Исповедь кретина

"перепевы Ёлгинских мотивов"
Я не люблю слово исповедь. Оно обещает читателю что-то громоздкое и высокопарное. По крайней мере, мне так кажется. Я бы сказал – рассказ, но почему-то решил все же поставить в заголовок моего рассказа «исповедь». Итак.
Они все думают, что я полный кретин и абсолютно ничего не понимаю. Объясняется это очень просто - с рождения я немой и ноги меня не слушаются. Когда мне было девять, моя мама привезла в дом инвалидную коляску. Мама так была рада, что теперь меня не надо таскать на руках или на спине. Весь вечер она то усаживала меня в жесткое кресло каталки, то снова вынимала – пытаясь понять, насколько удобно мне и ей. А я тоже был рад: ведь теперь я мог передвигаться по дому самостоятельно, и именно тогда у меня началась настоящая жизнь. Что было до этого, я очень хорошо помню, но не хочу рассказывать. Что интересного в том, как какой-то мальчишка лежит целыми сутками в кровати, жадно ловит каждый звук и рассматривает до тошноты знакомые вещи. Кстати, вещи в нашем доме, это отдельный мир. С тех пор, как я стал передвигаться, я узнал все, до чего мог дотянуться – цвета, формы, запахи, даже настроение вещей. Да, да, у них тоже есть настроение. Вот мамина кофта. Когда она чем-то недовольна, она падает с плечиков, и я слышу ее недовольное шуршание в шкафу. Или занавески. Они добрые, и часто приоткрывают мне вид на улицу, где вы идете куда-то по своим важным делам. Когда у меня появилась коляска, и я стал изучать нашу квартиру, то обнаружил в маминой комнате телевизор. Мама мне его никогда не показывала. Я и телевизор довольно быстро подружились, и этот черный бессмысленный ящик стал моим товарищем, открывающим для меня все новые миры. Правда, когда мама узнала, что я пользуюсь телевизором, она была очень недовольна и закрыла от меня комнату. Я начал читать книги. Их в доме было довольно много. Когда-то моя мама была учителем русского языка и литературы. Особенно мне понравился Дон Кихот. Он был так искренне весел в своем вселенском героизме, что не поверить ему было невозможно. Иногда мне казалось, что я где-то рядом и даже могу крикнуть долговязому рыцарю: «Опасность, будь осторожен!». Но я не мог этого сделать. Мысли роились в моей бедной голове и больно жалили. Иногда их было так много, что голова разрывалась от боли. Тогда я сползал с каталки, сворачивался на полу калачиком, и зажимал уши. Звуки больше не проникали в меня, мысли засыпали, и мне становилось легче. Моя жизнь кончилась внезапно, так же как и началась. Однажды мама привела в дом мужчину. Пока мама что-то готовила на кухне, он долго рассматривал меня, мне показалось с жалостью и даже может быть с состраданием. А потом он и мама разговаривали на кухне. И я услышал, ведь я очень-очень хорошо слышал, голос того мужчины: «… так будет лучше всем».
Теперь я живу в интернате. Здесь нет телевизора, нет книг, нет тех домашних вещей, к которым я так привык, нет знакомых звуков, здесь очень тихо. Потому что меня окружают такие же, как я … кретины. Вот собственно и все. Добавить больше нечего. А впрочем, вот еще кое-что: меня не услышали, я не сказал, какой во всем этом смысл, если жизнь уходит вместе с нами...