Случай в кафе

Нина исподлобья взглянула на старика. Тот увлеченно что-то писал в блокноте огрызком карандаша. Седые волосы свисали на ссутуленные плечи неопрятными лохмами. Джинсовый костюм посетителя тоже был не первой свежести – и куртка, и штаны выглядели страшно заношенными. Из-за массивной ножки столика, за которым сидел дед, Нине не было видно обуви, но она и так ясно представляла себе кургузые заношенные кеды, купленные лет пять назад на ближайшем базаре. Откровенно говоря, дед походил на бомжа. И хоть от него и не воняло, да и заказ он оплатил честными, мятыми десятирублевками, Нине клиент был неприятен. «У Зари» – это не ресторан, конечно. Кафе. Смена – четыре человека: повар, менеджер, и две официантки. Крошечное бизнес-ланч заведение - перекусил и ушел. Но этот сидел уже час, сожрав свое пирожное и выпив кофе, строча в блокнот и распугивая непрезентабельным видом клиентов.
Нина, конечно, себя накручивала – посетителей в этот час всегда было негусто, а кроме того, сидел дед в дальнем правом углу и был почти не виден с улицы. У противоположной стены, под веерообразными листами пальмы сидели двое молодых парней, что-то с жаром обсуждавших. На одном была розовая кепка и серьга в ухе и шерстяной свитер, другой кутался в кожаную куртку с настороженно поднятым воротником. «Гомики» - презрительно подумала Нина. Через стол от этой парочки, ближе к стойке, сидела довольная жизнью семья – симпатичный усатый папа, худосочная мамаша моложе его лет на пять, и развеселый карапуз лет четырех, пухлощекий, с удивительно синими глазами на ясном лице. Семья заказала почти весь ассортимент пирожных и молочных коктейлей и теперь с энтузиазмом все это поглощала. Малыш подавился «заварным» и отец похлопывал его по спине, пока чадо откашливалось. Вот и все посетители. Солнце ломилось в широкие окна кафе, оставляя на полу длинные желтые полосы, в которые вплетались тонкие тени ножек столов и стульев. Сплит-системы у входа исправно работали, и в зале стояла приятная прохлада. Но Нина все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Она никак не могла понять, в чем дело, накручивая на палец локон угольно-черных волос. В кафе царило предобеденное затишье. Димка, менеджер, сбежал по каким-то своим делам. Инка, напарница, ушла на кухню, окучивать рыжего повара, с которым уже вторую неделю крутила любовь. А Нину мучило чувство, что она что-то забыла. Что-то важное. Случившееся, может быть, только вчера. Но что вчера? Хахаль, Сережка вел себя хорошо, даже, под конец вечера, угрожал предложением руки и сердца – судьбоносному событию помешали только шиканья соседей по кинозалу и пьяная забывчивость. Но лиха беда начало…Она улыбнулась, вспоминая вчерашнее. Все хорошо. Червям беспокойства поживиться нечем. Может быть, это «что-то» было сегодня?
Нина продолжала думать. Колокольчик, закрепленный над дверью, не звенел, клиентов не было, но смутное беспокойство все равно мешало расслабиться и получать удовольствие от замечательного, беззаботного весеннего дня. Будто забытая важная вещь, про которую помнишь, что она есть, но никак не вспоминаешь, в чем же она заключается. В зале было тихо: старик общался с блокнотом, парочка увлеченно шепталась, семья объедалась сладостями. Мальчишка сосредоточенно пускал пузыри в коктейле сквозь соломинку.
В самом-то деле, что такое? Нине стало жарко, потом по телу прокатилась ледяная волна, затем снова бросило в жар и на лбу выступили капли пота. Она машинально промокнула их салфеткой, скомкала ее и запихнула в карман платья. Какая-то мысль настойчиво стучалась в двери сознания, но стеснялась войти. «Может, родители?» - вдруг екнуло сердце – «Я давно не звонила!» Да нет, что за чушь, звонила только вчера, утром, все у них в порядке, отец от телевизора не отходит, мать связала ей новую – которую уже – кофточку. Нет, не то…но что же тогда? Нина вытащила из кармана зеркальце, поправила челку, улыбнулась отражению. Все в порядке. Самый обычный день. Только жарковато. Она взяла с полки пульт сплит - системы, и подошла к тихо гудящему ящику над дверью кафе. Из сплита лился восхитительный поток холодного воздуха, и она чуть постояла под ним, зябко поводя плечами. Потом еще на два деления увеличила уровень охлаждения. Вот так! Когда она шла назад, все еще пытаясь убедить себя в том, что этот день лишь один из сотен, а интуиция гроша ломаного не стоит, ее взгляд упал на старика. Он все так же сидел над блокнотом, энергично вдавливая буквы в белую кожу бумаги.
Нину кольнуло любопытство – что же он пишет? – которое неожиданно сменилось злостью. «Какого хрена он тут расселся? Разреши одному, так завтра здесь полгорода будет штаны просиживать. Тоже мне, читальный зал нашел.» Нина оглянулась – Инка еще не вернулась. «И ты у меня узнаешь, дорогая, как волынить на работе!» - подумала она. Смутное чувство ушло на задний план, оставив только чистое раздражение. Нина развернулась и пошла к столику старика. Солнечные лучи странным образом подсвечивали грязные патлы – они казались снежно-белыми, и сам старик выглядел этаким Львом Толстым, зашедшим дописать пару глав «Войны и Мира» в захолустном кафе, гоняя кофеек. Нине вдруг померещилось, что непрезентабельная внешность старика – не более чем старая змеиная кожа – и под ней таится нечто гладкое, гибкое, мощное. «Змеиная кожа…вот чушь!» - отфутболила она непрошеную мысль.
- Простите – обратилась Нина к старику, не отрывавшемуся от блокнота.
Тот поднял на нее глаза. Они оказались неожиданно живыми, искристым и веселыми.
- Девочка моя, а можно мне еще кофе? И круассанов? – подмигнул он ей. Нина осеклась. «Какая я тебе девочка, дед...» Но эти слова почему-то смягчили ее. Так всегда называл ее отец – когда еще мог поднять ее на руки, а его щека не дергалась от перенесенного инсульта. Она зачем-то улыбнулась деду и пошла к кассе, отсчитать сдачу с новой порции мятых десяток.
Наливая в чашку горячий кофе и вдыхая терпкий аромат – как ни странно, он до сих пор не успел приесться, - Нина вновь ощутила это странное чувство, сродни дежа-вю. Ей показалось, что она почти вспомнила, когда колокольчик у двери звякнул. Нина бросила туда короткий взгляд. К стойке шел высокий молодой человек в черной куртке и джинсах. Куртка парня была наполовину расстегнута, и Нина видела надпись «Ария» большими угловатыми буквами. Ботинки нового посетителя негромко постукивали по кафельному полу кафе. Нина поставила чашку на поднос. Парень подошел к стойке и улыбнулся.
- Здравствуйте.
- Добрый день! – улыбнулась Нина в ответ.
- Девушка, можно мне мороженого? Захотелось вот чего-то…- словно оправдываясь, произнес молодой человек.
- Конечно…- Нина повернулась к витрине, уставленной лотками с мороженым, мельком глянув на столики. Семья доедала свой обед, геи сдвинули стулья и сидели теперь почти в обнимку. Старик…старик смотрел прямо на нее и с довольным видом улыбался. «Как кот на сметану.» - подумала она, и, непонятно почему, испугалась. Ненормальный какой-то.
- Вам какого? - спросила Нина, занося ложку над лотками с разноцветным мороженым.
- Мне…ахххм…мне все деньги из твоей кассы, и в темпе стакатто. Валяй красавица, не то пулю словишь. Въезжаешь в тему?
Она подняла глаза - из руки посетителя, словно дрессированная змея, глядел ствол пистолета. Только теперь Нина заметила подозрительные пятна на черной футболке, и длинный, кое-как заштопанный порез на рукаве куртки. И только теперь заглянула в глаза парня – совершенно пустые, со зрачками не меньше пистолетного дула. Эти страшные глаза бегали, вращались, рассматривали все вокруг со странной пытливостью новорожденного, а рот кривился в постоянной ухмылке, которую она приняла за дружелюбную улыбку.
 «Наркоман!» Нина тихо взвизгнула и выронила ложку.
- Ты-ты-ты чё, тупая? – так же тихо, не повышая голоса произнес нарик. – Не ори, дура, башку твою замечательную я сейчас мигом снесу. Улыбайся-улыбайся-улыбайся, и давай сюда деньги.
Нина послушно растянула губы в деревянной, дежурной улыбке. Взгляд законченного наркомана не обещал ничего хорошего. Поверх его плеча она взглянула в зал. На них никто не смотрел. Старик ожесточенно грыз карандаш, глядя в блокнот. Нина отвела взгляд. Это даже лучше, помочь ей сейчас они все равно не могут, а вот подставить – запросто. Она подошла к кассовому аппарату. Открывая его, Нина незаметно опустила левую руку пониже, нащупала кончиками пальцев упругую, гладкую кнопку на обратной стороне стойки, и нажала ее, сломав ноготь. Она страдальчески поморщилась. Наркоман ничего не заметил.
- Па, я хочу еще ма-ароженого! – затянул мальчишка. «Не сейчас, милый, вот только не сейчас. Потому что какое там мороженое, тут без головы можно остаться!» На фоне истерики, воцарившейся у Нины в голове, промелькнуло удовлетворение – предчувствие непонятно чего растворялось, доказав свою состоятельность.
У входа гудел сплит. Наркоман стоял, не сводя с Нины глаз и дула пистолета. Может, кнопка не сработала? Нина содрогнулась. Нажимать на нее Нине не приходилось ни разу за два года работы здесь, и она не имела ни малейшего понятия, работает ли кнопка вообще. Нина стала выгребать деньги из кассы - за счет любителей утреннего кофе выручка была приличная. В голове мелькнула мысль, а не уронить ли несколько сотен, а потом прикарманить. Мелькнула и пропала – черный зрачок пистолета гипнотизировал. Нина протянула растрепанную пачку денег грабителю. Тот ухватил их левой рукой и засунул в карман куртки. На улице послышался громкий разговор. Проехала ,притормаживая, машина. Из колонок неслись пробирающие до костей басы. Нарик затравленно обернулся к двери. Потом опять остановил на Нине свои блуждающие глаза. Он даже не пытался заглянуть в вырез платья, и это было еще страшнее, чем зрачок пистолетного дула.
 - Так! Что там, кухня? – он чуть заметно повел стволом пистолета, указывая Нине за спину.
- Да.
- Выход там есть?
Нина кивнула.
- Ну так пошли, моя родная, что же мы не идем никуда, что же мы стоим? – глаза его блеснули сумасшедшим, лихорадочным весельем. – Ну-ка, подожди.
Он быстро обежал стойку – ботинки стучали по кафелю, как в безумной чечетке - и ухватил Нину под локоть. Пистолет он прижимал к правому боку, и выглядело это, будто у него острый приступ почечных колик. Нина чуть не улыбнулась.

- Идем, идем, идем, проводи меня до порога – забормотал нарик, таща ее к кухонной двери. Нина оглянулась. Один из геев провожал их любопытным взглядом. Семья, похоже, собиралась уходить. Старик по-прежнему писал, и волосы свешивались ему на лицо – он походил на неведомое чудовище, только что вынутое из моря.
Нарик боком протиснулся внутрь кухни, таща Нину за собой. Как только дверь за ними закрылась, он неожиданно визгливо заржал, толкая Нину локтем в бок. Она тоже ахнула, а потом нервно рассмеялась.
- Го-олуби! – вскрикнул наркоман.
Повар и Инка, застигнутые врасплох, поспешно отодвигались друг от друга. Смех нарика прервал очередной поцелуй и партию горячих объятий.
- Да у вас тут бордель, а? – завизжал наркоман совершенно ненормальным голосом.
- Что?.. – начал повар.
- Нехорошо! – вскрикнул нарик, смешно растягивая гласные, и неожиданно врезал рыжему рукоятью чуть пониже уха. Тот рухнул на кафельный пол, ударившись плечом об угол плиты. Инка тяжело осела на пол следом за ним, встретившись на секунду глазами с блуждающим взглядом нарика. Он снова заржал и перешагнул через упавшего повара, пятясь, добрался до узкого коридорчика в конце кухни и исчез в нем. Нина облегченно вздохнула. Никто не пострадал, не считая рыжего недотепу, да и тот не насмерть, оклемается. Все хорошо, что хорошо кончается. Но тут раздался яростный вскрик, приглушенный удар, и грабитель вернулся.
- Там закрыто, ты понимаешь меня, там совсем, совершенно закрыто, ты издеваешься, я сейчас убью тебя, где ключ, ключ, ключ? – теперь он постоянно визжал тонким, девчоночьим голосом, а глаза были, как у огромной жабы – темные, пустые, болотные. Казалось, в них отражается весь окружающий мир, до мельчайших деталей – но искаженно и неправдоподобно. Нарик подскочил вплотную к Нине, и она могла видеть каждую жилку внутри этих жутких глаз.
- Йиииклюууч! – закричал он, дыша на нее кислым запахом изо рта, и она наконец сообразила – на задней двери кафе стоял старый, советский замок, который и изнутри и снаружи открывался ключом. Она совсем забыла об этом. Димка, их непутевый менеджер, давно обещал поменять, но все забывал, и вот теперь этот замок мог стоить ей жизни!
- Ключ на полке, там, я сейчас принесу…- Нина засуетилась, рванулась в зал, совершенно забыв о черном зрачке пистолета.
- Куда, стерва? Пошли-пошли, но только вместе! Мы с Тамарой ходим парой, лесбиянки мы с Тамарой! – слова он растягивал и коверкал, иногда переходя на визг, но скорость реакции оставалась потрясающей, как у накачанного допингом спортсмена – нарик мгновенно схватил ее за руку и дернул назад, не успела она сделать и шага. Получилось будто па какого-то странного танца. «Боже, да он ведь и правда на допинге. Еще каком допинге! Спортсмен. Мастер спорта по бальным танцам» - подумала она, и истерически засмеялась, когда нарик тащил ее обратно в зал.
- Веселимся! – он недобро оскалился и тоже засмеялся. Едва белая, с круглым окошком дверь распахнулась перед ними, как Нина увидела стоящий под окнами кафе УАЗик охранной службы. Сердце забилось в груди, гулко ударяясь о ребра – или это были удары пульса в ушах? Нарик толкнул ее в сторону полок справа.
- Ключ! – рявкнул он. Он совершенно зациклился на этой идее, будто боясь выйти из кафе тем же путем, что и вошел. На этот раз обернулись все посетители кафе. Нина зашарила по полкам, нащупывая ключ, потому что была уверена – если внимание нарика сейчас же не перестанет на ней концентрироваться, на свете станет одной официанткой меньше. Но тут раздался детский вскрик, и она обернулась, обессилено привалившись к полкам спиной. Испуг, прозвучавший в юном голоске, словно сломал какую-то перегородку у нее внутри. Страх и покорность, оглушение неожиданной ситуацией – все это уходило, утекало куда-то, как вода, когда из ванны вытаскивают пробку – медленно, но неотвратимо.
Симпатичный усатый папа оказался еще и умным и сообразительным – совсем как Птица Говорун. Похоже, семья уже выходила из кафе, когда он заметил размахивающего оружием нарика. Среагировал папа молниеносно – с тех пор, как Нина с грабителем вышли из кухни, прошло не больше пяти секунд, а папа успел повалить жену и ребенка на пол, и прикрыть их своим телом. Они так и лежали бесформенной грудой между двух поваленных столиков, чуть влево от входа, а нарик исходил визгливым смехом, роняя капли слюны на кафель пола, давясь и задыхаясь. Обе руки он прижал к животу, буквально изнемогая от смеха, и согнулся в три погибели. Геи сидели неподвижно, с одинаково вытянутыми лицами и яркими губами, они напомнили ей страусов из советских мультфильмов – те же вытянутые шеи, то же выражение вселенского знака вопроса в глазах. Старик крутил в пальцах карандаш – даже крик малыша не отвлек его от бумаги. Пальцы левой руки нетерпеливо постукивали по лакированной поверхности столика.
Нарик продолжал хохотать, глядя на неподвижно лежащее у входа семейство. Малыш пытался барахтаться, но отец только сильнее прижимал его к полу. «Вот! Сейчас!» - пронеслось шальной пулеметной очередью в голове у Нины. «В герои лезешь, кроха?» - спросил где-то в голове суховатый голос, напомнивший ей отца. Она не обратила на него внимания. Полуобернувшись, Нина схватила с полки стеклянный графин с литыми, массивными гранями, и двинулась к грабителю. Но она опоздала. В кафе уже входил дядя Жора, лысый толстячок – охранник из агентства, каждый вечер собственноручно ставивший кафе на сигнализацию. Балагура дядю Жору любили все три смены официанток – за беззлобные шутки и манеры записного ловеласа, несмотря на приличный животик и обширную лысину. Нина смотрела на него, чувствуя, что еще немного, и она, как Инка, свалится в обморок. В жизни редко случается такое нагромождение абсурда, что рассудок не выдерживает, по крайней мере, Нина всегда думала именно так – но вот сейчас был как раз такой случай. Посреди кафе стоял чокнутый наркоман, с раззявленной пасти которого капала слюна и глаза глядели, как два входа в бездонные пещеры – а охранник, профессионал, спокойно открывал дверь, не потрудившись даже вытащить оружие. Возможно, он думал, что глупышки-официантки случайно надавили тревожную кнопку. Возможно, он не мог поверить, что люди в черной коже и под наркотой могут днем грабить вполне приличное кафе, на которое даже бандиты наезжали всего раз, и то для проформы. Это же Россия, а не гребаная Америка, в конце концов.
Колокольчик коротко звякнул. Наркоман поднял глаза и увидел охранника. Тот застыл в дверном проеме, занеся ногу над порогом, и так и не решаясь ее опустить. Солнце ярко блестело на полированной ручке двери, зажатой в коротеньких пальцах, по лбу охранника стекали капли пота, кепка сползла на затылок.
- Хха! –хрипло выдохнул нарик, тыкая в сторону охранника дулом пистолета. Нина закричала. Пистолет громко хлопнул. Глава семейства, по-прежнему лежащий на полу, коротко вскрикнул. Нина увидела, как на его брюках расползается темное пятно вокруг маленькой прорехи в ткани – пуля попала в бедро. А нарик продолжал стрелять, каждый раз отводя назад руку, и энергично тыкая пистолетом в сторону охранника при выстреле, будто это нехитрое действие могло увеличить точность стрельбы. Эффект же получался прямо противоположный: одна пуля разбила стекло окна справа от двери, еще одна расколола кафель у ног охранника. Тот наконец вышел из оцепенения, развернулся и рванул прочь от двери, смешно виляя толстыми бедрами. И тут, когда он почти добежал до своего УАЗа, одна из пуль грабителя нашла-таки цель. Дядя Жора упал.
- Аааа! – заорал нарик
У Нины уже совершенно заложило уши – все вопли нарика доносились как сквозь вату. Сколько раз он выстрелил? Пять? Шесть? Остались ли у него еще патроны? Нина совершенно не разбиралась в оружии, и никогда не думала, что будет сожалеть об этом так, как жалела сейчас. Охранник неподвижно лежал на тротуаре. Наркоман прыгал по залу, пиная стоящие рядом столики. Геи куда-то делись – за столиком их уже не было, и Нина только случайно заметила край кожаной куртки одного за кадкой с пальмой в углу. Что ж, очень умно. Тут Нина увидела, как охранник пошевелился. Кажется, пуля попала ему в плечо – он поднялся на четвереньки, и пополз к УАЗику, оставив кепку на щербатых плитах тротуара. Веселье нарика понемногу улеглось, и Нина поняла, что если он сейчас взглянет в окно…не успев додумать мысль до конца, она разжала пальцы и уронила графин. Тот разбился с оглушительным звоном. Наркоман обернулся к ней, дернувшись всем телом. От его веселья совсем ничего не осталось. Правый глаз дергался. Руки выписывали круги, он весь пританцовывал, как человек, которому уже невтерпеж.
- Моя радость, ключ-ключ-ключик! Найди - дай же наконец мне этот ключик. Почему ты не даешь его мне, красавица? Может быть, мне нужно убить тебя, прострелить твое красное сердечко, чтобы ты дала мне? Понимаешь? Убить тебя, чтобы ты дала мне! – и он снова засмеялся, будто удачно пошутил, но вместо веселья Нина слышала в этом смехе какой-то надлом, будто он вот-вот мог перейти в рычание. Она повернулась к полкам, успев заметить, как открылась дверь УАЗика со стороны водителя – охранник, толстый и добрый дядя Жора, успел скрыться за корпусом машины. Оставалось только надеяться, что он тут же вызовет подкрепление, и не будет геройствовать. «Как я, например»- подумала Нина, и усмехнулась. В этой мысли была немалая доля гордости за себя – правда, приправленная столь же изрядной долей страха. Нина наконец заметила ключ – он лежал посреди полки. На брелоке было выцарапано «ЗД». Задняя дверь. Нарик замолчал. Нина повернулась, зажав ключ во вспотевшей руке. Может быть, именно сейчас он вспомнит, к примеру, что забыл надеть маску, и начнет избавляться от свидетелей, видевших его лицо. Только теперь она заметила, какая тишина воцарилась в кафе. После всех этих выстрелов и криков безмолвие оглушало. За стеклами уцелевших окон так же ярко светило солнце, а из разбитого окна тянуло свежим ветерком. На улице не было ни души, кроме спрятавшегося за машиной охранника. Где-то недалеко играло радио. «Евроокна – лучшие окна!» - донесся победно тупой слоган и радио смолкло. Не осталось почти никаких звуков. Кроме одного. Рядом кто-то негромко смеялся –спокойным, сдержанным смехом очень довольного своей шуткой человека. Это был старик. Волосы он неизвестно когда успел перетянуть резинкой в «конский хвост», и, разминая уставшие от карандаша пальцы, весело смеялся, щурясь от удовольствия и глядя прямо на нарика. Тот шагнул к столу старика, отшвырнув с дороги стул.
- Ты-ты-ты чего это, дед?
На улице завыла сирена – пока еще далеко. Старик продолжал улыбаться.
- Да ты трехнутый, дед! Ты же на всю голову трехнутый, ага, я же вижу, а что это ты тут корябаешь? – нарик выхватил блокнот, над которым снова склонился старик. Прочел пару строчек, и Нина увидела, как меняется выражение его лица. И без того сероватая кожа становилась пепельной, блокнот в руках задрожал. Грабитель перелистнул несколько страниц назад и впился взглядом в корявые строчки.
- «Девушка, можно мне мороженого? Захотелось вот чего-то…- словно оправдываясь, произнес молодой человек.» - почти шепотом произнес он, и Нина только потом поняла – прочитал. – Как это, а?
Нарик опять зашуршал страницами. Сирена завывала все ближе, но он не обращал на нее никакого внимания.
- Что ты дед такое пишешь…как ты успел…Ты не мог этого знать! Не мог! – заорал он вдруг, брызжа слюной на столик, тыкая пальцем в какую-то строчку – Ведь я-я-я это подумал! Думал, про себя, в голове, внутри, понимаешь?!
Он застыл, словно ожидая ответа, уставившись на старика. Парень сейчас походил на галаго – зверька из Южной Америки, которого Нина видела по телевизору – те же огромные глаза, и тонкие длинные руки. Ей вдруг стало его жаль. Старик мягко вынул блокнот из пальцев нарика.
- «Сирены приближались. Наркоман вдруг почувствовал нестерпимые угрызения совести. Он медленно поднял пистолет к виску…» - произнес старик, направив палец в потолок. – Неплохая концовка, мне кажется. Несколько нелогично, но мотивы я потом зачищу.
       И старик снова вонзил в бумагу блокнота карандаш. Нарик, будто выйдя из транса, глухо вскрикнул. Он поднял пистолет и дважды выстрелил в грудь старика.
- Вот так! Такие дела! Да! – заорал он, повернувшись к Нине. – Никто! Никогда!
Вид у него был совершенно сумасшедший, лицо искажала неподдельная радость, будто слова старика были приказом, который он, по счастливой случайности, не обязан выполнять. Тощие ноги в затрепанных, с пятнами, джинсах выплясывали дикую джигу. А за спиной бушующего нарика дед, которого выстрелами сбросило со стула, вновь забрался на него и, почти лежа на столе и гулко кашляя, что-то корябал в блокноте. Нарик замолчал. Его лицо разгладилось. Сирена звучала уже совсем близко – Нина подумала, что вот-вот увидит сине-красные сполохи на стенах домов напротив. Грабитель-неудачник, вдруг отчетливо, без кривляний и ужимок, совершено нормальным голосом произнес:
- Я сожалею.
Неуловимо быстрым движением у его виска оказался пистолет, и в следующую секунду грохнул выстрел. На кремовый пол кафе полетели кровь и клочья плоти. Нина охнула и ухватилась за стойку, пытаясь не упасть. Это было чересчур. Одновременно со стуком рухнувшего на пол тела нарика с грохотом опрокинулся стул – это упал старик. Обежав стойку, Нина бросилась к двери. Солнечный свет как-то померк, но она не обратила на это внимания.
- Дядя Жора, вызывайте скорую! – крикнула она сине-серому боку УАЗика. Из-за капота показалась блестящая голова дяди Жоры. Он уже успел перевязать плечо огромным цветастым платком. – Здесь двое раненых!
- Понял! – крикнул ей охранник, поднимая большой палец в своем всегдашнем жесте и морщась от боли. – Что с этим отморозком?
- Умер! – крикнула она и пошла к старику, аккуратно переступая блестящие осколки стекла.
Дед лежал под столом, оставив на гладкой столешнице только карандаш, блокнот и следы крови. На ногах у него действительно были заношенные кеды, но, странно, Нина уже недоумевала, как она могла принять его за бомжа. Скорее он напоминал библейского патриарха, такого, каким должен быть настоящий патриарх – та же мудрость в лице, чуть лукавая улыбка и доброта, спрятанная в морщинах возле рта и искрящихся глаз. Но сейчас эти глаза помутнели. При каждом вздохе у него в груди что-то булькало и хрипело. И все же старик улыбался!
Нина присела возле него, думая о том, каким же образом он заставил наркомана застрелиться. Гипноз? Невероятно. Старик вдруг ухватил ее за руку.
- Это была неплохая история, а?
- Ничего не говорите. Не двигайтесь. Скорая уже едет. – солгала Нина, и только теперь заметила, что сирену ментов уже не слышно.
- Я все-таки заставил его – пробормотал старик, не обращая на ее слова ни малейшего внимания. – О, да, это было нелегко…если бы я не засмеялся…никогда нельзя отвлекаться…
Старик умолк, будто задумавшись, а Нина с тревогой посмотрела на улицу. Смолкшая сирена должна была означать только одно – менты уже приехали. Но почему они не заходят в кафе? И темнота! На улице темнело на глазах. «Туча. Очень большая, очень грозовая туча» - подумала Нина, и не поверила себе. Старик снова зашевелился.
- И ты тоже молодец, моя девочка. У тебя сильная воля и храброе сердце. Я не ожидал… - он глубоко вдохнул, шипя и хрипя. И продолжил, торжественно уставив палец в засиженный мухами потолок – И никакого хэппи энда! Ты думаешь, это хэппи энд? – спросил он, повернув к ней голову, и как-то сразу обмяк. Рука бессильно упала на колено Нины. Она взяла ее за запястье – пульса не было. Дед умер.
- Нет, это не хэппи энд…-тихо пробормотала она. Плакать не хотелось, и это было странно. Нина помнила, как рыдала, когда машина сбила ее кота. А сегодня у нее на глазах умерли двое людей, а эти самые глаза абсолютно сухи. Слез не было, хоть в горле и стоял комок. Нарика было почти не жалко, в конце концов, он сам себя осудил. А старик – если подумать, это просто незнакомый, старый дед. Неопрятный и чудаковатый. Но когда он говорил «моя девочка» он так походил на отца…
Нина встала. Напротив нее отец семейства морщился, пока жена перевязывала ему ногу чем-то, очень похожим на рукав ее собственной блузки. «Молодец» - отметила Нина. Малыш, совершенно не обращая внимания на разлившуюся по полу кафе кровь нарика весело дергал отца за галстук. Двое гомиков выбрались из своего убежища за пальмой в дальнем углу, и теперь стояли, обнявшись, у разбитого окна, напряженно всматриваясь в блеклый солнечный свет снаружи. «На что они смотрят?». Нина подошла к окну. Будто чьи-то холодные руки легли на ее горло, обняли за талию, провели ледяными ладонями вдоль бедер. Дыхание перехватило. На улице происходило что-то невероятное. Со всех сторон на кафе наползала плотная, высокая и гладкая стена черноты – будто стягивался пластиковый пакет. Чернота не была туманом, или дымом, или еще каким-нибудь произведением рук человеческих. Крохотный участок города, где стояло кафе, словно попал в длинный черный пищевод великана – солнечный свет еще падал сверху, и приникнув к стеклу, можно было увидеть кусочек неба, но и оно грозило вот-вот исчезнуть. Пищевод неумолимо сжимался. Нина заметила округлую морду ментовской «десятки», торчащую из черной стены посредине дороги. Белые буквы МВД медленно исчезали под наплывом темноты. Вот она, замолчавшая сирена.
- Невероятно! – произнес один из геев. Второй вычурно матюкнулся.
Визгливый, кривляющийся голос нарика произнес: «Старый пердун любил рассказывать сказки, но умер, а вместе с ним и сказка, ийяаа, красавица, дай же мне клюуууч!» Нина вздрогнула и обернулась. Но нарик лежал там же, где прострелил себе голову, и алые кусочки его больных мозгов по-прежнему были раскиданы на полу. «Он мертв. Я просто слышу голоса. Всего-навсего!» Нина стояла у окна и смотрела на то, как ползет, медленно выпячиваясь, стягивая кольцо, черная стена. «Что за ней?» - вклинилась совершенно идиотская мысль. Нина мгновенно отфутболила ее. Желания думать не было – оставалось только смотреть.
Охранник вылез из УАЗика, держась за простреленное плечо.
- Что это? - спросил он у черной стены. Она не ответила. Охранник сделал два шага ей навстречу.
- Дядя Жора, не надо! –крикнула Нина. Он повернул к ней круглое удивленное лицо:
- Все в порядке, милая. Мне кажется, это уче…
Стена выпустила черную округлую каплю из своего тела. Она упала сверху на охранника, обволакивая его. Секунду Нина отчетливо видела сквозь эту субстанцию – охранник широко открывал рот, зажмурив глаза – может быть, кричал, может быть, пытался вдохнуть. Потом неспешно движущаяся черная масса слилась с каплей в одно целое, и тело охранника исчезло. Нина отвернулась от окна.
 Солнце бледнело – лучей, таких ярких с утра, уже не было. Оставался только сам свет, но и он был призрачным, словно собирался вот-вот ускользнуть. На столе старика лежал блокнот и огрызок карандаша. Нина подошла к нему. Страницу блокнота покрывал ровный, с готическими завитками, почерк. В самом низу шли две прыгающие, неверные строки. Она прочитала последнее предложение и побледнела.
«Сожалею» - сказал юноша, и застрелился»
Старик, тратя последние силы, описывал происходящее?
Бред, полный бред. Нине снова показалось, что она вот сейчас упадет в обморок. Возможно, это лучшее, что стоит сделать. Когда она очнется, вокруг будут чистые белые стены, и плевать, даже если это будут стены сумасшедшего дома. Главное, то, что
«надвигается»
уже исчезнет. Она моментально запретила себе думать о происходящем. «Что это?» - спросил дядя Жора у надвигающейся темноты. И темнота ответила. Да, ответила. Нина задрожала. Руки ходили ходуном, стол пульсировал в такт движениям черноты на периферии зрения. Нина вцепилась в блокнот, перелистнула несколько страниц.
«В кафе вошел молодой человек в черной одежде. У него был блуждающий взгляд и сероватая кожа плотно сидящего на игле наркомана, но симпатичная черноволосая официантка ничего не заметила.»
Он все записывал? Но…она вспомнила, как он глядел на нее и нарика…как улыбался. Кожа Нины похолодела, будто все тело покрылось слоем льда. Даже под плотными чашами бюстгальтера стало холодно. Что-то находилось совсем близко, невероятное, но такое очевидное. «любил рассказывать сказки…а теперь сказка умирает…да?»
- Папа, уже ночь? Мы засиделись допоздна, как ты с друзьями, да? – спросил малыш у отца. Тот не отвечал – он смотрел на улицу, и его кадык двигался вверх-вниз, не переставая. Нина бросила короткий взгляд за окно – чернота приближалась. Черный, блестящий, плотный барьер. Как чернота может блестеть? Почему небытие, если это оно, черного цвета, да еще и блестящее, как полиэтиленовый мешок для мусора? Нина медленно села за столик старика, и торопливо отдернула ногу, случайно коснувшись мертвого тела. Сказка? Ну что ж…
Она взяла карандаш, и дописала внизу страницы: «Темнота отступила».
Один из геев снова матюкнулся. Света становилось все меньше.
Нина, пытаясь сдержать дрожь в руках, поставила точку, и с новой строки вывела почти печатными буквами: «Темнота исчезла».
Ничего не изменилось, только жуткое чувство холодными щупальцами охватило сердце и легкие, мешая дышать. Безнадега.
Понятно, все ведь очень просто – с рассказчиком заканчивается и сказка. Никто уже не может дописать ее. Это конец. Нина уронила карандаш.
«Я убью тебя» - взвизгнул нарик у нее в голове. – ты так и не отдала мне клюуууч!». «Да пошел ты…» - вяло подумала она, и вдруг услышала приглушенный, радостный голос: «Несколько нелогично, но мотивы я потом зачищу». Нина мгновенно бросило в жар. По спине катились целые ручьи пота, она чувствовала, как они пропитывают сзади форму, наверняка проступая некрасивыми темными пятнами.
Она взяла карандаш, и снова затеребила потрепанные листочки. Ее взгляд упал на фразу «Двое молодых парней сидели за столиком у окна - один был в черной коже, другой щеголял золотой серьгой.» Не рассуждая, тупо уставившись на этот ненавистный ровный грифельный почерк, Нина зачеркнула предложение – слева направо. И еще раз. Потом подняла взгляд. Геи исчезли.
- Нна! – закричала Нина, и выставила средний палец в направлении колышущейся за окном черноты.
Мать ребенка бросила на нее осуждающий, и совершенно затравленный взгляд. Мальчишка удивленно посмотрел на Нину, и отвернулся – происходящее за окном было намного интереснее странной тетки.
Краем глаза Нина заметила, что из дверей кухни показалась Инка – она уже пришла в себя, и теперь в ужасе смотрела на лежащий посреди кафе труп наркомана.
Нине было не до нее. В сгустившейся темноте она с трудом различала почерк старика. Она искала то самое предложение, из которого в тихую жизнь кафе вторгся кошмар. Вот оно! «В кафе вошел…» Нина радостно вскрикнула. Сейчас первопричина всех бед исчезнет! Она двинула грифелем по бумаге – должно быть, слишком сильно. Карандаш сломался, проткнув бумагу. Предложение осталось целехоньким.
«Нет, нет, нет!» Она пыталась ухватить кончиками пальцев лежащий на бумаге обломок грифеля. Слишком маленький обломок. В конце концов она столкнула его с блокнота, он отскочил и исчез в темноте на полу кафе. И почти сразу погас свет – будто выключили лампу. Гигантская глотка наверху гигантского пищевода захлопнулась. Кафе летело в темноте…куда? В желудок?
Нина сидела в кромешной темноте, раздирая плотную бумагу листов блокнота, и вслушиваясь в тихие шуршащие звуки вокруг. Что-то двигалось. Рядом.