Во сне и наяву. Часть 4. Продолжение 2

III

Начало учебного года принесло много интересных новшеств. Нам выделили классную комнату в основном здании, третий этаж, которого теперь тоже принадлежал школе. Техникум пищевой промышленности переехал на соседнюю улицу в новый, отстроенный за лето корпус. У нас по всем предметам были разные учителя, да и предметы новые появились. Классная руководительница, Лидия Васильевна, преподавала русский язык и литературу. Уже пожилая женщина, с тёмными крашеными, но седыми у корней, волосами, несмотря на свой небольшой рост, слегка сутулилась. Прокуренный голос звучал настолько громко, что когда Лидия Васильевна его немного повышала, это можно было приравнять крику любого другого учителя. Она была единственной на всю школу женщиной, служившей во время войны в действующей армии. Мы этим фактом гордились, но немного завидовали пятому «В». Их классная руководительница, молоденькая учительница биологии, в первый же день учёбы после уроков пошла со своими подопечными в кино. Нам же на дом задали сочинение на тему: «Первое сентября – красный день календаря».

Я сидела над тетрадью, не зная, что же писать. Почему-то вспомнился самый первый в моей жизни день учёбы и Зинаида Фёдоровна. Теперь, когда позади осталась и Таданища, вдруг приятно удивило, что за три первых года учёбы ни на одном уроке не было скучно, хотя Зинаида Фёдоровна порой объясняла вещи давным-давно мне известные. Захотелось вдруг именно это изложить в домашнем сочинении, но возникло опасение, что новая учительница, о которой я, конечно же, не могла пока написать ни слова, обидится. Пришлось посоветоваться с Маней.
 - Не знаешь, что в сочинении писать? Хорошо, сейчас подойду, помогу тебе, - пообещала она, даже не выслушав до конца мои сомнения.
Мать диктовала предложение за предложением, изредка заглядывая через моё плечо и исправляя ошибки. Текст действительно подчёркивал красоту праздника, но когда я закрыла тетрадь, поняла, что повторить его не смогу. Слова: радует глаз, восхитительно, великолепно – никогда не употреблялись мной даже в мыслях. Однако сочинение очень понравилось учительнице, и она зачитала его перед всем классом. Маня, когда узнала об этом, зарделась гордым румянцем:
 - Когда я была ученицей, мои сочинения по всей школе ходили.

У меня же в тот день возникла другая проблема. Молодая, но по строгости не уступающая Лидии Васильевне математичка, давая нам домашнее задание, предупредила:
 - На этот раз я никому не поставлю двойку, если вы эту задачу не сделаете. Поэтому настоятельно прошу, не бегать с вопросами по соседям и не теребить старших братьев и сестёр. Однако если у кого-то появятся мысли по поводу решения, мне будет очень интересно выслушать.
Задача была четыре раза мною прочитана, но мысли по поводу решения не появлялись. А так хотелось!
 - Чего у тебя вид какой-то растерянный? – поинтересовалась Маня, случайно перехватив мой взгляд.
Я засомневалась, можно ли, учитывая просьбу учительницы, обращаться к матери за помощью. Но с другой стороны – она же не соседка, не брат и не сестра. Тем временем, задачник был уже у Мани в руках.
 - Как ты думаешь, - спросила она после того, как узнала, над чем я ломаю голову, - какую часть всей работы первый рабочий сделает за один день?
 - Одну третью, - прозвучал мой ответ.
 - А второй?
 - Одну шестую.
 - А если они целый день вместе работать будут, какую часть всей работы сделают?
 - Половину, - сказала я, произведя в уме кое-какие подсчёты. И тут же меня осенило, - ой, тогда всю работу они сделают за два дня.
Я резво приступила к записи в тетрадь, но Маня меня остановила:
 - Правильно оформлять эту задачу нужно по-другому. Записывай: всю работу примем за единицу...
 - Мам, а без этого нельзя? Алла Александровна ни за что не поверит, что я сама догадалась всю работу принимать за единицу.
 - Нельзя, - категорично заявила Маня, - иксов вы ещё не знаете и уравнения составлять не умеете.

В классе признаваться, что у меня задача решена, не хотелось. Не смотря на то, что запомнить объяснение было гораздо проще, чем сочинение о первом дне учёбы, оно всё-таки казалось мне слишком заумным, явно выдающим, что к решению пришла я не своим умом.
 - Значит, никто не решил? – повторила вопрос Алла Александровна?
 - Шнайдер решила, но стесняется, - ответила за меня, сидящая рядом Валя, успевшая тайком заглянуть в мою тетрадь.
Учительница подошла, внимательно прочитала писанину и спросила:
 - Сама делала?
Я отрицательно замотала головой:
 - Мама помогла.
 - У неё мама – учительница. Тоже математики, - доложила Валя.
 - Вот как? – Алла Александровна почему-то покраснела, - Ну, а ты сама-то всё поняла? Объяснить у доски сможешь?
Я утвердительно кивнула и направилась к доске. В последний момент мне пришло в голову не повторять текст, написанный в тетради.
 - Если рабочий всю работу делает за шесть дней, то за один день он сделает только одну шестую часть, - приступила я к объяснению.
 - У тебя же в тетради иначе записано, - оборвала меня учительница. Я смущённо замолчала. – Ладно, садись на место и попробуй самостоятельно разобраться с двадцать восьмой задачей. А все остальные слушают меня внимательно и записывают решение.
Она стала диктовать почти то же самое, что было в моей тетради, время от времени делая некоторые пояснения на доске. Я же погрузилась в двадцать восьмую задачу, которая от домашней отличалась только числами. Писать фразу «Всю работу примем за единицу», по-прежнему душа не лежала и я оформила всё так, как мне было удобно.
 - А ты упрямая, - усмехнулась Алла Александровна. – Ну, хорошо. С моей точки зрения, главное, чтобы ты понимала. В рабочей тетради ладно уж, пусть будет так, а вот на контрольной - записывай всё, как положено. В контрольные тетради часто комиссии всякие заглядывают. Я-то тебя понимаю, а вот, поймёт ли комиссия – не уверенна. Ну, а сейчас, чтобы не скучать, попробуй сделать вот эту задачку со звёздочкой.
В конце урока, ещё раз внимательно просмотрев мою тетрадь, Алла Александровна сказала:
 - У меня дома есть сборник задач с всесоюзной олимпиады, если хочешь, могу что-нибудь интересное для тебя там подыскать, - она улыбнулась, глядя мне прямо в глаза.
 - Хочу, - искренне призналась я и тоже улыбнулась.

Дома я с порога доложила Мане, что Алла Александровна обещала принести мне какие-то интересные задачи и в припрыжку побежала в детскую переодеваться. Запах жареной картошки напомнил мне, насколько я голодна. Однако как только портфель приземлился недалеко от письменного стола, во дворе раздался лай Полкана. Послышалось недовольное Манино ворчание, потом её крик:
 - Какого чёрта ты снова сюда припёрся? Я же просила тебя исчезнуть из моей жизни навсегда!
 - Не могу я исчезнуть из твоей жизни навсегда, - раздался Колин голос, – Мне надо с тобой и с ней поговорить, понимаешь...
Стало вдруг очень холодно, и ноги мои подкосились, как от усталости. Услышав, что Коля собирается со мной снова «поговорить», я уселась в углу на пол, натянув на себя всю, что была под рукой одежду. Поначалу, пока мать гневно кричала, мне казалось, она вот-вот гостя выпроводит и это, действительно будет последняя их встреча. Но голос её становился всё мягче и мягче, а в конце оба весело засмеялись. Я не пыталась прислушиваться к их разговору, кушать мне тоже уже не хотелось. Единственное желание было, – подавить эту дурацкую дрожь, которая даже зубы стучать вынуждала.

Снова залаял Полкан, потом наступила тишина. Похоже, гость ушёл – осознавая это, я постепенно успокоилась, дрожь прекратилась. Только теперь мне удалось переодеться и вынести своё тело на веранду. Мать стояла за кухонным столом, лицо её было довольным и счастливым.
 - Ты же обещала! - закричала я, - Ты же сказала «клянусь»! Ты сказала, что он будет где-то далеко, что я его никогда не увижу!
Маня повернула голову в мою сторону, но с мечтательной улыбкой смотрела куда-то вдаль. Потом вроде бы и меня заметила.
 - Чего это ты, тут, раскричалась? - спросила она удивлённо и сердито, - Ты как себя ведёшь? Как ты с мамой разговариваешь?! Да, я сказала, что ты его никогда не увидишь. А разве ты видела?
 - Нет, но если бы я вышла...
 - Так, чего ж ты не вышла? – по её лицу пробежала надменно-высокомерная усмешка.
Мне показалось, что вокруг стало мало воздуха. Руки мои самопроизвольно сжались в кулаки так, что ногти больно впивались в тело. От злости и отчаяния я снова закричала:
 - Так пускай его не будет! Ни здесь, ни где-то, ни вообще! Пусть он умрёт! Навсегда! Он должен умереть! Он сегодня же должен умереть!
 - А если вместе с ним умру и я? – Маня смотрела на меня, как тогда на диване, своим требовательным взглядом.
 - Ну и пусть, - я пожала плечами, теперь я её почему-то уже не боялась, - Если ты сама так хочешь...
 - И у тебя больше не будет мамы! Ты это понимаешь? – произнесла она, как угрозу.
 - Значит, останусь здесь с папой.
 - Не останешься здесь с папой! – Маня тоже перешла на агрессивный крик, - Пойми же ты, безмозглая, если сейчас не успокоишься и будешь добиваться, чтобы дядя Коля исчез, то он тоже объявит нам войну, и тогда мы все отсюда исчезнем! Не будет у тебя ни мамы, ни папы и этого дома тоже не будет, - сейчас скажет, что и меня не будет, иронично отметила про себя я, но, с точки зрения Мани, мне была уготовлена иная участь, - Тебе придётся жить с другими детьми в интернате. У тебя не будет, как здесь, отдельной комнаты. Там на пятьдесят детей одна общая спальня. Хочешь, чтобы тебя забрали в интернат?
Не найдя логики в Маниных рассуждениях, я решила, что она меня просто запугивает.
 - Говоришь, там вместе со мной будет пятьдесят человек в одной комнате? – я посмотрела ей в глаза, давая понять, что ничуть не испугалась.
 - Да! Пятьдесят человек в одной комнате!
 - Но тогда, пока меня там нет, сорок девять детей уже живут в этой одной комнате? - с устным счётом у меня всегда были лады.
 - Да, можешь себе представить, сорок девять детей живут в одной небольшой комнате.
 - А если целых сорок девять детей там живут и не умирают, значит так жить можно! Значит и со мной там ничего не случится! Пусть же твой Коля исчезнет! Пусть сегодня же умрёт!
 - Но так нельзя! – раздался возмущённый крик. Бледное пятиугольное лицо выразило такой гнев, словно не мать меня, а я её нагло и подло обманула. Она на какое-то время замолчала, как бы о чём-то думая, потом, вдруг расплывшись в самодовольной улыбке, глянула мне в глаза, - Ты же мне там, на диване сказала, что не хочешь оставаться без мамы.
 - Я не это сказала. И при чём здесь ты?
 - Но тогда ты разрешила нам всем не умирать. Ты сама приняла такое решение, никто тебя не вынуждал. А за свои слова нужно отвечать, и решения можно принимать только один раз! А сейчас уже поздно что-либо менять! Сейчас уже никто ничего не изменит, - торжествующе-победно объявила Маня, - Слышишь меня? Никто сейчас не сделает так, чтобы дядя Коля исчез, - скептически скривившись, она добавила, - Или ты убьёшь его?
Я задумалась. Что бы изменилось, если бы тогда засыпая на диване, настояла на смерти Коли? Кто бы тогда его убил? И кто должен был убить Маню, когда она утверждала, что готова умереть? Ведь не я же? Я-то в своей жизни никогда никого не убивала...
 - У меня даже пистолета нет, - закончила я свои рассуждения вслух.
 - Вот видишь, - Маня воспользовалась моим замешательством, - И никто другой не будет его убивать! А раз он живой человек, то может ходить где хочет, куда хочет... Он взрослый, и не тебе ребёнку диктовать, что ему делать. Если понадобится, то и сюда придёт. Так что, тема эта закрыта! Иди, мой руки, садись обедать.

С тех пор, как Маня стала завучем, она много времени проводила в школе, однако среда по-прежнему оставалась для неё коротким днём, и в девять вечера мать была уже дома. Заглянув на секунду в детскую, она направилась к Борису, который к тому часу уже лежал в постели и читал газету.
 - Коля сегодня приходил, - доложила она не очень громко, однако до меня доносилось каждое её слово. – Он клялся и божился, что ничего не брал.
 - А ты и рада стараться, слушать его! Забыла что ли, как он здесь у нас в зале во всём признался. Ещё и угрожал.
 - Человек из страха это сказал. Ты тоже не забывай, в чём мы его обвиняли. За это, между прочим, вышку дают...
Я представила себе нефтяную вышку, одну из тех, которые красовались у отца на работе. Однако по тону Мани, трудно было определить, кому и за что её дают, а также хорошо это или плохо.
 - Ты, что, действительно ему поверила? – Борис повысил голос, - Откуда же, по-твоему, он знал, что у нас именно эта вещь пропала.
 - В этом - моя вина! – в тон ему также громко ответила Маня, - Я тогда к ним прибежала и вывалила все обвинения, в том числе и в краже. А он стал уточнять, как выглядела та штучка... Ну, я и рассказала.
 - Бестолковая! - закричал отец – Кто о таких вещах с кем-то делится?
 - Дюже грамотный! – визгливо ответила Маня. – А ты хоть на секундочку можешь задуматься, в каком состоянии я туда бежала, и что тогда у меня было в голове? Ты-то дома остался отсиживаться, а я была охвачена жутким страхом за ребёнка. Всё думала, вдруг, пока меня нет, она снова сознание потеряла, а ты не знаешь, что с ней делать...
 - Что ты меня в этом обвиняешь? Сказала бы, так я б мог вместо тебя пойти, – уже более спокойно возразил Борис.
 - Мог бы, да не пошёл. А теперь горазд на меня все грехи вешать. Сказала, видите ли, не то... Удивительно, что я вообще в тот день дара речи не лишилась! А ты только о себе и думаешь!
 - Хорошо, он не брал. Но куда, по-твоему, они делись? – требовательно спросил Борис.
 - Да чёрт их знает! Ну, зашёл кто-то из соседей. Дверь-то настежь была раскрыта. Может к Свете, кто из её друзей забежал, увидел в каком она состоянии и давай тут по дому шастать. А штучка эта любому ребёнку интересна, открывается не просто, вот и прихватил её из любопытства. Может, ещё когда-нибудь случайно найдётся.
Я мысленно возразила: мои друзья без разрешения к нам в дом не заходят, - но озвучить это родителям не посчитала нужным, радуясь, что на сей раз хоть не лично меня незаслуженно обвиняют.

В субботу родители ушли в гости к Шрамко, потому что с точки зрения Мани, с единственными в нашем городе родственниками непременно надо было помириться.


IV

Урок физкультуры начался с того, что нас завели в кабинет врача, где Марья Семёновна измерила у всех рост и вес, заполнив при этом какие-то карточки. Оказалось, что за лето я выросла на шесть сантиметров и стала точно такой же, как Берта, Марина и Наташа. Но не только это объединило нас четверых – мы оказались единственными, кто откликнулся на предложение Николая Николаевича, или просто Ник-Ника, записаться в детскую спортивную школу на Легкую атлетику. И хотя Валя говорила, что новый тренер, который набирает группу, ей не нравится, мы от своего решения не отступили.

Дома рассказать матери о школьных новостях у меня не получилось. У нас в гостях была соседка тётя Лида. Они сидели с Маней за столом, перед каждой стоял фужер, только Манин был полный, а тети Лидин – пустой. Вежливо поздоровавшись, я прошла в детскую, довольная, что женщины наконец-то помирились. Мешать им не хотелось, но я была голодна, и, кроме того, в три часа за мной должны были зайти подружки. Женщины же, очевидно забыв о моём возвращении из школы, негромко беседовали, тетя Лида иногда всхлипывала.
 - Ну, не надо так расстраиваться, - утешала её Маня. – Понятно, пока лечили туберкулёз, разрушили печень, но бывают диагнозы и пострашнее, а с циррозом можно ещё жить и жить.
 - Да я-то всё это понимаю, но видела бы ты его... Ни ест, ни пьёт, даже разговаривать не хочет. Говорю ему, я же, мол, повар, какой хочешь диетой, тебя обеспечу, а он отвечает, что скоро вообще меня от всех забот о нём освободит. Даже не улыбается при этом.
 - Ой, ты знаешь, мужчины, они все паникёры. Вон Борис, тоже, даже если в кое-века гриппом заболеет, так тут же себя хоронит.
 - Знаешь, Эдуардовна, вот щас выпила немного и осмелюсь сказать, чего пришла-то к тебе. Просьба у меня есть. Ты у нас женщина умная, всегда нужные слова находишь. И говоришь красиво так, убедительно. Не зря он порой к тебе забегал.
 - Лидия Ивановна, - прозвучал надменный голос Мани, - не забывайтесь. Ваш муж, в жизни, никогда ко мне не забегал. И сейчас мне его жалко просто, как соседа.
 - Да-да. Прости меня, прости дуру, - тетя Лида снова всхлипнула. - Это я сейчас по-пьяни не то говорю. Конечно же, чисто по-соседски прошу: сходи к нему в больницу. Поговори ты с ним, да скажи ему дурачку, что жизнь его продолжается. Сколько там отведено, пусть жизнью наслаждается...
 - Да, Лида. Я тебя поняла, - глубоко вздохнув, произнесла Маня, - Конечно же, я навещу его в больнице. Не уверена, что он к моим словам прислушается, но всё, что в моих силах, сделаю.
Соседка ушла, а я долго ходила кругами, думая, уместно ли, узнав о тяжёлой болезни дяди Саши сообщать Мане радостную новость о том, что можно записаться на Легкую атлетику. Однако время приближалось к трём и мне пришлось, как можно короче, выложить свои намерения. Погружённая в какие-то мысли Маня на мои слова почти не реагировала. Восприняв отсутствие запрета, как разрешение, я довольная убежала.

Тренер Сергей Петрович долго рассказывал нам, что такое Лёгкая атлетика, чем мы будем заниматься, и что нам необходимо иметь. Последнее меня несколько расстроило. Спортивный костюм Маня случайно купила мне у своей сотрудницы, потому что тот не подошёл её сыну, а вот кеды... Где взять кеды? Одна только мысль, что у Мани придётся просить, что-то мне купить, уже портила настроение.
Однако, на следующий день, мать приветствовала моё желание заниматься спортом и предложила самой сходить в спортивный магазин за кедами. Правда, в магазине меня ждало разочарование: самый маленький размер, тридцать восьмой, явно не подходил, даже с учётом рекомендаций тренера, брать спортивную обувь на два размера больше.

Когда я вернулась, Маня была ещё дома. Следом за мной, постучав в дверь, вошла тетя Лида, держа в руках большую тарелку с пирожками.
 - Спасибо тебе, - обратилась она к Мане, - я знала, что тебя он послушает. Вот пирожков напекла, со сливами. Сашке завтра отнесу, да и вас решила угостить, - она поставила тарелку на стол.
 - Ой, Лида, спасибо большое, - Маня смущённо улыбнулась, - Мне, прям, не удобно...
 - Да чего там, «не удобно»! – перебила её соседка, - Кушайте на здоровье. Ты сегодня, Эдуардовна, великое дело сделала. Сашка-то мой после твоего визита и бульончик весь съел, и шутил немного, и пирожков моих ему вдруг захотелось, - она несколько раз сверху вниз и снизу вверх пробежала глазами вдоль Маниного тела, потом, слегка ухмыльнувшись, сказала, - есть, наверное, в тебе что-то такое... То ли ангел, то ли дьявол... Ну, да ладно. Мне бы подольше его на этом свете удержать. Не золото он у меня, далеко не золото. И выпить горазд, и кое-что другое... Ругались мы с ним частенько, ссорились... А помрёт, знаешь, как тоскливо без него будет? – шмыгнув носом, тетя Лида ушла, даже не попрощавшись.
Когда за соседкой закрылась дверь, Маня с какой-то странной улыбкой некоторое время, не отрывая взгляд, смотрела на тарелку с пирожками, потом взяла один, неспеша откусила и, чему-то криво усмехнувшись, негромко произнесла:
 - Хоть я и не повар, но дрожжевое тесто у меня намного вкуснее...
Мне же пирожки очень понравились, так что к концу дня тарелка была уже пустой.

На первую тренировку только два человека пришли без соответствующей обуви: кроме меня, ещё одна девочка.
 - Мне родители привезли из Краснодара кеды, но маленькие, - пожаловалась она.
 - А на меня все кеды у нас в магазине - большие, - доложила я свою проблему.
Вскоре выяснилось, что девочка нуждается в том самом тридцать восьмом размере, которым были заставлены прилавки нашего спортивного магазина, а мне она обещала продать свои. Так в жизни мне ещё никогда не везло.
Однако на этом мой восторг закончился, потому что ещё во время разминки я оказалась среди отстающих. Тяжелее всего было пробежать четыре круга, пришлось даже несколько раз остановиться, и утешало лишь то, что я была такая не одна.

На воскресенье тренер назначил первое соревнование, чтобы посмотреть, кто на что способен.
 - Ну, как успехи? - поинтересовалась Маня, когда я уставшая и голодная вернулась домой.
 - У некоторых ещё хуже. Зато короткую дистанцию пробежала быстрее Берты.
 - Наверное, Берта сегодня плохо себя чувствовала, - насмешливо произнесла мать.

Борис с утра уехал на дежурство, так что воскресный семейный обед переносился на ужин. Покушав в приятном одиночестве, я вспомнила о не сделанных уроках и полезла в портфель. Не смотря на то, что после отъезда Эдьки вся детская принадлежала мне, и перебирать книжки можно было за письменным столом, я, по привычке, приступила к этому занятию в своём любимом углу. Вскоре мечты о том, как я когда-нибудь пробегу быстрее не только Берты, но и Наташи увели меня в далёкое будущее, однако звуки, доносящиеся с веранды, напомнил о настоящем:
 - Ты опять явился? Я же объясняла уже тебе, что былых отношений быть больше не может. Остались только родственные.
 - А я, как родственник, и пришёл, - гость засмеялся.
Его голос и смех окутали меня неприятным холодом, я потянулась к висевшей на стуле шерстяной кофте. На веранде тем временем шла оживлённая беседа.
 - Да, ладно тебе, хватит ломаться, как девочке. Всё утряслось. Больше такое, клянусь тебе, никогда не повторится, так что пошли в дом. Я же вижу, ты и сама не против, только этикет какой-то дурацкий соблюдаешь, - настаивал родственник.
Он рвётся ко мне, с ужасом подумала я. Мозг подсказывал, что нужно встать и убежать или хотя бы спрятаться, но сильная дрожь всего тела удерживала меня на месте.
- Света сейчас дома, - каким-то загадочным и непонятным тоном сообщила Маня.
В ожидании чего-то ужасного моё сердце стало сильно колотиться.
 - Давай я с ней поговорю, - предложил Коля. – Она должна смириться с нашими с тобой отношениями, и воспринимать их, как само собой разумеющееся.
 - Спасибо. Ты уже однажды поговорил. До сих пор не верится, что удалось всё это замять и утрясти.
 - Не доверяешь мне. Давай я с ней в твоём присутствии поговорю. Слышишь? Вот прямо сейчас, пока нет Бориса, давай с ней вместе поговорим. Иначе, понимаешь, она ведь, может повести себя непредсказуемо. Мало ли что. Встретимся случайно в городе, а она шум на всю улицу поднимет.
 - Так ты, что, её боишься? – в вопросе слышалась насмешка.
 - Я-то не боюсь, но и тебе самой этот шум ни к чему, - он очень мерзко хихикнул.
Я подумала о том, что если с кровати стащить одеяло, то, может быть, станет теплее, но ноги не слушались, и тело моё не сдвинулось с места. Мне ничего не оставалось, как притаившись, внимательно слушать диалог. Раз Маня спросила Колю, боится ли он меня, наверняка, она ему уже доложила, что я хочу его смерти.
 - Честное слово, Маничка, я тебя не узнаю, - продолжал напористо бубнить гость, - Ты же умная женщина. Или ты полагаешь, что в данном случае ситуация уйдёт у тебя из-под контроля?
 - Ну, хорошо, попробуй. Посмотрим, что у тебя получится, - произнесла Маня немного с вызовом, но в голосе её чувствовались нотки любопытства. Скрипнула дверь, ведущая с веранды на кухню, - Света, доченька, иди-ка сюда, - позвала она.
Мне казалось, что моего тела больше нет, и меня самой тоже нет. Остались только дрожь и холод, а также чувство неописуемого страха.
 - Уснула там, что ли, - с этими словами Маня зашла в детскую и, окинув мой облик недовольным взглядом, строго спросила, повысив при этом голос, - Ты, что, не слышишь, что я тебя зову?
Продолжая дрожать, испуганно глядя на мать, я лишь молча отрицательно покачивала головой. Она, приблизилась, взяла меня за руку. Состояние оцепенения прошло и я, вырываясь, издала дикий крик. Цепкие Манины руки потащили моё хрупкое, на её фоне, тельце в соседнюю комнату, куда уже зашёл Коля. Теперь меня держали вдвоём. Поначалу, то по-очереди, то одновременно они уговаривали успокоится, уверяя, что ничего мне не сделают. В голове моей всплыли клятвы Мани, от которых она через пару дней отказалась, и, не веря больше ни единому её слову, я продолжала орать. Вскоре Манино терпение начало истощаться и она постепенно от уговоров перешла к угрозам:
 - Как ты себя ведёшь? Что соседи подумают? Тебя что, кто-то режет? Прекрати сейчас же, а то я тебя, ей-богу, отлуплю!
На этот раз они будут избивать вдвоём, подумала я, но напоминание о соседях, которые могли бы прийти на помощь, лишь прибавило сил, и мой вопль стал ещё сильнее.

Ударил ли кто-то из них, или я просто «выдохлась» - так и осталось для меня загадкой. Я стояла обмякшая, ничего не видя и не слыша. Моё тело уже не держали, а скорее поддерживали, чтобы не упала. Будто издалека звучали Манины слова:
 - Вот дурёха! Собственным криком довела себя до обморока.
Потом, как сквозь сон, донеслось бубнение:
- Кажется, очухалась. Ну-ка, повторяй за мной: мне это всё приснилось.
Поняв, что последняя фраза обращена ко мне, я повторила.
 - Ещё раз! – настаивал мужской голос
Повторила ещё раз.
 - И смотри, никому этот сон не рассказывай!
После этих слов, я как бы придя в себя, увидела и самого Колю, он грозил пальцем. Меня отпустили. Отойдя на некоторое расстояние, я взглянула Мане в глаза:
 - Но ты же тогда на диване говорила...
 - А на диване тебе тоже всё приснилось! - грозно рявкнул Коля.
Я убежала и, забившись снова в угол, подумала: если разговор с Маней на диване мне приснился, то откуда же Коля знает, что этот разговор вообще был?

Борис вернулся домой поздно, по всей его одежде проступали чёрные пятна. Сообщив Мане, что на какой-то там скважине произошла авария, он первым делом пошёл мыться. Семейный ужин всё-таки состоялся и после того, как Борис выпил рюмочку коньяка, Маня ему доложила:
 - Коля приходил, и они со Светой помирились.
Отец перестал жевать, его рот принял форму кривой улыбки, глаза сверляще на меня уставились. Слегка качнув головой, он спросил:
 - Ну, и как это произошло, хотел бы я знать?
Неприятные мурашки пробежали по всему моему телу от одного только воспоминания события, которое Маня почему-то охарактеризовала, как перемирие. Рассказать всё, было выше моих сил, и лишь одну фразу всё-таки удалось из себя с трудом выдавить:
 - Я сказала, что мне всё приснилось.
 - Да-да, они помирились, и Светланка поняла, что это всё ей приснилось. Поняла, что дядя Коля её любит, и никогда не сделает ей ничего плохого, - бодро и жизнерадостно решила «дополнить» меня Маня.
 - Ну, хорошо. Только смотри, чтобы такие сны больше тебе не снились, - проворчал Борис, наливая себе ещё одну рюмочку.
Я с удивлением осмотрела склонившихся над своими тарелками родителей, которых всегда считала умными людьми. В голове моей никак не укладывалось, почему сейчас они не понимают, что содержание снов от меня не зависит. Но самое страшное было не это. Сделав вид, что тоже сосредоточена на еде, я готова была в тот момент многое отдать за то, чтоб всё, в том числе и данный разговор за столом, действительно был бы сон, чтобы можно было в конце-концов проснуться и с облегчением вздохнуть. Однако, весь, охвативший меня ужас, заключался как раз в том, что я достаточно хорошо понимала: этот кошмар происходит наяву, и не видать ему ни конца, ни края.

(продолжение следует)