейчас придет наша соседка и ты пойдешь с ней на улицу. А к вечеру я сама тебя выведу». И я прекрасно понимал ее. И ждал, когда ОНА возвратится домой. А еще больше ждал, когда же вернется ОН, и я с ним пойду гулять.
Впрочем, что значит «гулять»? С каждым днем мне становилось все хуже и хуже. Теперь уж мне приходилось просто волочить за собой задние лапы, так как они совсем перестали меня слушаться. «Мне бы дожить до его возвращения. А то так не увижу его больше».

 
10. Я ухожу

…Прошло полтора месяца с тех пор, как мы возвратились с дачи. Столько же времени я не видел своего хозяина.
Рано утром хозяйка разбудила меня.
- Джимулинька мой, вставай. Мы ненадолго прогуляемся, потом я накормлю тебя и поеду в санаторий. Сегодня ты увидишь своего любимого хозяина.
Последнюю фразу ОНА произнесла особенно ласково. Я сразу догадался, что произойдет какое-то радостное событие. А какое еще событие может меня порадовать сейчас? Ну конечно, только приезд Хозяина!
Так и случилось. Днем, когда я, забравшись в кресло, спал крепким сном, (а в последнее время это было мое обычное состояние), я почуял новый запах. Не открывая глаз, я принюхался еще раз. «Да это же запах ЕГО, моего хозяина!». Я открыл глаза. Так и есть: надо мной склонился ОН. Глаза его блестели от навернувшихся слез. ОН спешно наклонился ко мне, подставив свое лицо для моих бесчисленных поцелуев. Да, я не мог в этот момент даже встать, но и лежа я смог выразить ему свою радость, облизать все его лицо. Мой шершавый язык бесконечно скользил по его глазам, потом перебирался на нос, потом еще ниже к губам, к подбородку…
Мое здоровье с этих пор стало понемногу улучшаться. Хотя и с большим напряжением, но я смог чуть-чуть лучше передвигаться. Каждый шаг мне давался с большим трудом, но все-таки я очень старался.
К сожалению, прогресс в моем здоровье продолжался всего несколько месяцев. Осенью всё вернулось к прежнему состоянию, а дальше становилось хуже и хуже.
Скоро мои задние лапы перестали совсем меня слушаться. В это время хозяйка – дай, Бог, ей хорошего здоровья – стала на руках выносить меня на улицу. А это – труд немалый: ведь мы жили на пятом этаже, лифта в доме не было. Я себе представил, сколько же надо было иметь сил, какое же иметь бесконечное терпение, чтобы вот так, ежедневно, не менее двух раз в день, возиться со мной.
А ОН сам, недавно вернувшийся из больницы, с болью в сердце взирал на эту картину, но помочь никак не мог.
…В один из дней ОНА попросила хозяина, чтобы тот съездил в магазин. Это я слышал сам, потому что Она произнесла свою просьбу громко в моем присутствии.
Он оделся, попрощался со мной. На прощание я облизал его в нос.
Догадывался ли ОН, что мы попрощались с ним не на пару часов, а навсегда? Думаю, не догадывался. Иначе наше прощание не носило бы обычный каждодневный характер.
Через некоторое время после ЕГО ухода приехал друг хозяев. Они надели мне ошейник. Друг взял меня на руки и мы втроем пошли. «Наверное, это мой последний путь», - подумал я. «Ну и ладно, хозяевам будет легче. Об одном только жалею, что с НИМ я попрощался как-то легко, не навсегда. А жаль».


11. От пересказчика

Эта главка далась мне очень, очень тяжело. После того, как была написана исповедь Джима, сказать что-нибудь от автора оказалось делом чрезвычайно невыносимым. Мы, хозяева, переживали уход Джима так тяжело, что говорить что-то еще, кроме того, что сказал уже сам пёс, не представлялось необходимым и возможным. Джим был для нас полноправным членом семьи. Его преданность была выше всякой похвалы. У нас в доме этот фокстерьер был вторым. Первый пёс прожил более 17 лет, и мы вполне могли их сравнить по всем «параметрам». В отличие от своего предшественника – точно такого же жесткошерстного фокстерьера, - этот на удивление отличался совершенно другим нравом. У него не было ничего «бойцовского», он никогда не проявлял какую-либо агрессивность ни по отношению к другим собакам, ни, тем более, к людям. Сколько шрамов от настоящих укусов оставил первый Джим на руках хозяев! Он в полной мере использовал нашу любую оплошность, чтобы стащить какую-либо вещь, оставленную дома в поле досягаемости, будь то туфля, перчатки, шапка и т.д. Все эти кражи он демонстративно проделывал практически на глазах у хозяев.
Нет, у этого Джима не было такой дикой привычки. Было очевидно, что ему никогда не прививали никаких охотничьих навыков, он с рождения содержался в виде комнатной собаки. Он абсолютно доверял нам, своим хозяевам во всем и даже тогда, когда надо было терпеть физическую боль. Как не вспомнить несколько таких моментов?
…Однажды, в отсутствие машины (она была в ремонте), мы, прихватив Джима под мышку, решили на метро доехать до вокзала, и дальше на электричке добираться до дачи. Все было прекрасно: Джим великолепно вел себя в вагоне, но, когда мы уже встали на эскалатор, чтобы подняться на поверхность, он занервничал. Ему надоело сидеть на руках, захотелось встать на свои лапы. Мы, по простоте душевной, доверились ему и отпустили на ступеньки эскалатора, конечно не забывая при этом держать его на поводке. Эскалатор почти вынес нас наверх, осталось сделать только один шаг, чтобы переступить со ступеньки на «твердую почву». И здесь мы совершили непоправимую глупость. Чтобы все-таки в этот момент взять его на руки, мы лишь потянули его за поводок в надежде, что он успеет переставить свои лапы. Словом, все закончилось печально – ему пришлось ампутировать одну фалангу среднего пальца передней лапы. Надо было наблюдать за его немыслимыми переживаниями в момент операции, и … ни единого звука! Такое впечатление, что он переживал больше нас за то, что причинил нам такие хлопоты и моральные страдания!
Или второй пример. Джим уже писал выше, что ему стойко пришлось переносить и хирургические процедуры по лечению головы и уха после схватки с ротвейлером, а также ежедневные, в течение недели, уколы утром и вечером. Причем, по его же признанию, укол одного из лекарств был настолько болезненным, что у него через пару дней выработался условный рефлекс: как только он видел, что утром (только утром!) раскладываются на столе соответствующие медицинские изделия, он моментально отходил в сторону, и требовались немалые усилия, чтобы взять его на руки. Но зато после этого, он как бы смирялся со своей судьбой и стойко переносил ненавистный укол.
После стычки с ротвейлером у него еще продолжительное время болело правое ухо, из которого периодически сочилась жидкость. Это требовало ежедневной перевязки с предварительной очисткой уха. Хозяйка брала его на руки и ваткой, нанизанной на палочку, осторожно копалась в ухе. Надо было видеть это зрелище! Джиму эти манипуляции явно не нравились. Он всем своим видом и взглядом показывал это. Однако, он никогда не вырывался в этот момент, стойко перенося процедуры до конца. И лишь после того, как хозяйка заканчивала их, он стремглав спрыгивал с рук и либо залезал под диван, либо уносился в другую комнату.
Однажды нам в голову пришла смелая мысль: уж не читает ли он наши мысли? Именно мысли, а не слова, произносимые нами. Расскажу о простейшем опыте, который позже проделывали часто, чтобы подтвердить это предположение.
…Итак, мы все втроем сидим в комнате. Хозяева смотрят телевизор, а Джим лежит в кресле, свернувшись в клубок. Наступает время нашей обычной ежевечерней прогулки. Хозяин, оторвавшись от экрана телевизора, мысленно – не вслух, нет, а именно мысленно! – произношу сакраментальную фразу: «Ну, Джимуля, пойдем гулять?» При этом он старается не смотреть в его сторону, однако боковым зрением видит следующую картину. Джим резко поднимает свою голову и начинает к чему-то прислушиваться. Это продолжается несколько секунд. Потом он спрыгивает с кресла, несколько раз потягивается, разминая свои косточки, и садится напротив в ожидании любимой ему команды «Пойдем, Джимуля, одеваться». Команда дана, Джим пулей вылетает в коридор и садится около своего поводка.
Как объяснить поведение собаки в этот момент? Видимо, есть только одно объяснение: телепатия.
А как не вспомнить его прямо «интеллигентское» поведение во время каких-либо праздничных застолий.
И опять напрашивается сравнение с первым Джимом. Тот все время, пока мы сидели за столом, бегал от хозяев к гостям и обратно, заглядывал на стол, поднимаясь на задних лапах, и кладя передние на стол. Тем самым он выпрашивал одну подачку за другой. Этот никуда не ходил и никого ни о чем не просил. Он просто лежал в ногах у хозяина. Хозяева приучили всех гостей к тому, чтобы ни одна крошка без их разрешения не попадала под стол.
Надо отметить, что на этого Джима в отличие от первого, никогда, ни разу не поднималась рука. Даже тогда, когда он убегал от нас на даче.
У нас в доме фокстерьеры прожили в общей сложности более 25 лет. Мы досконально изучили все их повадки, все пристрастия.
Каждый из них имел свой, особенный характер, каждый из них был нам чрезвычайно дорог.
Однако второй Джим в силу особенностей своей судьбы имел некоторые черты характера, совсем не свойственные его породе. Это – необычайная ласка, привязанность к хозяевам.
Мы благодарим судьбу за то, что он до своего самого последнего дня не остался один.

февраль 2008 г

 

Содержание

1.Я - бомж 2
2. Путь к дому 5
3. Новый дом 8
4. Стрижка 11
5. Летние поездки в отпуск 13
6. Дача 16
7 Встреча с ротвейлером 21
8. Я заболел 23
9. Болезнь Хозяина 25
10. Я ухожу 28
11. От пересказчика 29