День шестой

       Однажды, сыромятный мир,прибрав под сень, Господь Любовь и Жизнь создать пытался.
И вечер был, и было утро: первый день средь хаоса и мрака нарождался...

Источена весенняя капель,
Откуда черпать снова силы?
Всего одна звучит виолончель,
У скрипок сердца не хватило.

Не прекословь дыханью бледных свеч…
Пиит спешит, судьбой гонимый.
Пред сечей – ратник обнажает меч.
Кто тут палач, а кто казнимый?

Где твой начертанный пером предел?
И снова ночь, тебе не спится, -
Такая участь пала и удел,
И пульс в руке во всю стучится.

Увы, предначертание старо, -
Разверзлись швы от утлых ниток,
Очинено гусиное перо,
Ждет участи дрожащий свиток…

Не прекословь дыханью бледных свеч…
Пиит творил душой ранимой,
Нет сил вложить обратно в ножны меч.
Ночь – как палач, поэт - казнимый.


И хрупкий сон отброшен на алтарь,
Где утро распрямило плечи.
Уже гремит и шаркает ключарь,
Во всю звучат мирские речи.

Опять стреножен ветреный мустанг,
Хоть день грядет – не стоит злиться.
В груди твоей ослаблен левый фланг,
Но в венах кровь во всю стучится.

Все! Время вышло на свое «зеро»,
Исчерпан патоки напиток,
Изломано гусиное перо,
Исписан и исчеркан свиток.

       И длань устало окунув в земной покой, наверное, Создатель улыбался.
И вечер был, и было утро: день шестой в песочных струях тихо источался.