Ольга. часть первая

       У Господа нет мелочей!



Четверг.


Лихорадит . Несколько дней сосёт тревога .ДУШНО.


Стекло. Ветер за окном злобно рвёт упрямые листы. Они, мёртвые, вцепились в

ветви урючины. Холодно. Не согреться. Не уснуть. Одеяло и то предательски

излучает холод.


Кто это там впереди? ТЫ!!! Как темно и холодно! Я лишь угадываю твой силуэт. Ты уходишь? НЕТ! Тебя УВОДЯТ…
Я знаю, родная! Я ВСЁ понимаю, я….


Но КТО ведёт тебя?! Я силюсь догнать, но что-то не пускает меня.
. СТЕКЛО.


Холодное, непоколебимое. Я бьюсь в него и истошно ору-зову тебя. Ты оборачиваешься. Ветер треплет твои волосы. Ты улыбаешься мне светло и печально. Качаешь головой.


-ПРОСТИ !!! беззвучно шепчут твои губы
-ПРОСТИ !!! беззвучно надрывается моё горло


Всё растворилось во тьме и только злобное НЕЧТО мечется…твоё лицо занимает всё пространство. Но ТЕБЯ больше нет….


Я просыпаюсь от того ,что сжало сердце - не продохнуть! Это сон? Сон !


Но это правда.


-Господи!!! Не попусти врагу подступить! Дай Ангела светлого в провожатые!
Наказуй МЕНЯ, грешную…дай страдалице покой! Она ТВОЯ, Господи…Пусть Я оплачу…


Суббота. Вечер.

Ожидаемый звонок пугает своей неожиданностью.


-Мам?! Телефон звонит, слышишь?!
- Слышу, сынок, слышу….


НЕ ХОЧУ!!! НЕ БУДУ !!! Беру трубу .И знаю всё наперёд.


Питер.


- Её больше нет.
-Когда.
-В ночь на пятницу…- Ты бабуле сама…- Я не смогу…
- Я скажу…- Подождите обязательно…
- Сколько будет возможно…
Стекло. Холодное. Хрупкое. Режущее. Застылое.
Иначе нельзя. Друг друга надо беречь.



Мальчишки, умнички. Всё чувствуют. Только б не испугать. Кормлю. Укладываю. Не я - зомби. Младший дурашливо улыбается - глупыш ещё, ему два.


Вон из дому! На улицу! В ветер!

Мерзкая погода. Мерзейшая. Даже фонари пугливо сунули в рукава плафонов свои огни


Здесь МОЖНО сердцу дать волю. Оно рвёт грудь изнутри. Ветер рвёт снаружи.

Горстями швыряет мокрый снег в лицо.


Приваливаюсь спиной к забору.


Заплутавшие в непогодь машины торопливо снуют, разбрызгивая грязную жижу.

Шарахаются друг от друга. Шарят фарами, пытаясь найти дорогу домой.


-Господи! Дай ей провожатого! Позаботься о ней! Коли надо платы -пусть с меня взыщут!


Надо идти домой. Малыш проснётся, испугается. Надо .Надо. Надо.


Ноги вросли в землю. Спина – в забор. Сердце стынет болью. Вот толчок ещё и оборвётся. Освободит. Надо. Надо. Надо.


Бережно, боясь оборвать, тащусь по слякоти. Сердце волоку.

КТО это там позади? Какие-то тени. Не вижу-Чувствую. Как темно и холодно!
-А, какая разница?!
Толчок в сердце:
- ЭТИ - ко мне. Кто бы ни был…
Стою. Жду .Две тени - большая и маленькая.


-Девушка! Мошт, знаете бабульку какую, что п, начевать нас пустила? А?!
-…..
- Да нам на одну ночку тока?! Просительно подтягивает женщина.


Я молча продвигаюсь вперёд, а она прибилась ко мне со своим комочком, жмущимся к её ногам. Комочек канючит
- А?! ... - А?!
-Идёмте за мной.


Она семенит молча, шмыгая носом, поддёргивая маленькую тихо-скулящую тень.

К груди прижимает котомку. Что-то связанное в узел. Сама в толстой кофте. Всего лишь! Дрожит. Зуб на зуб не попадает.



- Сына, давай-ка в мою комнату иди спать? Бужу я старшего.
-Ну, почему-у-у? ноет тёпленький со сна. Не охота ему никуда из постельки.
-Так надо! У нас сегодня гости. Мама с малышом. Такой же, как твой братец…

Недовольный, пошлёпал босыми ножками мимо неё.
-Ой! Та не на…трепыхнулась женщина возразить
-Ваше дело своего ребёнка мыть! А я уж, как ни будь, со своими разберусь!
Грубо. Но иначе я сей час не могу.

Хорошо титан с вечера горячий - забыла выключить.
Принесла ей таз из бани и воды ведро.


Ф-ф-ф-фу-й-й! ... Вонюче-то как! У малыша, похоже, понос. Вон, попка вся краснющая! Эт сколько ж, они по улицам болтались?! Бр-р-р!


Покормила их борщом. Малыш согрелся. Щёчки пухлые зарозовели. Сидит на полу-играет. Славный карапуз! Красавчик!

Ангорский котёнок у драной кошки. Беленький весь. Глазки сияют синющие!
А она налюбоваться не может. Ванюшкой звать.

Хорошо они с моим малышом одного коллибру. Штанишки в пору пришлись.


- А что, ж это вы по улицам болтаетесь? И одеты не по – погоде? Спрашиваю я равнодушно. Уже проваливаясь в мутный, горячий ,пульсирующий туман своего горя


- Ночь уж совсем, ребёнка бы спать положить! Я желаю избавиться совсем от них. Душат слёзы.

- А! отмахивается она. Он, ить, не пойдёт без мене! А чо у вас случилося что ль!?
Пытливо спрашивает она без перехода.
Но у меня осталось сил только мотнуть головой :

Да! НЕТ! НЕ ЗНАЮ! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!

Муть заслоняет мне и глаза, и разум.

Горло перехватило спазмом. Дышать трудно.
Я проваливаюсь вовсе.

И только, как сквозь вату, слышу её назойливый, торопливый голос. Она трещит и трещит. И мне хочется вытолкать её взашей!
А меж тем она вьёт и вьёт, повышая голос свой почти до крика. Только, б, удержать меня...


- А муж мой, сожитель то ись, побил,да и выгнул мине! Да ж, пальта,гад,адеть нЕдал!

Та ничооо! Мы не пропадё-ом! Люди-то добрые везде есть! Мине, вон, ф столовке карто-ошчки дали, мяско. А начивали мы на вокзали…


И несла, несла про жизнь свою горемычную. Как в детском доме росла. Как отец мать на её глазах топором зарубил

Меня как громом огрело! И глаза высохли, и в горле пересохло .Я вытаращилась на неё.
-Да-а! Прям на глазах у миня…Сокрушённо рассказывала она -Малая я была ешо, лет питии! Так, вот, в дедом и попала.


- А как зовут тебя?
-Миня-то? Ольгой! А чо? Шмыгнула она носом, ощерив в беззубой наполовину улыбке рот.

- А лет тебе сколько, Ольга?
-А? трицтьтри, а Тебе скока?

Передо мной сидела женщина с истёртым лицом. Седеющие прядки выбивались из пучка волос на затылке. У неё глаза необычного, какого-то дымчато-зелёного цвета. Такие не забудешь…


Тридцать три. Мне - тридцать четыре. Год разницы.


Сознание всколыхнуло одно давнее воспоминание:


       Меня, восьмилетнюю маленькую девочку, довольная мама (а как же! Лагерь союзного значения! Море! Курорт!) отправила самолётом одну-одинёшеньку. Я должна была расти, оздоравливаться, набирать килограммы. А главное, быть совершенно счастливой и радостной!


Но я была грустной и ужасно одинокой! Я росла странной девочкой. Со странным внутренним миром. Радужным, пузыристым и никому непонятным. Ровесники недоумённо покидали меня.


Рядом с моей кроватью стояла другая кровать (и было много других в ряд). В этой кровати поселилось другое дикое и нелюдимое существо.

Мы не дружились. Были обоюдно замкнуты.


       И как-то раз, захотев уединиться, я вошла в пустой павильон. Всклокоченная дикарка с остервенением тыкала иголкой в тряпицу и, уколов себе палец до крови, со злостью швырнула своё «рукоделие» на пол. ОНО угодило мне под кровать и оказалось дырявым грязным носком.
       А она вся, вжавшись в подушку, безмолвно рыдала. Её остренькие плечики судорожно вздрагивали.
Одиночество остро сочувствует одиночеству.

Я достала рванину и, как умела, залатала дыру.


- Держи! Положила я ей носок на подушку


Грязная царапка в заусенцах стремительно утянула его под себя.

На меня глянул зарёванный глаз странного дымчато-зелёного цвета (такой не забудешь!)


- Постирала бы его что ли?!
- У меня мыла нету! Буркнула она, поднимаясь и глядя на меня исподлобья.
-Так я тебе одолжу.
- А, и так пополощу! Махнула она птичьей лапкой и УЛЫБНУЛАСЬ коричневыми пеньками


Мы помолчали, разглядывая друг друга


- А я деддомовская, у миня папка мамку топором зарубил! Да - А! прям на глазах у миня! Я малая ишо была, лет питии!


Выпалила она скороговоркой в моё вытягивающееся всё больше лицо


- А как зовут тебя?
- Меня-то? Ольгой! А чо?! Шмыгнула она носом и снова улыбнулась
- А лет тебе сколько, Ольга?
- Семь. А тебе скока?


       На год моложе меня. Она ходила за мной, как тень несколько оставшихся недель. И я – то была мала да щупла, а она…


       Я помню тебя, Ольга! И не я тебя отогрела той ночью. А ТЫ меня.

Не дала быть может, скрючиться и помереть, лелеющей боль свою!

За малую толику тепла да плохо зашитый носок ты сделала для меня больше, чем можно представить…


       Разве, ж оплатит ЭТО плохенькое старое пальтишко моей бабушки на твоих плечах?

Где-то ты сей час, Ольга?

Где твой Ванюшка?

Тепло ль тебе, Сытно ль?


И КАК, Ольга, удалось тебе заиметь СТОЛЬКО теплоты в глазах?