Отвлекающий маневр

Все, кто хоть когда-нибудь в жизни показывал хоть один фокус, прекрасно знают, что самое главное – это вовремя отвлечь внимание окружающих. Различные маги, волшебники, фокусники, иллюзионисты владеют этим приемом в совершенстве. Они сами делают массу различных пассов и движений, которые им, в сущности, для выполнения самого фокуса, точнее действий по помещению в стакан слона или исчезновению Статуи Свободы совершенно не нужны, но отвлекают Ваше внимание, и позволяют им сделать то, чего Вы видеть не должны.
Чтобы эти манипуляции были еще более незаметными, костюмы иллюзионистов всегда примерно того же цвета, что и задник на сцене (как правило, черные или темно-синие), а свет значительно приглушен. Различные блестки и прочая мишура, которой украшены эти костюмы, так ярко блестят в луче выхватывающего фокусника из темноты прожектора, что даже в какой-то мере слепят зрителей и, опять-таки, не позволяют им понять, что за движения и действия производит чародей.
Есть у них (фокусников) и специальные помощники, точнее, помощницы, которые, и без того имея точеные фигурки, еще и чарующим и завораживающим образом полуобнажены и так рельефно, в отличие от самого мага, выделяются на фоне задника, что одним своим присутствием на сцене отвлекают внимание доверчивых зрителей, а уж если они при том еще и исполняют что-то вроде танца живота, то Вам на фокусника и вообще смотреть не очень хочется. Иногда они (помощницы) невзначай проскакивают между зрителями и иллюзионистом или настырно показывают им (зрителям) что-то второстепенное, тем самым тоже отвлекая их от действий самого фокусника.
Такими приемами, правда, в совершенстве владеют не только фокусники, но и те, чья деятельность, точнее, ее истинная, но скрытая сторона, направлена в решающей степени именно на то, чтобы оставить Вас в дураках.
Взять, к примеру, наперсточников.
Во-первых, у них, как и у профессиональных иллюзионистов, полно ассистентов - специальных ребят, которые, толкаясь вокруг и создавая видимость толпы из желающих поиграть, очень внимательно следили за фактическими «клиентами», поддавшимися азарту и решившими, что они самые умные и внимательные, и что они (эти клиенты) элементарно смогут выиграть халявные деньги.
Во-вторых, столик или просто доска, на которой главное действующее лицо выполняло свои манипуляции, никогда не находился на такой высоте, чтобы «клиенты» могли твердо и устойчиво расположиться возле него, решив принять участие в игре. Либо столик был с такими ножками, чтобы только-только возвышаться над землей, либо доска располагалась прямо на земле.
В связи с этим азартному обывателю приходилось приседать на корточки, отчего устойчивость его равновесия начинала значительно снижаться. А уж стоило только ему, этому наивному, но, тем не менее, раздираемому жаждой легкой наживы обывателю действительно уследить за замысловатыми манипуляциями «факира», и его рука начинала тянуться к стакану, под которым фактически был скрыт вожделенный шарик, как тут же следовал достаточно сильный тычок в бок, замаскированный под непроизвольное движение толпы, в результате чего незадачливый игрок либо падал набок, либо отдергивал руку и опирался ею о землю (удар был рассчитан так, чтобы опираться о землю пришлось именно этой рукой), но, тем не менее, непременно не мог еще и не оглянуться, что, собственно, и требовалось.
Стоило ему только на мгновение оторвать свой взор от стакана, как шарик тут же перекочевывал под соседний, и он – не состоявшийся Остап Бендер, - через мгновение вновь повернувшись и по инерции указав на выбранный стакан, неминуемо проигрывал. Если же он начинал возмущаться, то тут же находилось несколько человек, которые с пеной у рта доказывали, что он неправ.
Но и от этого приема очень быстро отказались, поскольку вокруг, помимо «ассистентов», было и немало простых зевак, которые могли уследить за манипуляциями «фокусника» и тем самым повысить риск его разоблачения.
Шарик поменяли на поролоновый, который сминался до микроскопических размеров и в перевернутой ладони «чародея» был совершенно незаметен. А чтобы его «заметность» снизить еще больше, поролон выбирали телесного цвета. В передвигаемых стаканах его вообще не было, поскольку он изымался оттуда еще до начала перемещения стаканов и оставался зажатым в ладони «фокусника», пока тот сам не вкладывал его в НЕвыбранный соискателем выигрыша стакан.
Нет, для видимости и разжигания азарта, конечно, иногда кто-то выигрывал. Но это были все те же «помощники-ассистенты» главного действующего лица, которые периодически менялись, чтобы не привлекать внимания. А «выигранные» ими деньги тут же незаметно возвращались обратно к «фокуснику». Подошедшие же со стороны были обречены на проигрыш без единого шанса на успех.
Но это все слишком грубые приемы. Высочайший класс – это когда фокусник выступает один и самолично «втюхивает» зрителям все, что он для них приготовил, ненавязчиво, но весьма убедительно доказывая им, что они круглые идиоты. И, следует признать, таким искусством, помимо цирковых артистов, в совершенстве владеют наши торговые работники, особенно старой закалки.
«Старую закалку» я вспомнил потому, что нынешним это не особенно нужно. Во-первых, в старые времена официальные зарплаты у продавцов были настолько низкими, что, видимо, сами по себе предполагали, что продавцы, даже чтобы просто выжить, не говоря уже о том, чтобы жить хорошо, должны были обсчитывать и воровать. У нынешних зарплаты значительно выше, так что необходимость в этом практически отпала.
Во-вторых, такого дефицита, как был раньше, на котором срабатывали многие (со стороны продавцов - типа «не хочешь, - не бери!», а со стороны «хвостовой» части очереди – типа «берите, что дают!», или «не стройте из себя интеллигента, - не придирайтесь и не тяните время!», или «больше двух в одни руки не давать!»), теперь тоже нет, и любой может выбрать себе все, что его душе угодно, были бы только деньги. Да и продавцам нет необходимости выкраивать себе кусочек из попавшего в их руки товара.
В-третьих, различных торговых точек развелось сейчас столько, что если вдруг какой-нибудь покупатель только заподозрит, что продавец его «надувает» или обсчитывает, то он в данный магазин никогда больше не придет. Отсюда, естественно, оборот у магазина упадет, а в результате и зарплата у продавца тоже уменьшится, поскольку все они сейчас «сидят на проценте» от продаж.
В-четвертых, раньше цены на все товары были централизованным порядком строго определены и всюду одинаковы. Теперь же предпринимателю, чем заниматься различными махинациями, пересортицей и прочими неблаговидными и в определенной мере опасными вещами, гораздо проще установить повыше цену. Бедные и так этот товар не купят, даже если он будет стоить на пятьдесят рублей дешевле, те, кому цена не понравится, пойдут искать подешевле, некоторые, чтобы не стирать ноги, возьмут и так, а богатым и вообще все равно, сколько платить, - хочется и все!
Так что сейчас продавец заинтересован в том, чтобы не только не обвешивать и не обсчитывать покупателя, но и быть с ним самой любезностью, чтобы тот пришел в его магазин еще и еще раз. Я имею в виду, разумеется, нормальных современных предпринимателей, которых подавляющее большинство. Есть, конечно, и такие, как и в старые времена, которые без этого просто жить не могут. Но их значительно меньше, и о них говорить не хочется.
В старые же времена об этом можно было слагать песни.
Как-то раз, все в те же старые времена, мы с приятелями зашли в одну «разливушку», чтобы пропустить по сто граммов то ли за встречу, то ли еще по какому-то поводу – не помню, да это и не главное. Продавец-буфетчица-барменша (не знаю даже, как правильно назвать тот шедевр архитектурного искусства, который возвышался за прилавком) налила нам три раза по сто граммов в разные стаканы, причем тщательно вымерив наливаемое по какому-то шкалику.
Я, было, уже собрался забрать вымытые явно не с использованием «Капли Сорти» (тогда таких средств не было, поэтому посуду в подобных заведениях просто споласкивали водою из-под крана, в связи с чем следы всех предшествовавших поколений посетителей были, что называется, налицо) стаканы и торжественно проследовать к облюбованной стойке, как вдруг одному из моих приятелей что-то не понравилась, и он взял и, ни слова не говоря, слил всю огненную воду в один стакан.
К моему великому удивлению (и, надо признаться, не только к моему – продавщица тоже никак не ожидала такой прыти) все это поместилось-таки в одну емкость. Поскольку даже наш самый вместительный, граненый, с гладким пояском на макушке, стакан – выдающееся изобретение великой женщины и замечательного скульптора, Веры Игнатьевны Мухиной, за которое, будь оно даже единственным, что она сделала в своей жизни, ей бы уже нужно было поставить памятник, - заполненный под самые дальше некуда, вмещает в себя лишь двести пятьдесят граммов жидкости, в предчувствии неприятностей лицо продавщицы как-то неестественно вытянулось и посерело, а челюсть отвисла чуть ли не до необъятной груди.
Выставив вперед дрожащий указательный палец судорожно прижатой к груди правой руки и неуверенно направляя его на заполненный стакан (причем даже в этих условиях он был заполнен не до самого верха), она силилась что-то произнести, но из ее уст исходило лишь какое-то невразумительное бульканье, а глаза наполнились таким ужасом, что, казалось, она увидела самого Эдди Крюгера.
- В ц-цирке работаете? – Наконец, справившись с шоком, заикаясь, спросила барменша, заискивающе заглядывая в глаза моему приятелю и стараясь своим ненавязчивым юмором снять напряжение, хоть как-то разрядить обстановку и объяснить произошедшее чудо.
- Нет! – Решительно ответил мой приятель. – В ОБХСС!*
Не буду описывать, что произошло с барменшей, тем более что это к делу не относится, да и приятель мой в ОБХСС никогда не работал. Мне просто хотелось показать изящество и изобретательность, с которой работали предшественники нынешних предпринимателей.
Но были мастера, которые работали еще более виртуозно.
Когда я в восьмидесятые годы учился в Военно-Политической Академии имени В.И.Ленина (теперь она, правда, называется как-то по-другому, но, уверен, внутреннее содержание от этого не изменилось), в районе переходного – из одного корпуса в другой – мостика находился буфет. Работала там одна женщина, причем работала уже много лет. Когда я поделился своими наблюдениями с тестем, который оканчивал ту же академию, только почти на тридцать лет раньше меня, он безошибочно узнал и место действия, и главный персонаж и даже вспомнил, как ее зовут. Так что эта дама времени была неподвластна.
Работала она, нужно отдать должное, споро, шустро, азартно. Обслуживала быстро. И, несмотря на то, что в академии не только буфетов, но и столовых было немало, у нее всегда была очередь человек в пятнадцать-двадцать, но отнюдь не из-за ее ____________________
* в те времена были такие – отделы по борьбе с хищениями социалистической собственности
медлительности, а как раз наоборот, - у нее очередь в двадцать человек проходила гораздо быстрее, чем в других местах в пять.
Правда, для обеспечения своей деятельности были у нее и «домашние заготовки», причем, как впоследствии становилось ясно, и скорость работы была вызвана не желанием обслужить побольше народа, а являлась именно одной из таковых (домашних заготовок), и даже их ключевым звеном.
Так, например, ценники на пирожки, булочки и прочую сдобу и выпечную продукцию у нее находились на прилавке собранными в одну кучку и развернутыми, как минимум, боком к страждущим, в то время, как сама эта продукция была разложена по всему огромному столу, находящемуся за ее спиной. Из того, что эти страждущие просили, обязательно чего-нибудь не оказывалось, хотя ценники и имелись, так что свои пожелания приходилось менять по ходу пьесы, и подсчитать в уме, сколько этот страждущий должен заплатить, практически не представлялось возможным. Можно было лишь примерно прикинуть порядок. Правда, если присмотреться, то можно было заметить, что то, что спрашивал «клиент», отошедший минут пять-десять назад, вдруг каким-то таинственным образом появлялось в наличии (хотя ничего нового за прошедшее время не приносили).
Но верхом, кульминацией, апофеозом события были ее заключительная фраза и сопровождавшие ее действия. Когда клиент заканчивал перечисление того, чем бы он хотел наполнить свой желудок, и все это появлялось на прилавке, причем появлялось оно моментально после упоминания, и тут же его стоимость суммировалась на счетах, звучала ключевая реплика, произносимая скороговоркой, как из пушки, лишь с едва уловимой паузой после второго слова:
- Чай, кофе? Хлеб брали – не брали?
В этот момент пальцы «кормилицы» молниеносно раз пять перещелкивали костяшки на счетах, в результате чего сумма непонятным, но вполне естественным образом увеличивалась копеек на десять-двадцать. Пытаясь осознать произошедшее, клиент в растерянности умолкал, теряя ориентацию в пространстве. Тут-то ему и объявлялась итоговая сумма, со счетов все мгновенно сбрасывалось (память у мадам была профессиональная, и забыть названную сумму она бы не смогла, даже если бы очень захотела), и хозяйка заведения, внешне практически потеряв всякий интерес к оторопевшему соискателю пирожков и винегретов, произнеся магическую фразу «Что желаем, золотой?», как на конвейере, переключалась на следующего, не давая предыдущему опомниться и что-либо спросить или возразить – ведь она уже была занята другим покупателем и очень торопилась всем угодить.
Правда, боковым зрением она держала уже «обработанного», но пока еще не рассчитавшегося клиента под строгим контролем, чтобы тот не забыл оставить на прилавке свои деньги. Эти оставленные деньги она, казалось, тоже никогда не пересчитывала. На самом же деле она была настолько натренирована, что одного беглого взгляда ей было достаточно, чтобы определить правильность произведенного с нею расчета.
Говорят, как-то раз кто-то из слушателей отнюдь не по злому умыслу, а просто обсчитавшись, положил на прилавок на десять копеек меньше и собрался уходить, сгребя в охапку свои тарелочки и стаканы. Так мадам, даже (казалось бы) не посмотрев на оставленные деньги, так «пристыдила» бедолагу, что у того аппетит пропал до самого окончания академии, а у последующих поколений не появлялось даже мысли ставить под сомнение названную ею сумму.
Все знали эту особенность данного заведения наизусть, но каждый раз в самый критический момент к самом; действу («Чай, кофе? Хлеб брали – не брали?»…) оказывались неготовыми и на мгновение замирали в ступоре, а потом безмолвно рассчитывались и уходили, улыбаясь и даже не утруждая себя подсчетами. Не случайно эта дама проработала в том буфете столько лет при мизерной зарплате. И не даром в те времена бытовал анекдот, в котором мать просила свою подругу устроить на работу ее сына – выпускника школы, провалившего вступительные экзамены в ВУЗ.
- Хочешь, устрою его продавцом в пивной ларек? – Предлагала подруга.
- В пивной ларек? – Несколько даже брезгливо переспрашивала мать. – А что там?
- Ну, рублей шестьсот – семьсот в месяц иметь будет, - отвечала подруга.
- Нет, что ты! Ему бы что-нибудь попроще, - как-то неуверенно, с растяжкой в последнем слове продолжала мать.
- Ну, тогда могу устроить его продавцом газированной воды, - перечисляла свои возможности подруга. – Будет зарабатывать рублей триста в месяц.
- Что ты, что ты!!! – Отмахиваясь, восклицала мать. – Ему бы куда-нибудь рублей на сто.
- Ну, знаешь, милая моя! – Недовольно резюмировала подруга. - Для этого институт заканчивать надо!
Неблагодарное, конечно, дело, считать чужие деньги. Но ведь, по сути, эти деньги-то как раз были нашими, так что, не грех и посчитать. А если прикинуть, то получалось весьма неплохо.
Судите сами: если в день «через руки» нашей героической академической буфетчицы проходило человек триста (а уж это количество было гарантировано), каждого из которых она обсчитывала в среднем копеек на пятнадцать, то в день у нее получалось, сверх официальной зарплаты, рублей сорок - сорок пять. В месяц при двадцати–двадцати двух рабочих днях – соответственно, около девятисот! Если теперь принять во внимание, что автомобиль «Волга» (ГАЗ-24) в ту пору стоил девять тысяч рублей, а «Жигули» и того меньше, то нетрудно понять, что легковую машину наша героиня могла приобрести себе уже после первого года работы без какого бы то ни было напряжения и экономии семейного бюджета. Хорошая трехкомнатная кооперативная квартира в те же времена стоила порядка шестнадцати тысяч рублей, так что в следующие два года она вполне заработала себе на такую квартиру. Ну а дальше можно было уже и о детях, и о бессмертной душе побеспокоиться (уж за тридцать-то с лишним лет!).
Вот только место в раю и за такие деньги, наверное, не купить. Хотя, как знать, может, и там у этих «специалистов» все схвачено, - главное, вовремя провести отвлекающий маневр?!




15.03.06.