О прелестях социализма

       Вот сейчас, когда мы разглядели «звериный оскал капитализма», особенно тепло вспоминаются прелести безвозвратно ушедшего социализма.
       Как-то я похвалил красивую и воспитанную собаку, а ее милая хозяйка сказала: «Один недостаток – кобель».
Я выразил полнейшее понимание, и вспомнил, как моя, беременная на 8 месяце жена, два часа по Лосинке моталась за нашим Минечкой, уговаривая его, паразита, вернуться домой. Но потом я объяснил собеседнице, что в природе все строго уравновешено, и за каждое достоинство непременно приходится чем-то платить, а каждый недостаток компенсируется каким-то преимуществом. Вот, например, хотя кобели, как все мужики, в присутствии течной суки полностью теряют управляемость, в отсутствии соблазна они более внимательны и послушны, чем суки, больше дорожат расположением хозяина и больше заботятся о его безопасности, в то время, как суки ласковее и менее драчливы. Речь, конечно, идет о среднестатистических собаках, а отдельные особи любого пола встречаются какие угодно: бывают и обормоты-кобели, которым не хозяина наплевать и злющие суки-людоедки.
       Социализм, как и кобель, имел большие достоинства. При социализме, даже советском, с совершенно нечеловеческим лицом, людям жить было, безусловно, легче и приятнее, чем теперь (2004).
       Чтобы найти любую массовую работу, не надо было рассылать «резюме», бродить по частным конторам и биржам труда, висеть на телефоне, достаточно было почитать объявления на ближайших столбах и заборах: все производственные профессии, а это был главный рынок труда, там были представлены в широком ассортименте. В любой школе ждала работа учителя, в больнице – врача, на заводе – рабочего и инженера. Кадровик вызывал начальника цеха или зав. отделением, тот знакомился с претендентом, предлагал работу, уговаривал поступать, дескать, «коллектив хороший, людей не обижаем, премиальные каждый квартал, как часы …» и т.д. Никакой нервотрепки или, Боже упаси, взяток, отказов. Разве что претендент пьяный придет.
       Отношение к работнику было самое либеральное: только придти-уйти вовремя, а о производительности труда, эффективности, экономике и речи не было. Справляешься с работой – хорошо, не справляешься – тоже не беда – другие сделают. Учет выработки практически, отсутствовал: рабочим «выводили» зарплату не по труду, а по договоренности, а об эффективности инженерного труда и речи не было: если кто-то вздумает «права качать», его только спросят: «Тебе что, больше других надо?», он и заткнется. Этот вопрос был, как заклятие. Все и работали потихоньку, не надрываясь, и жалели страдальцев капиталистической потогонной системы. К работникам талантливым, увлекающимся работой относились уважительно, но как к чудакам. Их портреты вешали на «Досках почета», но за мастерство и искусство почти не платили. Единственный критерий, доведенный до уровня фетиша, был – план. За его невыполнение следовали строгие санкции, и на заре советской власти, дело часто кончалось плохо. Потом администраторы научились составлять его так, чтобы обеспечивалось безусловное выполнение плана при любых осложнениях. Ефим Куцман говорил, что у нас главное - не вскрывать резервы производства, а скрывать их, чтобы гарантировать выполнение плана, если не будет топлива, сырья, вагонов и т.п.. Товаров производилось немного и неважного качества, но, неизбалованному западными излишествами народу, всего более или менее хватало При таком раскладе отношение руководителей к подчиненным было самым товарищеским. Стало доброй традицией требовательность руководителей, не вызванную прямой опасностью для их положения, например, технической целесообразностью, рассматривать, как аморальную, как неуважение к людям, карьеризм и т.п. («больше других надо»), поэтому она повсеместно осуждалась. Только, когда соберутся одни разгильдяи и лодыри, если работать вообще некому – приходилось начальству принимать «оргмеры», кого-то притеснять, кого-то гнать с работы. Выгнать было непросто: профсоюз не даст, приходилось накапливать «компромат», привлекать расчетно-конфликтную комиссию, много хлопот. Старый друг, Боря Лобанов уволил бездельника, а тот в суд обратился, мол, увольняют за то, что с начальником не пьянствует. Боря насилу отбрехался: весь конструкторский отдел в суде лжесвидетельствовал, что начальник сроду непьющий.
       Правда, в отдельных, особых случаях, главным образом, на военных, ракетных, атомных разработках, складывались чрезвычайные условия, градом сыпались деньги, награды, почести, даже ученые степени, и целые многотысячные коллективы «становились на уши», годами работали без сна и отдыха и - ракеты летели, бомбы взрывались и слава советской державы сияла! Но это была верхушка айсберга.
       Профсоюзов, можно сказать, и не было, они выродились в административную службу, которая занималась социальными вопросами, и в этом качестве, тем не менее, играла полезную роль: они распределяли путевки в санатории, дома отдыха и пионерлагеря, а также всяческие блага, от продовольственных заказов до квартир и вся эта деятельность облегчала жизнь людям.
       Межличностные отношения при социализме были особенно приятными. В производственных трудовых коллективах (не в научных, творческих) такое естественное чувство, как зависть к соседу-сослуживцу, почти не чувствовалось. Нечему было завидовать. Талант и трудоголик пахал без отдыха, а получал процентов на 20 больше середняка, незачем было надрываться. Времени на работе у людей для свободного общения было сколько угодно, можно было курить, выпивать, обсуждать личные дела, книги, события, поэтому складывались очень близкие, иногда прямо родственные отношения. Очень много было симпатии, сопереживаний, участия, прямой взаимопомощи. Часто дружили домами, вместе проводили отпуска у моря, в туристических маршрутах, в домах и базах отдыха. Когда случалась беда – коллектив всегда приходил на помощь: и лекарства доставали, и в больнице навещали, а уж если свой человек помирал, его и хоронили и поминали, а бывало, и детям встать на ноги помогали.
       Всякие выезды на работы – в подшефные колхозы, пионерлагерь, овощебазы, а уж на ленинский субботник – сам Бог велел, сопровождались непременной веселой товарищеской пьянкой. Но, конечно, апофеозом братской любви были общие празднества, когда многолюдные коллективы – цех, лаборатория, отдел – все по 20, по 50 человек, а иногда и весь завод – 1000, собирались за общим столом. Иногда снимали кафе или столовые, иногда располагались прямо в производственных помещениях, за общим столом, на котором красовались вина, шампанское, конечно, казенный спирт и закусочка, своими же дамами приготовленная. Все, как один, плечом к плечу, спаянные трудами и дружбой, садились счастливые от этой близости. Разнеженные, с веселыми шутками и песнями, соратники иногда «нажирались» до полного блаженства, как говорили, «вусмерть». Впрочем, неприятности бывали редко: многолетний опыт помогал, уже знали, кто буен, кто захрапит, за одним присматривали, другого домой провожали. Ах, как это было хорошо, годами потом вспоминалось!
       В этих условиях люди шли на работу охотно, а пребывание дома с детьми рассматривалось, как одичание и морока. Тревогу за свое будущее люди не испытывали, наоборот, их наполняла не вполне объяснимая, но твердая уверенность в завтрашнем дне.
       В ранних произведениях пролетарских писателей воспевалась поэтика индустриального труда, и, казалось, так все и получается, тем более, что политические лидеры свято и непреклонно верили в грядущее торжество коммунизма, например, Н.Хрущев назначил его пришествие на 1980 год, он же искренне заверял американцев, что мы их непременно похороним, потому что социализм лучше, они чуть не поверили.
       Так было хорошо, и вдруг все к черту развалилось. Конечно, хочется найти какую-то понятную причину: чьи-то козни, ошибки, преступления, тем более, что всего этого навалом, а признать несостоятельность и нежизнеспособность социализма ну никак не хочется. Как это может быть, то были великие, всемирно-исторические победы, а то несостоятельность?! А вот так. Побед не было, были туфта и вранье, была колоссальная, всемирно-историческая растрата сил и ресурсов: сырья, топлива, трудового потенциала. Социализм ограбил Россию, сожрал сам себя и загадил место своего пребывания.
       Три безумных кампании надорвали силы и здоровье России: коллективизация, индустриализация, милитаризация.
       Первая разрушила русское село и истребила трудоспособное крестьянство.
       Вторая покрыла Россию бесчисленным количеством нерентабельных предприятий, способных к производству только негодной, низкокачественной или неконкурентоспо-собной продукции, поглотила все трудовое население. Коллективы были многолюдные, потому что производительность труда была мизерная, вчетверо ниже американской.
       Третья обратила все материальные и трудовые ресурсы в миллионы тонн ненужного оружия. Гонка вооружений охватила весь мир, но только Советский Союз наработал 40 тысяч тонн боевых отравляющих веществ.
       Господи, помилуй! Да зачем же так-то неразумно распорядились, неужели при социализме люди утратили способность к целесообразной хозяйственной деятельности? И не хочет ли автор сказать, что вожди-основоположники научного социализма, Маркс и Ленин, были дураки? Именно все это автор и утверждает, хотя термин здесь означает не брань, а квалификацию: недалекие люди, неспособные к адекватной оценке своих действий и их последствий.
       Ходила такая шутка: «Был ли Маркс настоящим ученым?» - «Нет, а то бы он испытал социализм на собаках». Теперь ясно, что марксисты игнорировали природу человека, не учитывали объективные законы человеческой психики и поведения, а они существуют и правят миром.
       Вся наша новая история свидетельствовала, что они должны быть, поэтому я всю жизнь неустанно искал их, нашел, и по праву первооткрывателя присваиваю им свое имя. Вот они:
 ПЕРВЫЙ ЗАКОН ЭДУАРДА («Закон кнута»)
Нормальный человек ведет себя ровно настолько глупо, опасно и легкомысленно, насколько это ему позволяют обстоятельства.
ВТОРОЙ ЗАКОН ЭДУАРДА («Закон пряника»)
Нормальный человек ведет себя ровно настолько разумно и целесообразно, насколько это лично ему выгодно.
 Примечания:
1. «Нормальный» следует понимать, как «среднестатистический». Мои законы, как и все прочие законы природы, вероятностные. Люди, в отличие от неживых предметов, обладают свободной волей, поэтому, попадаются индивидуумы, которые независимо от обстоятельств, даже в ущерб себе, поступают по уму и по совести, их доля не превышает 10%, еще около того, тех, которые ведут себя глупо, опасно и легкомысленно, при любых, даже самых гибельных обстоятельствах
2. Под «обстоятельствами» понимаются угрозы жизни, здоровью и благополучию со стороны семьи, работодателей, карательных органов, сил природы и т.п.
3. Под «выгодой» понимается любое, прямое или косвенное повышение безопасности и благополучия, т.е. любое повышение качество жизни.
       Если теперь, вооружившись знанием, рассмотреть любую экономическую проблему, все встанет на свои места. Почему, например, продукция государственных предприятий при социализме всегда есть и наверняка будет хуже продукции частных предприятий в капиталистических условиях? Во-первых, как вытекает из Первого закона, потому что собственник, вкладывая свои кровные и страшась разорения, найдет лучшие решения: проекты, конструкции, расположение, и т.п., чем чиновник, который строит заводы на казенные деньги, ничем не рискуя. Во-вторых, как следует из Второго закона, чиновник, ведающий госпредприятием, не рассчитывая на будущие прибыли, не будет лезть из кожи, добиваясь повышения рентабельности и конкурентоспособности так, как это сделает собственник, который и затеял дело, ради того, чтобы разбогатеть. Ну, и так далее, читатель может проанализировать любую проблему – ответ каждый раз будет соответствовать законам человеческого поведения.
       Почему же, однако, это понимание не стало общим достоянием, почему органы власти не признают полного и закономерного краха советской экономики, и пытаются ее реанимировать, почему левые политические шарлатаны еще пользуются доверием значительной части российского населения? В порядке возрастания важности будут приведены ответы на эти актуальные вопросы.
1. От невежества, незнакомства с Законами Эдуарда.
2. Чтобы не доводить до отчаяния и возмущения массы населения, еще питающие надежду на возвращение былого скудного благополучия,
3. От ностальгии. Большинство чиновников и политиков росло и мужало в Партии и органах госбезопасности, не хочется плевать в миску, из которой кормился,
4. От ментальности. Методы силового (авторитарного, командного) управления обществом и экономикой, усвоенные при социализме, понятны и импонируют властям, страшно расставаться с ними, тем более, что иначе руководить они и не умеют.
       Таким образом, то, что власти не договаривают народу о причинах жуткого экономико-политического краха, вполне правильно и соответствует законам Эдуарда. Если все растолковать, кто же будет голосовать за выходцев из КПСС да КГБ? Но до тех пор, пока народ не проникнется пониманием причин своих страданий, почему Россия оказалась в глубочайшей заднице – ничего у нас не изменится.
       Между прочим, законы поведения фундаментальны и действуют независимо от времени и пространства. Можно выйти за границы темы и рассмотреть актуальный вопрос из другой области жизни. Какой полицейский лучше обеспечит права и безопасность населения: выбранный тем же электоратом американский шериф или назначенный администрацией российский Начальник УВД? Из Первого закона вытекает со всей определенностью, что российский начальник, положение которого не зависит от мнения подопечного народа, защищать его не будет. Он, как известно, и не защищает.
       А что касается прелестей социализма, то, как это ни печально, они канули в безвозвратное прошлое, где всем было «до лампочки», где зарплата была не по потребностям и не по труду, а по штатному расписанию, где идеология правила бал, а экономику никто ни о чем не спрашивал.
Э.Алкснис 26.05.04 Edusoz