Спасенному - рай

И была весна. И пели птицы, щебетали, вили гнезда. Несмелая первая зелень прорезала после долгого сна почву, будто хотела напомнить людям о вечной жизни и вечной любви. Солнце только мечтало о встрече с сегодняшним днем. Я шла по пустынной дороге, оставляя позади небольшой провинциальный город, мне было ни хорошо, ни плохо, мне было все равно, все одинаково безразлично. Я совсем не чувствовала усталости, хотя прошла немало. Пустота окружала меня. Пустота была внутри меня, только пустоту ощущала я всем своим человеческим существом. Ощущала так, как только может чувствовать под собой пустоту утопающий.
Здесь, за городом воздух был чист и свеж. Я вдыхала и шла, шла. Дорога к заброшенной церкви была незнакомой, и я шла скорее по наитию. Шла, потому что больше не к кому и некуда было идти.
 У женщины всегда так: в детстве - она бежит в отчий дом со своими страхами и бедами. В юности - торопится к любимому, который и приласкает, и выслушает, и поймет. А в зрелости - ей чаще уже некуда бежать - родные и близкие или уже очень далеко, или слишком близко, так близко, что хочется спрятаться ото всех.
Чутье не подвело меня, и вот уже высокий купол старой церквушки показался из-за деревьев. По слухам, когда-то давно здесь была большая деревня. Но люди покинули это место и теперь здесь, свободно живут только звери и птицы. Чем ближе я подходила, тем большим казался мне этот божественный дом. Ни окон, ни дверей не было. Ветер гладил невидимыми ладонями стены, срывая то тут, то там натянутую отвратительную паутину. Я знала, что внутри мне будет легче и проще, понятнее и спокойнее, и все встанет на свои места в моей опустошенной душе, но войти не решалась. Святило, помогая мне сделать этот шаг, уже вовсю играло своими лучами, пуская солнечных зайчиков по стене и по земле. Я села на пороге как незваный гость. Никто не будет удерживать меня здесь, но никто и не прогонит. Здесь человек волен сам выбирать. И себя, и своих Богов.
Я прислонилась к несуществующему дверному косяку, и мысли мои потекли плавно, сами собой, унося меня не сопротивляющуюся, все дальше и дальше…
-Здравствуй, дочь моя!
- Здравствуй, папа!
- Как долго я тебя ждал. Иди сюда, расскажи, как живешь, моя маленькая Лика. Я опять вижу печальв твоих глазах?
- У меня все хорошо, папа. Я окончила институт, как ты и мечтал, потом вышла замуж за хорошего человека, родила двоих дочерей. Они умницы, добрые, помогают мне во всем. Старшая так похожа на тебя, я назвали ее в твою честь Викторией.
- Недавно мне передали шесть желтых гвоздик от тебя. Ты скучаешь без меня, я знаю. Но ведь я всегда рядом с тобой, ты только позови, и я приду вот как сейчас.
 Отец протянул ко мне руки. Я кинулась в его объятья и…проснулась оттого, что крупными каплями по лицу стекали струйки, непонятно откуда взявшегося, дождя. Сизое, тяжелое небо висело, окутывая все вокруг мутной кисеей ливня.
Так я оказалась внутри полуразрушенного храма. Мир в мире, жизнь в. жизни, как русские матрешки одна в другой, существовали здесь. Находясь в этом месте, чувствуешь тот же мир, ту же жизнь, что и снаружи, но несколько иной формы, иного содержания. Обшарпанные стены еще хранили на себе почти прозрачные рисунки из библейских сюжетов. Живые стены, живые сюжеты, как в полусне. Время расписывалось здесь своими словами, и только своими словами можно было говорить здесь с богом и с самим собой. Заученные, как кодовые “Сизам - откройся”, молитвы больше подходили к “работающим” церквям, с их царственным убранством и золочеными рамками икон, голубыми куполами и серебряными купелями. А здесь - только своими словами…
И я молилась. Я просила у бога прощения за то, что осмеливаюсь думать о свободе вслух, что считаю любовь - главным законом земли, что не умею и не хочу принадлежать мужу как вещь, что родила только двоих детей. Я благодарила Господа за все, что он мне дал и что отнял, а главное, за те крылья, которые люди называют музыкой. За многое, за “мое”…
Но "мое" тянуло и звало к себе назад. Я всегда любила дождь, и тогда шла домой с легким сердцем, счастливая и умиротворенная, считая его божьим благословением. Говорят, что женщина выходит в дождь, смывать свои грехи. Я не знала, получилось ли это у меня, но одежда и обувь совсем промокли. Я не думала о том, что ждет меня дома, когда я вернусь. Но я возвращалась, и это было само по себе, хорошо.
Он ждал меня у дверей. Хмурый, злой, глаза полны ненависти. Я никогда не боялась своего мужа, а в тот момент, особенно.
- Где ты была? - Тон, не терпящий возражений, вопрос, не требующий ответа. Огромная ладонь медленно сжимается в кулак… Глаза в глаза. Кто кого? Минута. Две. Вся жизнь. Отвернулся. Ушел в комнату. Тишина…
Мне не хотелось тишины. Мне хотелось поговорить. Мне хотелось рассказать ему, что не сержусь, что почему-то всегда прощаю его, наверное, потому, что люблю. Еще хотелось рассказать о причудливой песне дятла, которого я видела утром. Тень-день, четко, отрывисто. То ли те-нь, то ли де-нь - легкое, ровное стокатто. Крупная, красивая птица с яркими алыми пятнами на спинке, хвост в черно-белую линию. Да так близко, что казалось - протянешь руку - усядется на нее.
Я не хотела молчания. Я хотела любви. Нет, не животной сытости, а тепла, ласки, доброго уважения мыслей и поступков другого, терпимости.
Клавиши белые, черные - полосатое мое спасение. Пойте, пойте мою любовь и мою печаль. Пой, моя полосатая птица, уносись высоко, высоко!
Я не хотела молчания. “Я хотела сказать тебе, мой дорогой, мой суженый, мой мальчик, мой муж, что я свободна думать, и петь, и мечтать, так же как и ты. Что я не хочу быть просто женщиной, обязанной стирать, кормить, рожать, мыть, шить. Ведь семья - это не тюрьма, и любовь должна быть свободной, вольною птицей. И я желала тебе такой любви.”
Я хотела сказать то, что я хотела сказать, а не то, что он хотел услышать. Но я ничего не сказала, а он не умел читать моих мыслей, и потому еще долго сердился…
Та прогулка под дождем не прошла бесследно, и вскоре дала о себе знать. Я простудилась, а потом и вовсе заболела воспалением легких. Я умерла, когда листья, не спеша, пели свою прощальную сентябрьскую песню, слетая с тополей, покрывая желтым покрывалом остывающую землю.
Сверху, издали этот мир еще прекраснее. Отсюда я наблюдаю за своими девочками, оберегаю их и веду по нелегкой жизни женщины. Скоро у меня родится внучка. Что ж, человечек волен сам выбирать, и рождается вновь когда ему вздумается и кем вздумается.
Вольному - воля, а спасенному - рай…