Очень по-японски...

Заглянув в Интернет, поразилась, сколь широко отмечала Россия 100-летие Цусимской битвы: церемонии по многим городам и весям, даже в сухопутной Рязани. Вообще-то правильнее было бы назвать эту дату - 14 мая - Днем поминовения павших моряков, потому что Цусимское сражение вошло в историю России как одна из трагических ее страниц.

В Маале-Адумим живет человек, восемь раз за последние четырнадцать лет побывавший на месте баталии, завершившейся разгромом русской эскадры, причем приезжал он по приглашению мэра города Нагасаки Хитоси Мотосимы. Принимали израильского гражданина в Японии с большими почестями. В чем тут секрет? Он двойной, но об том чуть позже.

«Никого из посторонних не было. Прессы тоже. Как не допущена она была на мою встречу с душами погибших в океане, в проливе между островами Цусимы и Ики у юго-восточной оконечности острова Кюсю, где 14-15 мая 1905 года ушли на дно моряки 29 кораблей Второй Тихоокеанской эскадры Российского флота, разгромленной адмиралом Хейхациро Того. В полночь с 9 на 10 октября 1991-го года, в точке похорон капитана первого ранга Юнга, командира броненосца «Орел», с борта японского эскадренного миноносца «Акебоно» мы с командиром - капитан-лейтенантом Кейсуке Ноги - сбросили венки в воды залива. Пушечный выстрел ударил вслед выкрику дежурного офицера: «Широта 35 градусов северной долготы, 135 градусов восточной!» Все. Кто еще-то помянет их, проигравших?

На рассвете, придя в Фукуоку, мы облетали на военном самолете Цусимские острова, ощетинившиеся хвойными лесами», — пишет в своих воспоминаниях Вениамин Додин.

...Представлю своего героя. Додин родился в 1924 году. С 1940-го по 1954-й находился в сталинских лагерях и ссылке, где спас от верной смерти группу японских заключенных, среди которых находился будущий мэр Нагасаки Хитоси Мотосима. Додин - автор более двух десятков книг, изданных в России и Японии, член Географического общества Академии наук России. Его мать, Фанни Лизетте ван дер Менк, была начальником госпиталя Преображенского полка, участвовала в пяти войнах начала века, и в том числе - в русско-японской войне 1904-1905 годов. Оперировала в день по 10-12 человек. Она была маленького роста и во время операций стояла на подставке. После падения Порт-Артура находилась в японском плену, продолжая врачевать русских и японских раненых, за что впоследствии была канонизирована японцами-синтоистами. В 1991 году при «Фонде Фанни Лизетте ван дер Менк» была создана «Независимая международная ассоциация помощи жертвам геноцида и произвола» (IVAR).

«Потом было шествие на кладбище Инаса, возложение венков к могилам русских офицеров и матросов, скончавшихся от ран, полученных при осаде Порт-Артура, церемония поминовения погибших в той войне экипажей кораблей Второй Тихоокеанской эскадры, расстрелянной у Цусимы, - пишет в своих воспоминаниях Вениамин Додин. - Затем мы посетили монастырь Инаса, где после Цусимского сражения в течение нескольких месяцев работала моя мама. И тут я впервые увидел ее портрет в святилище японского храма и принадлежавшие ей записи и бумаги, которые японцы берегут как бесценные реликвии. Тогда же я узнал от хранителя храма Гошинджи, достопочтимого Иошияку Кицу, духовника императора и моего «кровника» по сталинским лагерям, что причиной почитания моей мамы в Японии явилось ее участие в выхаживании члена императорской семьи Сейко Тенно, раненого у Цусимы».

- Во всей этой истории есть еще одна интересная деталь, - говорит мне Вениамин Додин, держа в руках судовой журнал командора корвета «Геде» Королевского флота Батавии (Голландии) Симена Шиппера, который в 1855 году вместе с экипажем прибыл на помощь жителям терзаемого чумой города-порта Нагасаки. Сделав все что мог, он сам заразился и умер. Вопреки традиции, Шиппера похоронили не по морскому обычаю, а на кладбище Инаса, где спустя полвека были погребены и русские моряки, погибшие в Цусимской битве. - Моя мама была внучатой племянницей Симена Шиппера. И в 1905 году японцы привели ее на могилу предка. А спустя еще 86 лет, осенью 1991 года, мэр Нагасаки Хитоси Мотосима привел к тому же надгробию и меня, его дальнего потомка. Круг замкнулся.

...Со своей матерью Вениамин Додин встретился в ссылке, после длительной разлуки - оба провели в лагерях долгие годы. Спустя много лет Додин восстановит в памяти то, что рассказывала ему мать в 1953 году о событиях русско-японской войны, и опишет их в своих мемуарах:

«В одну из ночей, сидя на постели напротив раскаленной каменки и завернувшись в доху, вспомнила мама об уютном домике в Нагасаки: - Дом стоял в чудесном саду. Мы тогда работали сутками, меняя друг друга в операционной после получасовой «отлежки» на татами. Наша Вторая Тихоокеанская эскадра была уничтожена. Десятки тысяч раненых моряков, подобранных победителями, ожидали врачей - тоже совершенно обессиленных. Я думала только о сне, а когда падала на циновку, сон не приходил. Потом я поняла, что заболеваю. Ноги мои были сплошной раной от непрерывного стояния во время операций - мне затягивали их портянками до самых колен и обливали кипящей настойкой из какой-то травы. Кожа лопалась. Словом — вот он, путь инфекции. Двигаться я больше не могла. Хозяйка дома Мирои-тян и две ее служанки ухаживали за мной, как за ребенком, отпаивая корешками и травками. Им хотелось знать, кто я, зачем на войне и вообще с какой стати ввязалась в это совсем не женское дело? И тут мне вспомнилось, совершенно случайно, что в моем роду я не первая, кто спасал раненых. В 1899 году дядька мой, врач, отправился на англо-бурскую войну в Южную Африку и там погиб. А за 54 года до него родной брат моего деда Шиппер пришел с судном Голландского королевского флота в Нагасаки на помощь охваченному чумой городу... Когда мне разрешили ходить, неожиданно явились гости - премьер-министр Японии Таро Кацура в сопровождении мэра Нагасаки Иосуе Норимото. За чаем они поблагодарили меня за труд в операционных Киото и в лазарете монастыря Хосиндзю, опекаемого самим императором, дядю которого, Сейно, я, по их словам, «заставила» выжить и встать на ноги. Потом - представляешь? - они привезли меня на
кладбище Инаса и там, в голландском секторе, подвели к гранитному надгробию. Не веря своим глазам, я прочла на
камне: «Могила номер 27. Симен Шиппер. Инженер-капитан корвета «Геде», 11 августа 1855 года». Мне кажется, только японцы могли сделать такой подарок моей памяти. Казалось бы, двоюродный дед, полстолетия прошло, и вдруг эта встреча - на другом "конце земли... я расплакалась. Мои провожатые тоже были взволнованы. Когда мы вернулись домой, нас встретила не Мирои-тян, а ее дядя - адмирал. Был он не по-японски высок. Не по годам строен. Красив. Посеребренные виски и бородка. Светлые глаза. Повседневный мундир без каких-либо регалий сидел на его атлетической фигуре как влитой. От этого человека веяло железной волей. Но затаенная грусть таилась в его глазах. В это время Таро Кацура представил мне адмирала: «Хейхациро Того». Имя я пропустила мимо ушей — уж
слишком по-домашнему, по-родственному встретил он меня и даже обнял. С племянницей своей Мирои-тян Того-сан обращался очень нежно. Я вспомнила рассказ нашей гостеприимной хозяйки о
том, что дядя воспитывал ее с четырех лет. Гости ушли за полночь, я с коллегами удалилась на свою «половину». Мы
уже ложились спать, когда к нам постучался отправлявшийся к своей эскадре Того-сан. Он пожелал доброй ночи, поцеловал всех в лоб и ушел, оставив в комнате чуть уловимый запах угля. На другой день в лазарете у операционного стола я услышала новость, которая меня просто сразила: оказывается, вчера в Нагасаки был с визитом человек, расстрелявший в Цусимском проливе Вторую Тихоокеанскую эскадру российского
флота - адмирал Хейхациро Того. Только тут у меня все связалось…»

- Мамы уже давно нет на свете, - говорит Вениамин Додин, - но я до сих пор помню ее потрясение, когда она рассказывала мне об этом эпизоде.

- В этой истории не хватает начального звена, - обращаюсь я к Додину,- как ваша мама попала на русско-японскую войну?

- Она уехала туда вслед за своим женихом, военным хирургом Мишелем Вильне. Они обвенчались в Маньчжурии весной 1904 года, а в декабре Мишель уже погиб при взрыве Второго
форта в пору осады Порт-Артура. Там, в Японии, и похоронен. Позднее мама вышла замуж во второй раз - за моего отца Залмана Додина.

- Одна часть истории мне теперь ясна, а вот что касается второй... Выше вы назвали хранителя храма Гошинджи своим «крестником» по сталинским лагерям. Что это значит?

- В 1948 году в нашем лагере оказались заключенные японцы, получившие стандартную «десятку», но они, с их честным отношением к труду, уходили в течение считанных недель. Немало
их полегло на строящейся трассе Тайшет - Усть-Кут, - рассказывает Додин. - А я был занят на кессонных работах:
строился большой мост через Ангару, нас опускали в легких водолазных костюмах под воду, где мы, находясь под «колоколом», «вгрызались» в основание скалы, устанавливая деревянные срубы, которые затем заливались бетоном.
Кессонщики, в отличие от других заключенных, работали всего четыре часа в день и их хорошо кормили. Я своим «усиленным питанием» делился с японцами, потому что им выжить было
сложнее, чем русским. Мне не раз приходилось сдавать для них кровь - на работе заключенные нередко калечились.Оказывается, японцы этого не забыли: они искали меня в течение 40 лет и в конце 80-х нашли - я жил тогда уже в Москве. Так я попал в страну, где в разное время сошлись две судьбы — моя и мамина.

— Какое впечатление произвела на вас Япония?

- Вы знаете, в первый раз я ее просто не увидел, потому что впечатления от встреч с людьми, которые меня там принимали, вытеснили все остальное. Я ведь увидел не только тех, кому помогал в 48-м году в лагере, но и их детей, внуков, и каждый из них непременно хотел принять меня в своем доме. Саму Японию я разглядел позже, в последующие приезды. Я побывал в тех местах, где мама останавливалась с госпиталем, - в Киото и Нагасаки. Я, как и она, очень полюбил эту страну и ее народ.

«Позади яркие, в традиционном стиле приветствия граждан Нагасаки, выступления спортсменов, парад с участием национального оркестра... И все это для меня. Не понимаю, почему такая честь? Не выдержав чувства неловкости за все эти совершенно не заслуженные мною знаки внимания, я говорю об этом сопровождающему меня повсюду Мотосиме. Помолчав, мэр тихо говорит мне: «Япония отдает свой неоплатный долг вашей матери и благодарит, как может, вас, Додин-сан, за все, что вы в страшные сталинские годы сделали для японских мучеников. Разве жалкие наши попытки отблагодарить вас могут быть сравнимы с вашим подвигом?» - пишет в своих воспоминаниях Вениамин Додин.

- Как японцы отмечают свою победу при Цусиме? Есть ли там обелиски, установленные в честь их триумфа над русскими? - спрашиваю я Вениамина Додина.

- Меня поразило, что у японцев вообще нет такого понятия. Да, у них канонизированы люди, отличившиеся при защите родины, но этим все и ограничивается. Например, адмирал Того после
Цусимского сражения был возведен в национальные герои и получил почетную должность наставника сына императора Иосихито - будущего императора Японии Хирохито. И в разговорах о событиях прошлого я ни разу не почувствовал с их стороны этого оттенка превосходства, который присущ победителям. Мне это отчасти напомнило отношение американцев к героям Второй мировой войны. Если в России таковым мог быть провозглашен снайпер, убивший 157 противников, то в США - повар с маленького эсминца, спасший из воды 26 человек - пассажиров тонущего парохода, за каждым из которых он нырял. Для японцев битва при Цусиме - главным образом исторический факт. Упоминая об этом событии, они не употребляют слов «победа», «разгромили»... Японский флот защитил острова от вторжения противника, не более того - такова их оценка. Могилы защитников, похороненных в храмах, почитаемы, но это - почтение к людям, умершим доблестной смертью при защите отечества. В японских календарях нет «красной даты», связанной с этим событием, и помпезных празднований они не устраивают.

- Насколько я поняла, японцы ухаживают и за могилами русских моряков, погибших в Цусимском сражении.

- Да, и ухаживают очень хорошо. Я не увидел там запущенных могил. Более того, накануне моего приезда в Нагасаки в прошлом году там разыгрался страшный ураган, а когда он улегся, жители города вышли, чтобы очистить территорию кладбища Инаса от сломанных веток. И еще меня поразил такой факт: у японцев есть книга с нумерацией могил и подробными сведениями о каждом, кто там похоронен, вплоть до деталей
его биографии, причем речь идет не о своих, а о чужаках, среди которых немало русских моряков. Это очень много говорит об их отношении...

- Как сегодня выглядит место, где сто лет назад произошла Цусимская битва?

- Также, как и тогда. Море, пустынный берег каменистого острова, поросшего лесом, и все. Я смотрю на эту столетнюю дату как на юбилейную веху в эстафете милосердия. Ведь что такое война? Еще одна лужа крови, еще одна позорная страница в человеческой истории. «Государство может послать своих
граждан на убой, и только сами люди могут совершать нормальные поступки и делать то, что сделали вы», - так сказал адмирал Того моей маме, когда в 1906 году провожал ее лазарет, отправлявшийся из Иокогамы на английском пароходе домой, в Россию.

Написано к 100-летию Цусимской битвы в 2005-м году