Пунктик для матушки

       
Телеграмму Ирише принесли утром. Хорошо, что она немного задержалась, проспав, а то почтальон ее не застал бы.

«Приезжай гостиницу моряков. Мама.»

«Матушка приехала «, - обрадовалась Ириша. Ей хотелось тут же лететь в гостиницу, но она подумала, что мама обязательно спросит, почему Ириша не на занятиях, и решила немного схитрить: в институт она все-таки не пойдет - скажет, что была уважительная причина: приехала мама, встречала, мол, и всё такое. А в гостиницу она поедет попозже - будто после занятий. А пока можно и ванну принять.

Хотя хозяйка, у которой Ириша снимала комнату, была совсем не строгой, и жили они друг с другом в согласии, всё же Ириша больше любила время, когда оставалась одна: свободнее. Можно попеть, лежа в ванной, можно нагишом пройти в комнату, можно не торопиться подтирать после себя пол. Потом так же вольготно позавтракать, посидеть подумать за неубранным столом, можно даже стащить у хозяйки несколько кусочков сахару, а то ничего сладкого нет. Матушка, наверное, вареньев навезла...

Маму ждали давно, но поездка всё откладывалась: ждали из загранрейса Славика. Для Веры Николаевны была намечена и обговорена культурная программа: показать достопримечательности, непременно сводить в театр, музеи, еще куда-нибудь. Такой прекрасный город. Есть что показать. Есть куда сходить.

Подсушив волосы феном и приведя себя и комнату в полный порядок: ведь маме непременно захочется посмотреть, как устроилась дочка, - Ириша отправилась, наконец, в гостиницу.

Поднявшись в номер, Ириша увидела среди трех живущих там женщин свою маму, в домашнем халате, такую привычную там, дома, и так странно нелепую в этой казенной комнате, на фоне огромного холодного окна, одинаковых зеленых покрывал и граненых стаканов с графином. Ириша даже не сразу определила ее, растерянно шаря глазами, потом заулыбались обе, чмокнули друг друга в упругую, холодную от мороза, и дряблую, с запахом пудры, щеки.

- Тебя Славка встретил? - спросила Иришу, косясь на огромную раздутую сумку и пакеты возле кровати.

- Нет, почему-то не встретил. Хотя я давала телеграмму. Занят, наверное.

- Не встретил?! Как же ты дотащила всё это?

- Так вот. Здесь же трамвай прямой, недалеко.

- Ничего себе! Ну как там дом, папаша?

Начались обычные расспросы, рассказы. Соседки по комнате деликатно разошлись по своим делам.

Вера Николаевна хлюпала носом, чихала - то ли продуло в поезде, то ли грипп подцепила. «Не дай Бог заболеть, - сокрушалась она. - Не дай Бог».

Суетясь возле сумок с привезенными гостинцами, Вера Николаевна выставляла на стол всё новые и новые банки со снедью домашнего приготовления:

- Я вам привезла вот тут... Грибочков, варенья, огурчиков маринованных - тебе и Славику.

Подарков было много: Ирише мама привезла модные югославские сапожки на тоненьком каблучке - Ириша даже застонала, предвкушая, как ахнут девчонки в институте, - кожаную куртку и заботливо связанный в долгие осенние вечера шерстяной свитер: «У вас здесь зимы холодные». Больше всего подарков было для маленького внука Димочки: ворох рубашек, книжек и игрушек.

- Ты, уж, матушка, постарайся, не болей, - говорила с набитым ртом Ириша, черпая очередным домашним печеньем варенье из банки. - Болеть дома будешь. Мы тебе город покажем, в Эрмитаж сводим, в Русский. В театр какой-нибудь.

В семье отношение детей к матери было своеобразным. Вера Николаевна, всю свою жизнь привыкшая не обращать на себя внимания, и даже когда пытались что-либо сделать для нее, ради нее, она, ощущая собственную ничтожность, пугалась этих знаков внимания, отказывалась: «Да я-то ладно...» Соответственно этой отведенной для себя в семье роли она непроизвольно приучила к тому же и детей. Вместе с тем, ею читались нотации, что нужно делать и чего делать нельзя, чтобы быть «порядочным». Знания правил детям за годы вдолбили, но за этими правилами ничего не стояло - было лишь формальное их выполнение.

Дети Веру Николаевну называли почему-то «матушкой», иногда при этом как-то покровительственно похлопывая по спине. Сначала Вера Николаевна пыталась обижаться: «Что это вы меня «матушкой» зовете? И вообще... как с подружкой?» На что ей резонно отвечали:

- Мать - лучший друг.

Вере Николаевне очень не хотелось быть кому-то в тягость, - она и в гостинице-то поселилась, чтобы не стеснять ни дочь, что «ютится в чужом дому», ни сына с семьей в их однокомнатной кооперативной квартире.

Она даже по гостинице ходила тихонько, стараясь всё делать бесшумно и пугаясь случайно хлопнувшей двери.

Через некоторое время в номер вошел Славик - даже Ириша ахнула: какой шикарный он был в новенькой, еще «хрустящей» дубленке.

- Ты чего мать-то не встретил? - сразу с порога набросилась на него сестра.

- Ты, мам, извини, что так получилась, - стал оправдываться Славик. - Телеграмма вчера пришла, а я у друга ночевал, не знал... Мне только сейчас Таня по телефону сказала... В запарке я, замотался совсем.

- С «бодуна» что ли? - разглядывая припухшее лицо и мутные глаза брата, спросила Ириша.

Мать, не поняв истинности вопроса дочери, забеспокоилась в свою очередь:

- Славик, что у тебя с лицом?

- Это... перемена климата, часовые пояса, понимаешь... - обращаясь к матери, проигнорировав разоблачающий вопрос этой проныры-Ирки и радуясь, что тема не-встречи замялась, стал объяснять Славик.

- Это не опасно? - опять спросила Вера Николаевна.

- Н-не очень...

Вера Николаевна, тут же с готовностью приняв все объяснения, снова засуетилась у сумок.

Развезли гостинцы. Сначала заехали к Ирише, посмотреть снимаемую ею комнату, бытовые условия. Всё понравилось; Вера Николаевна осталась довольна. Потом поехали к Славику обедать.

С завтрашнего дня начиналась культурная программа. Первым пунктом значилось: ознакомление с достопримечательностями города.

Веру Николаевну усадили почему-то на заднее сиденье вместе с Татьяной - женой Славика - и Димочкой. Впереди села Ириша. Славик, только несколько дней назад пришедший из загранрейса, порядком соскучился по своим новеньким, полученным в подарок от отца «жигулям», и большую часть времени проводил за рулем, делая совершенно ненужные вроде бы поездки, с радостью соглашаясь съездить в магазин, находящийся в сотне метров от дома, отвезти кого-нибудь куда-нибудь или по своим многочисленным делам, - Ирише-то было ясно, какие у него после рейса могут быть “дела” и какая «запарка». Вот и сейчас, скрипя тормозами на поворотах, срываясь и летя, едва загорался «зеленый», Славик ощущал себя единым существом со своей «тачкой», и душа его пела, будто «пламенный мотор».

Для полноты удовольствий был включен магнитофон с записями «оттуда», по просьбе Веры Николаевны, «пожалуйста, не очень громко». Татьяна куталась в воротник ламы кожаного пальто, была, казалось, ко всему безучастна, и следила лишь за тем, чтобы Димочку не очень швыряло из стороны в сторону. Вера Николаевна сидела, сильно подавшись вперед, вцепившись обеими руками в высокий подголовник переднего сиденья, и старательно, с преувеличенным вниманием смотрела в боковое окошко. Ирина, держась за ремень над головой, чтобы как-то удерживать равновесие от лихой езды, косилась на мать, сморкавшуюся и шмыгавшую носом над самым ее ухом, и поочередно со Славиком, показывая то налево, то направо, говорили:

- Это Лиговский проспект.

- Вот Московский вокзал.

- А это наш Невский.

- Смотри, какие дома, какая архитектура. Каждый дом - музей.

Вере Николаевне из своего бокового окошечка были видны лишь два первых этажа замечательных зданий-музеев, и она еще старательнее вертела головой, глядя то в противоположную сторону, где и вовсе мелькали одни автобусы, то приподнимаясь из-за спины Ириши, то оглядываясь назад.

- А вот и Дворцовая площадь. Смотри: это Эрмитаж.

С шиком прокатили по Дворцовой, сделав большой круг. Матушка усердно заглядывала в свое окошко, провожая глазами проносившиеся виды, и восторженно качала головой:

- Да, да, какая красота. Батюшки-и.

Повезли по набережной к Медному Всаднику, Исаакию, по Садовой. Но скоро Веру Николаевну, которую укачивало даже в рейсовых автобусах, не говоря уж о самолетах, летать на которых она соглашалась только в случаях чьих-либо похорон, стало мутить. Она притихла, еще судорожней вцепившись руками в подголовник, - прелести архитектуры ее больше не восторгали. В боковое окошко она смотреть не могла: быстро мелькавшие картины вызывали еще большую тошноту. Вера Николаевна, вытягивая шею, смотрела только в лобовое стекло.

- Славик, едь, пожалуйста, потише, - наконец решилась попросить она. - Что-то меня тошнить стало.

- Ну-у, матушка, - огорчились Ириша и Славик. - Мы тебе еще и половины не показали. Сейчас поедем на Марсово поле, Летний сад тебе покажет, Михайловский замок, Русский музей.

- Совсем я что-то расклеилась, - извиняюще пожаловалась Вера Николаевна. - Еще грипп этот некстати. Ломает меня всю.

Через некоторое время Вера Николаевна и вовсе раскисла: казалось, она вот-вот заплачет. К великому недовольству Славика пришлось немного сбавить ход и вернуться домой.

Прогулка была испорчена.

На следующее утро Ириша, придя в номер к Вере Николаевне, застала ее в постели. На тумбочке возле кровати лежали собранные соседями по номеру лекарства, градусник. Вера Николаевна, комкая в руках мокрый от насморка платок, виновато взглянула на дочь.

- Ну-у, матушка, - растерялась Ириша. - А мы тебя в зоопарк решили сводить сегодня...

Вера Николаевна чувствовала себя очень несчастной: угораздило же ее подцепить этот грипп!

- Мы и с Татьяной договорились уже: они с Димочкой нас у входа в зоопарк ждать будут. Я за тобой приехала. Что же делать?

Вера Николаевна тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сейчас, она полежит немного, совсем чуть-чуть, чтобы силами собраться и, конечно, встанет. Если бы хоть голова так не трещала... И не пойти нельзя - иначе нехорошо получится: они ведь ради нее все будут там ждать... И Димочка... Замерзнут. Сейчас, сейчас.

Кряхтя и постанывая, Вера Николаевна поднялась, с трудом впихнула в себя вчера купленный в гостиничном буфете жесткий бифштекс на завтрак, оплатила проживание в гостинице еще за три для, и поехала выполнять следующий намеченный для нее по плану пунктик.

День был сырой, слякотный. Серое небо висело так мрачно и низко, что казалось, это оно, стекая и мешаясь со снегом, творит грязь.

Веру Николаевну подводили к клеткам с облезшими волками, уставшими от суетни людей тиграми, показывали мартышек с печальными глазами, над которыми все почему-то смеялись. Особенно потешались над обезьяной, которая в душевном смятении обхватив руками голову и облокотившись о ящик, стоявший посреди вольера, отрешенно смотрела куда-то поверх людей. Казалось, она только сейчас осознала весь ужас своего положения.

Димочке звери не понравились: он сказал, что «они здесь какие-то жалкие». Ириша фыркала от обезьяньих ужимок, морщилась от вони и дышала через варежку. Татьяна не вынимала носа из ламы. Вера Николаевна, едва подходя к клеткам, первым делом опиралась о заграждение и минуту стояла с закрытыми глазами: так плохо она себя чувствовала. Ноги в войлочных сапогах промокли, и единственно, о чем мечтала Вера Николаевна, это о горячем чае и теплой постели.

К счастью, террариум был закрыт. Птицы особого восторга не вызывали. Посмотрев еще старого слона, зачем-то посаженного в такую тесную клетку, что ему было в ней не повернуться, и колотившего со всей силы хоботом в железную дверь, все поехали в квартиру Славика. Веру Николаевну напичкали импортными таблетками и привезли в желанную постель продуваемого насквозь балтийскими ветрами номера только поздно вечером.

Назавтра были взяты билеты в Пушкинский театр.

- Говорят, там, внутри, очень красиво, - сказала Ириша.

Но как ни неловко было Вере Николаевне, от культпохода в театр пришлось-таки отказаться. И Веру Николаевну оставили отлеживаться. Чтобы не пропали билеты, в театр Ириша пошла с подружкой. Татьяна, опасаясь за Димочку, держала его дома на карантине.

На следующий день после занятий, придя в номер, Ириша не обнаружила матери: соседи по номеру рассказали, что вечером она была в таком плохом состоянии, что пришлось вызвать «скорую», и Веру Николаевну увезли в больницу.

Славик и Ириша мать навещали исправно: Ириша после занятий, а Славик «залетал» передать пакет фруктов.

После выписки Ириша заикнулась было, не продолжить ли им их культурную программу, потому что остались еще музеи. Но Вера Николаевна испуганно замотала головой.

Вскоре она собралась домой. Поезд уходил утром, у Ириши был важный семинар, и проводить она не смогла. Славик подбросил до вокзала, но ждать посадки не стал: извинился, ссылаясь на очень нужную встречу, и укатил. Веру Николаевну провожали Татьяна и Димочка.

Накануне вечером Вера Николаевна укладывала вещи в полупустую, ставшую теперь такой ненужной сумку, свои пожитки.

«Ну вот, детей проведала, - думала она, уже как бы готовя себя к «отчету» перед отцом. - Сын устроен хорошо: семья, квартира, столько стран повидал. Дочка, Бог даст, на старших курсах замуж выйдет - хорошо бы за ленинградца, с квартирой. Ну, слава Богу.»

Почему-то вот только совсем нет радости в душе? Ах, грипп этот некстати, вот уж некстати...

Ириша, зайдя попрощаться, говорила:

- Ну, мам, ты же ничего почти и не видела. Ты еще приезжай. Это же такой замечательный город. Здесь есть куда сходить.
1985г.
1992г.