Возвращение

Вот уж десять лет как отгремела Великая Отечественная война, оставив в душах людей незаживающие раны. Огромная страна, раскинувшаяся от Карпатских гор на западе, до холодных вод Берингова пролива на востоке, постепенно возвращалась к мирной жизни.
Федотовна жила в рабочем поселке на окраине крупного промышленного города, где ей выделили отдельную комнату в бараке, как бойцу трудового фронта, работавшего на оборонку и получившего контузию в результате взрыва на шахте. Обстановка в ее жилище была примерно такая же, как у большинства живущего здесь барачного населения, состоящего в основном из потомственных работяг и "опролетарившихся" крестьян, покинувших деревню и приехавших в город искать лучшей жизни. Один угол занимала большая печь с железной плитой. Рядом с ней у стены стояла двуспальная железная кровать, над которой висел плюшевый ковер с изображенными на нем двумя оленями на фоне далеких белых гор и темно-зеленых елок. Напротив кровати размещался большой дерматиновый диван, а между кроватью и диваном у единственного окна втиснулся круглый стол, крытый белой скатертью с большими висящими кистями, модными в то время.
Война жестоко обошлась с Федотовной. Ее младший брат возвратился с фронта весь израненный, получив осколочное ранение в живот, а муж пропал без вести во время ожесточенных боев с немецко-фашистскими захватчиками, защищая славный город Ленинград. И это было вечной болью для нее. Прожили они вместе более двадцати лет, вместе жизни радовались, вместе печалились, вместе детей растили, голод перетерпели, тифом переболели.
Воевать ему довелось в пехотной дивизии на берегах Невы. В скупых письмах на трудную солдатскую долю не жаловался, но служивший с ним в одной роте сосед, комиссованный из армии по ранению и вернувшийся в родную деревню, рассказал, что бывало у них частенько на передовой жарче, чем в аду.
Пропал без вести – это еще не погиб. Это значит, что есть еще надежда. После окончания войны поползли по обескровленной стране слухи, что якобы многие из наших солдат оказались в плену у американцев, что их там не обижают, кормят неплохо, жилье дали, а вернуться они сейчас не могут, потому что… – и дальше шепотом, – потому что Америка с нами отношения испортила. Подождать надо немного. Дайте срок. Вот укрепится в стране новая власть, после смерти Сталина, осмотрится немного, и вернутся на Родину те, кто вынужден жить сейчас на чужбине.
С этой мыслью Федотовна и жила эти послевоенные десять лет. Все ждала. Вот-вот откликнется. Не одна ждала, дочь, получив похоронку на мужа, тоже верила, что отец жив и вот-вот вернется с войны. И внучка, оставшаяся без отца, мечтала о том, что хоть дедушка да придет.
Как-то раз, засидевшись до глубокой ночи за штопаньем старой одежки, Федотовна, намаявшаяся за рабочий день, собиралась спать, но пока еще не уснула, а лежала в полудреме на кровати, подложив под спину большую мягкую подушку и укрыв одеялом ноги. Думала о муже. Может, ранен? Может, калекой стал? Может, боится обузой быть? Пусть бы только вернулся, каким угодно, приняла бы, не выгнала.
Вдруг тихо открылась дверь. Федотовна подняла глаза и нежданно-негаданная радость захлестнула ее горячей волной.
Муж, живой и невредимый стоял на пороге и улыбался ей.
— Как ты тут без меня, Полюшка?
— Слава тебе господи! — воскликнула Федотовна, и слезы радости потекли по ее щекам. — Дождалась, наконец-то! Чего же ты стоишь в дверях, проходи к столу. Я сейчас борщ согрею.
— Ты погоди немножко. Я сейчас уйду, но скоро вернусь. Ты только дождись меня, и спать одна не ложись, — уходя, он обернулся. — Не ложись спать! Меня жди!
— Куда же ты! Только что пришел и сразу же опять куда-то уходишь? — недоумевала Федотовна.
— Так я же ненадолго, — он вышел и прикрыл за собой дверь.
— Вот радость-то, какая, муж с войны вернулся, — Федотовна вытерла слезы, встала с кровати, чтобы достойно встретить своего долгожданного супруга. Она извлекла нераспечатанную бутылку водки из сокровенных запасов, приберегаемую как раз для подобного случая, достала белый хлеб, поставила на электроплитку кастрюлю с борщом, чтобы муж, который с минуты на минуту должен был вернуться, не ждал бы ее, а пришел – и сразу за стол, в красный угол, как дорогой гость.
Сделав все, она села к накрытому столу, не веря своему счастью, что наконец-то и на ее улице наступил праздник. Она перебирала в памяти давние эпизоды из их совместной жизни, как встретились, как расстались.
Прошло уже более часа, а муж все не возвращался.
"Наверное, на вокзал за вещами поехал, – подумала она – Или с военкоматом какие-то вопросы решает, сейчас с этим не менее строго, чем раньше".
Тут ее взгляд упал на дверь, и ее словно током пронзило. Дверь была заперта на крючок.
"Что же это такое? Неужели привиделось?"
В это время до ее слуха донеслись крики, кто-то пробежал по коридору, и в дверь громко застучали.
— Просыпайся, Федотовна! — раздался истошный крик. — Барак горит!
Федотовна сидела на кровати, не в силах пошевелиться. Какое-то оцепенение напало на нее, сковало руки и ноги. Происходящее медленно доходило до ее сознания.
Кто-то сильно дернул дверь, выдернув крючок. В комнату вбежал зять, живший с ее дочерью и внучкой в соседнем бараке, стоящем напротив. За ним в коридоре клубился дым, тянуло гарью.
— Ты что тут расселась, как на именинах? Горим! — он схватил за ножку тяжелый табурет и сильным ударом высадил окно. Свежий ночной воздух ворвался в комнату и проник дальше в коридор. В ответ из коридора в комнату рванулось рыжее пламя.
Зять выбрасывал в окно вещи, первыми попадавшиеся под руку. Швырнул подушку, сорвал со стола скатерть, старый чемодан. Потом схватил Федотовну за руку и почти силком вытолкнул в окно.
— Одеяло мое, одеяло, — бормотала Федотовна, будто в полусне.
 — Вот твое одеяло, — зять схватил одеяло и, бросив его в окно, выскочил сам.
Огонь, расправившись в один миг с дверью, обитой снаружи старой клеенкой, прикрывающей не менее старый войлок, в один миг охватил всю комнату.
Федотовна стояла на безопасном расстоянии от полыхающего барака, накрывшись спасенным одеялом, и смотрела скорбным взглядом, как пламя пожирает сухое дерево, подобно рыжему петуху с длинным оранжевым хвостом, перелетающему из одного окна в другое.
"А у меня под матрацем пенсия была спрятана. На что я теперь внучке конфеток куплю, ведь обещала", — отрешенно думала Федотовна, и непонятно было, сожалеет она о сгоревшем в пламени пожара добре, печалится о муже, так и не вернувшемся с войны, или радуется тому, что сама осталась жива, ведь многие после той ночи, так и не проснулись.

2007