Отрывок номер три

Славься, славься ты, Русь моя!
Славься, родимая наша земля!
Да будет во веки веков сильна
Могучая наша родная страна!
"Иван Сусанин"

Простым российским мужикам посвящается...


Юрий мечтательно-неторопливо пришаркал в кухню и развалился на стуле, прислонившись спиной к стене, а боком к приятно-теплой поржавелой трубе отопления. Ему теперь совершенно не хотелось есть: не то, чтобы он утолил утренний голод двумя, хоть и крупными, тараканами - нет, просто ему жаль было перебивать чем-то (скорее всего, подкисшим четырехдневным борщом) их приятный вкус.

Юрий прикрыл глаза и начал размышлять о чем-то отвлеченном, что обыкновенно случалось с ним только в особые минуты жизни. Он постепенно отрывался мыслями от окружающего. Вдруг ему пришло в голову, что странно, как мы обычно выражаем эмоции. Вот, например, кому-то весело. Тогда он смеется или, по крайней мере, улыбается. А если, например, человеку очень грустно. Тогда он будет плакать. А почему именно так? Почему не наоборот: если весело - плачешь, если грустно - смеешся! Или можно было вообще как-нибудь по-другому! Скажем, стало тебе грустно - ты обоссался, а если весело - тогда обосрался! Вот бы смешно было!..

От этой мысли Юрий оперно расхохотался и при этом сильно напряг пресс. Вдруг он услышал и одновременно ощутил анусом, что пукнул, и может быть даже кое-что еще. Юрий не на шутку перепугался; под угрозой оказалось его самолюбие и достоинство. А что, если он и вправду сейчас обосрался? Как тогда станет он смотреть в глаза друзьям, знакомым... Недавняя бурная веселость разом сошла с него, осталось ощущение пугающей пустоты и неопределенности. Тут на всю кухню разэхолось громкое урчание у Юрия в животе, такое отчетливое, словно звук шел не изнутри, а снаружи...

Его охватило нетерпение: скорее, надо проверить! Что угодно, даже самое страшное, лишь бы только не это тревожное ожидание! Он медленно засунул дрожащую и мигом охладевшую руку в трусы и стал ощупувать. Кажется, словно что-то мокрое, а может, просто от холода... Он выташил руку и близко рассмотрел, потом понюхал... Фух!! Вроде, ничего! Попахивает немного, конечно, но для двухнедельных трусов это абсолютно нормальный запах.

Юрий встал и бодрее обычного, даже с претензией на легкость прошаркал до холодильника. От волнения ему вдруг захотелось срочно чего-нибудь съесть. Он достал большую кастрюлю с остатками борща, выташил из-под грязной посудной горы половник и принялся завтракать. Юрий хлебал зловонную жижу прямо из кастрюли, борщ ручьем стекал по подбородку и лился на майку и трусы. На его лице бородой висела плохо порезанная капуста, медленно сползала и пучками падала на пол. Наконец, Юрий достаточно наполнил желудок и бросил пустую кастрюлю с половником в раковину, судя по звуку, разбил там что-то. Он уже собирался было сесть и снова помечтать, на этот раз о чем-нибудь не таком опасном, но ему помешал прерывистый хриплый звонок в дверь. Постояв с минуту перед стулом и дождавшись, пока позвонили снова, на этот раз дольше и настойчивей, Юрий недовольно рыгнул, почесался и в каком-то неожиданном упадке сил развернулся и медленно поплелся открывать.

По пути к двери в коридоре он зацепился ногой за оттопыренный край старого коврика, который от невычищаемой грязи весил, наверное, раза в два больше, чем новый, не удержался и размашисто упал на пол. Поднялось густое облако пыли...

Юрий лежал и отчаянно матерился, звонок ревел, словно в агонии, в добавок в дверь стали стучать, так что она амплитудно вздрагивала. Наконец, пыль осадилась, Юрий кое-как встал, добрел благополучно до двери и повернул замок...

Славься, славься ты, Русь моя!
Славься, родимая наша земля!
Да будет во веки веков сильна
Могучая наша родная страна!

(тут бы следовало написать продолжение, но не хочу сильно растягивать отрывок, так что лучше сделаю рездельно)