Дрянь или рассказ...

Дрянь или рассказ о первой любви.


-Ты трус! Ты жалкий ничтожный трус! – она выплевывала эти слова мне прямо в лицо. – Еще стихи он о любви пишет, ничтожество! Да ты и не знаешь, что такое настоящая любовь…. Видеть тебя не могу!
И она отвернулась от меня.
 Я оглох и ослеп. Я впал в ступор, из которого не мог выйти. Я даже сказать ничего не мог. Я молчал.


С Вовкой Донцовым мы были закадычными друзьями, что называется «не разлей вода». Мы всегда были вместе, сидели с ним за одной партой, из школы шли домой вместе, потому что жили почти рядом. Я любил бывать у Вовки в семье, меня там хорошо принимали. Вовкин отец – флотский капитан первого ранга в отставке, был человеком интересным и добрым. Эти люди для меня, были пришельцами из какого-то другого мира, которого я не знал.
 
По моим представлениям, они жили очень богато. У них была большая квартира, обставленная мебелью, стояли кожаные диваны и кресла, а в комнате у Вовкиного отца на стене висел военно-морской флаг, какие-то приборы, по-моему, секстант, барометр и психрометр. И множество полок с книгами. Меня тянуло к этим людям, потому что через них я узнавал такую жизнь, о которой не знал и не мог знать. А главное, у них было очень много книг. Мне никогда не отказывали в просьбе почитать ту, или иную книгу. Я был сумасшедший книгочей. Я впитывал книги, как губка впитывает в себя воду. И мне все было мало, мало, мало…

Только приходя домой из залитой светом квартиры Донцовых, я видел, как мы были бедны. Какая некрасивая одежда была на маме. Как убого сидел на моем отце дешевый костюм, какая невзрачная у нас была обстановка в квартире. Даже света и того было мало - мы экономили электричество и у нас везде висели лампочки малого накала.

Впрочем, это не мешало нам с Вовкой дружить и он, бывая у нас дома, вроде как и не замечал, нашей бедности. И когда мама приглашала его обедать, Вовка с удовольствием ел, какой-нибудь водянистый суп из картошки и пшена, сдобренный ложкой подсолнечного масла. Он ел и похваливал. Так я и не успел понять, делал ли он это из вежливости или ему, действительно, было вкусно это есть.

Не успел, потому что в нашу с Вовкой жизнь вошла Зина. Зина - Зиночка-Зинуля. Ее отец был военным и его перевели в наш город, а Зину определили в наш класс. Я не успел опомниться, как Вовка оказался сидящим с ней за одной партой, а его место, рядом со мной, занял Колька Яшелин, второгодник и балбес.

А со мной произошло страшное – я влюбился в Зинку. С первого взгляда. Я не знал тогда еще, ЧТО такое любовь, но мне хотелось быть рядом с ней, видеть ее красивое лицо, пушистые ресницы и синие, как море глаза. Но…Вовка! Он не отходил от нее ни на один шаг, даже на перемене. У них быстро нашлись общие темы для разговоров – оба были дети военных.
 
Но все-таки Вовка оказался настоящим другом. Он познакомил меня с Зиной, назвал своим самым лучшим другом, представил меня, как будущего поэта и писателя. Я почувствовал, что Зину я заинтересовал.
С этого момента и образовался наш странный треугольник. Теперь мы всегда были вместе втроем, хотя Вовка бывал с ней наедине чаще.

 У меня было много домашних забот. Папа, фронтовик-инвалид, не мог переутомляться и многое приходилось делать мне. В том числе и обеды готовить, чтобы накормить пришедших с работы и уставших маму и папу.
Дом у нас был свой, а это дрова, уголь, вода из колонки. Те кто жил так, меня поймут. Я тащил на себе домашнее хозяйство.

 Единственное, чем я мог выражать свои чувства Зине – писать ей стихи. Я писал их ночами, а утром, украдкой, в раздевалке, всовывал свернутый листочек ей в руку. Она никогда не удивлялась и никогда мне ничего не говорила. Впрочем, как я заметил, она и Вовке не делала особых авансов.

А потом это случилось.

Мы шли через мост, о чем-то болтали. Вдруг Зина остановилась, повернулась к нам и сказала:
-Вот вы оба говорите, что любите меня! Так?
Мы с Вовкой молчали.
-Я хочу проверить вашу любовь, подвергнуть ее испытанию. Кто выдержит, с тем я останусь. Кто не выдержит - ему придется уйти. Совсем уйти. И не мелькать у меня перед глазами. Согласны?
Мы молча переглянулись. Вопрос был риторический. От нас не требовалось ответа. Мы должны были подчиниться.

-Так вот, - продолжила она, - кто пройдет по перилам моста, вон до того столбика, тот испытание выдержал. Тот действительно меня любит.
Мы снова переглянулись и поглядели на перила. Ширина их была в две человеческие ладони.

-Это глупо! – сказал я. – Я не пойду. Это дурость! Зина, не надо, пожалуйста!
Она задохнулась от негодования и лицо ее, стало вдруг очень некрасивым.
-Ах, так! – и она выдала мне в лицо свою гневную тираду. Что я мог сказать в ответ…? Я молчал.

-Э-э-эй! – услышали мы и я увидел Вовку идущего по перилам моста.
-Вот, ничтожество и трус, посмотри на человека, который по настоящему любит! – насмешливо сказала мне Зина.

В этот момент Вовка обернулся, улыбнулся нам, помахал рукой, снова повернулся глядя вниз на перила, и вдруг зашатался, отчаянно размахивая руками. Какие-то две-три секунды он пытался восстановить равновесие... и рухнул вниз!

Я бросился к перилам и успел заметить, как Вовка летит вниз, переворачивается в воздухе и падает спиной на бетонный клык ледолома, который был у каждой опоры моста. Я увидел, как Вовка сломался, как картонная кукла, соскользнул по наклонной стенке ледолома и мгновенно ушел под воду.

Мне рассказывали фронтовики, которые приходилось ходить в рукопашную, что потом, если оставались живы, почти никто не помнил, как все было. Как будто мозг отключался на это время, наверное с целью самосохранения, чтобы не сойти с ума.
 
Вероятно что-то подобное случилось и со мной. Последнее что помню, как кровь жарко бросилась мне в лицо. Очнулся я уже в воде. Как я прыгнул с моста, почему не разбился о воду - высота была приличная, ведь под нашим мостом ходили небольшие прогулочные теплоходы, я не знаю. Я ничего не помнил. Очнулся я воде, где сразу стал нырять приблизительно у того места, где ушел в воду Вовка.

Течение было здесь довольно сильное, меня относило, но я упорно возвращался к тому месту и снова нырял, пытаясь разглядеть что-либо в бурой воде. Я возвращался и нырял, нырял, нырял… Мне в голову не пришло, что таким течением Вовку могло отнести вниз. Я ничего не соображал. Мой мозг был полностью отключен.

Меня схватили и втащили в катер. Когда он подошел я не заметил. На меня набросили одеяло, меня о чем-то спрашивали, но я никак не приходил в себя. Потом словно сквозь вату я услышал, как один спасатель говорит другому:
-Давай, заводи! Этого быстро в больницу надо. Слава Богу, спасли, успели!
-Во-о-о-вка! – простонал я указывая на воду, - Во-о-ов-ка!
-Какой Вовка? Вовка какой? Вас что… двое было?!
-Да-а-а! – простонал я и заплакал. Я плакал и показывал спасателям рукой на воду.
-Двое??? – переспросил спасатель. Я видел сквозь слезы, как они переглянулись и один покачал головой.

В больнице я провел целую неделю. Я лежал и безучастно смотрел в потолок. Приходила мама, папа. Больше врач не велел никого не впускать. Мне приносили какие-то фрукты, сладости, но я не мог ничего этого есть. Я все отдавал соседям по палате.

Еще неделю я провел дома, иногда выходил на улицу и сидел на скамеечке у дома. Но, видимо таково свойство молодого организма – я стал возвращаться в себя прежнего. Я старался не думать о том, что произошло.
Я пришел в свой класс, сел на свое место и увидел, что место Зины пустует. Там снова сидел один Колян, и рядом со мной было пустое место.
Мне сказали, что Зину родители забрали из школы и она куда-то уехала, к бабушке что-ли… Меня это как-то не взволновало.

Вот так и кончилась моя первая любовь. Быстро и трагично. Конечно, потом я влюблялся еще не раз и не два. Но ее, Зину, я старался не вспоминать. Она для меня умерла, как и Вовка.

На этом я мог и закончить этот рассказ о своей первой любви, если бы не одно «но»!

 С Зиной я встретился еще раз. Почти через двадцать лет.

Тогда, после ранения, врачи, эти «помощники смерти», вынесли мне приговор: «Не годен к дальнейшей воинской службе», и сейчас я шел в Главное управление кадров, в надежде, что мне дадут еще послужить.

Я шел к Министерству обороны, когда увидел стоящую возле черной «Волги» женщину. Я узнал ее сразу, не смотря на прошедшие годы. Я остановился, потому что у меня перехватило дыхание. Она безучастно скользнула по мне взглядом, потом резко повернула в мою сторону голову и сделала шаг навстречу.

-Олег? – неуверенно спросила она. Я кивнул в ответ. Я стоял и смотрел на нее. Она была по-прежнему красива, богато одета, холеная и… надменная. Это явственно читалось на ее лице. Я стоял, смотрел на нее и молчал. Как когда-то.
-Ка-а-кой ты! – оглядывая меня сказала она. – Весь в орденах и медалях! За что столько наград?
-За трусость, в основном!
-Я тебя не понимаю! – сказала она.
-А что тут понимать? Я же струсил, не пошел по перилам! А Вовка пошел! Он любил тебя!

-Вот ты что вспоминаешь?! – сощурила она глаза. – Ну, если твоему дураку - другу приспичило тогда полезть на перила, я здесь не при чем! Если у человека нет в голове ничего, я ему свои мозги не вставлю!

Я никогда не говорил женщинам грубых слов. Но сейчас…

-Какая же ты все-таки дрянь! И я, и Вовка, эту дрянь любили… Дрянь!

Я повернулся и пошел к зданию министерства. Навстречу мне из дверей выскочил запаренный толстячок в генеральской форме, на ходу вытирая со лба пот. Не доходя до меня несколько шагов, он надел фуражку. Мы поравнялись и я отдал ему честь. Открывая дверь я обернулся и увидел, как толстячок-генерал и Зина садятся в машину. Машина тронулась. Я отвернулся, глубоко вздохнул и открыл дверь.