Часть вторая

***
       Май, 200*.

Каждый день, почти каждый день я видел ее случайно, кидал быстрый взгляд, не придавая этому никакого значения, и шел дальше, все дальше и дальше от нее.
       
Наверное, мне все-таки было жаль. Что не обратил внимания, что не заговорил, что не посмотрел, что не улыбнулся, что не остановился рядом, пока можно было?.. Что, о чем я жалел?.. Вру, конечно, мне было наплевать. Жаль если и было, это лишь ее. Нельзя было так открыто на меня смотреть всегда, нельзя было делать все это настолько видимым, настолько настоящим, а ее глаза... Я замечал в них грусть, порой такую, что она пронизывала и меня, всего, до дна. "Они молили, эти глаза, они доверялись, вопрошали, отдавались..." Да, наверное, это про нее.
       
Мое самое яркое воспоминание о ней?.. Давно, тогда, когда мы - совсем еще незнакомые, такие чужие. Она была как весна. Такая же порой непостоянная, ветреная, дождливая, прохладная, но чаще - солнечная, ласковая, игривая. Теплый майский день. Она переходит дорогу, не ждет, когда машины остановятся, я хочу крикнуть: "Стой! Тебя же задавит..." Нет, они остановливаются, и она идет дальше, волосы растрепаны - ветер в каждой прядке, на лице - непонятная улыбка, я замечаю, что она идет босиком по асфальту. Отчего-то смотрю на нее, она на меня - нет, смотрю и думаю о том, что она - такая живая и радостная... Как лучик света, она вдруг будто осветила всю улицу, и в ней - такое настоящее искреннее счастье. Прохожие оглядываются на нее, она на них, и подпрыгивает так весело через шаг, что я, да, улыбаюсь. Она идет в мою сторону, и мне невольно захотелось, чтобы она все-таки прошла мимо, ее присутствие в первый раз меня смутило: я, весь грустный, в проблемах, а она - такая счастливая, что даже стыдно становилось, что даже радоваться любому пустяку хочется, глядя на нее. И тут я, к своему разочарованию, замечаю, что она смотрела на меня все это время, просто я не видел и хотел полюбоваться на нее, пока она не замечает. Разозлившись на самого себя, я вбежал в какой-то автобус. Оглянувшись, увидел, как она стоит и смотрит на меня, прямо в глаза, пока двери не закрылись. Я равнодушно отвел взгляд, и даже порадовался, когда так странно появившееся при виде нее наваждение пропало. Позже она написала мне: "А я тебя видела... Мне тоже на этот автобус надо было." Я ухмыльнулся - вот глупенькая, она же не может на что-то надеяться.
       
Ведь правда не может. Ничего у нас не может быть, я все равно ей не могу ничего дать. Даже если она ничего не потребует взамен.
       
***

 
Июнь, 200*.

Каждую минуту перед глазами образ - его. Тихо. Еще тише, можно представить, что ты подходишь ко мне, стоишь вот так просто, засунув руки в карманы, и улыбаешься?.. Поздно, я не люблю спрашивать.
 
Вчера за окном потихоньку вставало солнце. Четыре часа утра. Я ведь уже четыре ночи не спала. Думаkf о нем перед сном и никак не могла заснуть, а потом вставала и садилась на подоконник. На улице тогда было темно, но все же начинало светать. Знал ли он, вот так и в душе: темно, лишь кое-где слегка есть просветы. Как бы ни светило солнце, как бы ни было светло, как бы ни горели фонари, мне все равно всегда темно. Я не видела никакого выхода из этой темноты, а может, и не хотела видеть: привыкла. Но она не мешает видеть, как разбиваются мои мечты. Со мной нет никого, кто бы протянул руку. А я уже давно перестала ждать помощи. Все же тогда было так легко, и от этого мне лишь еще больше жаль себя. "Давай, детка, не сходи с ума... Нет, надо поморочить себе голову" - я улыбнулась. Мне нужно было подойти и сказать тебе (что?... не так важно, какая разница, все равно не смогла). Столько времени было, столько возможности, а я не смогла, смелости во мне - ноль, да и не может быть о ней и речи. Думала о том, что хватит жалеть - себя, тема о том, что "было бы, если бы..." где-то прочно в мыслях, как надоедливый зверек, и я пытаюсь своей злостью его оттуда выгнать. Все равно уже ничего не вернуть. И в глазах блестели слезы, и все равно так на душе холодно и мерзко. "Знаешь, как сердце колет? Нет, ты и представить себе не можешь: сердце так ноет, будто его стрелами пронзает. Я не кукла, я человек, сердце у меня есть, и оно страдает... Из-за тебя."
 - Ты плачешь? - спросил он, и вот пойми ты его, вопрос это или утверждение.
 - Нет, - сдавленно отвечаю я, а самой так хочется подойти ближе и сказать: "Да, плачу... Утешай меня, но только не стой так столбом, не надо!" Но - молчу.
 - А это, по-твоему, что? - он протягивает неожиданно руку и стирает с моей холодной щеки блестящую капельку слезинки. Рука у него неуверенная, будто его жест такой неосознанный порыв, и он жалеет об этом. Знаю, что жалеет.
 - Это?.. Средство для снятия макияжа... - тихо пробормотала я, а у самой - голосок надрывается, дрожит, но вдруг спокойно становится - надо же, он улыбается.
 
Так сильно полюбила провожать его взглядом, и больно, больно представить, понять, что уже - все. Недавно узнала, что он уехал, в другую страну, далеко. Но какая разница, далеко или близко, все равно нас разделяет нечто большее: противное его такое равнодушие. Ему на меня - плевать, а мне смешно от мысли, что, идиотка несчастная, влюбилась. Только смех такой нервный, вырывается ни с того ни с сего толчками, и думается: бедняжка я, бедняжечка... Бред грибной. Не стоит даже писать ему, что-то говорить, поздно, все. Машина врезалась на полном ходу, ничего, терпим.
       
На хрен все. Буду ждать? Нет, ни за что, никогда, да и что ждать, ждать-то нечего. Отпускает, только пусто как-то без него. Подожду. Год, два, три, но - подожду.