Повесть о готах. Глава третья

Утро следующего дня выдалось холодным и мрачным. Костёр наш потух, и первое, что я сделал после пробуждения, это вздрогнул от пробирающего холода. Дождь, видно, моросил всю ночь, и теперь отовсюду тянуло сыростью и какой-то гнилью. На небе не было и намёка на солнце, весь небосклон был зашторен беспросветным занавесом из разводистых опаловых облаков. Весенняя растительность как-то потускнела, потеряла свой сочно-зелёный цвет; степь будто поседела.
Я разбудил вымокших за ночь Палака и Леовигильда. Должно быть, ночью они так увлеклись песней, что, ложась, забыли накрыться, и как итог промокли с ног до головы.
- Где Машег? – спросил я моих спутников, не видя среди них "степняка".
Леовигильд в ответ на это небрежно махнул рукой в сторону. Я посмотрел в том направлении, куда указал гот. Там, на холме, обхватив ноги руками, сидел Машег и созерцал унылую, неприветливую степь.
Я взбежал на холм и подсел к "степняку".
- Ты что, не спал всю ночь? – спросил я.
- За свою жизнь я нашёл для себя замену сну, - отвечал Машег, не сводя глаз с горизонта. – Сон для меня – это отсутствие мыслей. А когда я смотрю на горизонт, на степь, на холмы, я свободен от дум, а значит, я сплю.
- Тебя трудно понять, Машег. Ты странен.
- Мой народ не похож на твой, и в этом нет ничего странного, - невозмутимо сказал он. – Вам не дано понять нас, и это сыграет с вами злую шутку, ибо через сотню лет моё племя придёт на ваши земли и изгонет вас c них.
- Видно, у тебя ещё вчерашний хмель не отошёл, - пробормотал я, встал и начал спускаться с холма.
- Поверь мне, настанет день, и ты всё поймёшь! – крикнул мне вдогонку Машег.
- Охотно верю, - проворчал я.
Через десять минут мы собрали свои пожитки, погрузили всё на лошадей и снова двинулись в путь.
До самого вечера наши кони резво несли нас на юг, к курганам мудрости, которых, по расчётам моих друзей, мы должны были достигнуть уже к следующему утру. Но долгая дорога утомляет, особенно, когда она сопровождается молчанием. Поэтому Леовигильд первый не выдержал и, перекрикивая ветер и топот копыт, обратился ко мне:
- И всё же, Теодемир, мне очень любопытно узнать, куда ты отправился после той битвы у Херсонеса. Как сложилась дальше твоя судьба?
Я подъехал ближе к готу и замедлил шаг своего коня.
- Что ж, если ты хочешь услышать из моих уст длинную и скучную летопись, то я могу рассказать тебе, - начал я. – После того сражения, я, как и многие мои братья по оружию, сел на корабль, отплывающий из Херсонеса. Но я поплыл не в Константинополь, а в северную Мёзию[1]. Оттуда, переправившись через Данубий, я добрался до Дакии, до лагеря визиготского короля Фритигерна. Там я встретил и многих остроготов, которые вместе с Сафраксом и Алатеем отступили под кров визиготов.
Но я, похоже, прибыл к Фритигерну не в самый подходящий момент. Баламбер тем временем уже переступал границу Дакии, и все её жители готовились покидать родные земли, потому что никто уже не хотел рисковать вступать в бой с гуннами. Повсюду царило смятение. Женщины носились по дворам и сгоняли скот, мужчины искали свои кольчуги и оружие, старики собирали все запасы, которые только можно было взять с собой. Однако при такой суматохе Фритигерн нашёл время принять меня и выслушать мой рассказ. Он счёл мои сведения о гуннах весьма полезными и предложил вступить в его войско. Само собой, я согласился, ибо это был единственный возможный способ хоть как-то помочь моему народу.
Фритигерн отвёл нас всех к берегу Данубия, чтобы в случае опасности можно было отступить в имперские области. Он отправил послов к императору Восточной Римской империи Валенту с просьбой разрешить поселиться в римских землях в обмен на охрану северных границ. Август согласился. Думаю, он сделал это не из-за того, что ему действительно было жаль готов, а из-за того, что римская армия уже долгое время страдала от недобора, и им нужны были новобранцы. Но как бы то ни было, он согласился на просьбу Фритигерна и осенью 5884 года от сотворения мира[2] восемьдесят тысяч готов начали переправу через Данубий у города Дуросторум[3].
Но переселение целого народа сопровождалось многими тяготами. Римские власти принуждали по непомерным ценам покупать у них чёрствый сухой хлеб и мясо, большую часть которого составляла дохлая собачатина. По мне это больно не ударило, так как к тому времени я уже привык к голоду и плохой пище; но каково было видеть несчастье семей с маленькими детьми, которые вынуждены были ради грязного куска хлеба отдавать свою последнюю одежду, ковры и прочие ценности. Когда у них кончилось и это, их принудили в качестве платы отдавать в рабство своих сыновей и дочерей. Чашу терпения преисполнил приказ римских властей о сдаче оружия. А у нас, готов, как известно, говорят так: "Мужчина без оружия – не мужчина".
Среди готов росло напряжение, и для контроля над нами римляне приставили к нам несколько вспомогательных отрядов. Благодаря отсылке этих отрядов в сплошной линии охраны дунайской границы образовалась брешь, и через неё вглубь Римской империи устремилось три готских отряда. Это были остроготы Сафракса и Алатея, остроготы князя Фарнобия[4] и дунайские тайфалы[5]. Я, однако, остался с Фритигерном. Как сказывали, Фарнобий объединился с тайфалами и ушёл вглубь римских земель, а Алатей и Сафракс установили связь с визиготами и их королём.
Тем временем возмущение среди готов накалилось до предела и вылилось в открытое восстание, во главе которого встал сам король Фритигерн. Он повёл нас по землям Мёзии, приказав уничтожать всё на своём пути. Мы мстили римлянам за отнятых детей, за дорогую и притом дрянную пищу, за все тяготы, которые они нам причинили.
Наконец римляне собрали свои войска и двинули их против нас. Две армии встретились близ римского города Маркианополя[6]. Была великая битва. Римляне трижды отражали атаки нашей кавалерии. Но на четвёртый раз они не выдержали и отступили с огромными потерями. Это была наша первая победа над римлянами, весть о которой волной прокатилась по Мёзии и Фракии[7]. К нам стали присоединяться рабы, римские низы, рабочие горных рудников – словом, все, кто был недоволен римской властью. На нашу сторону перешёл и отряд визиготов, находившийся на службе в Римской империи. Таким образом, численность войска Фритигерна значительно возросла. Это, впрочем, не помогло ему при последующей осаде Адрианополя[8], которая прошла безуспешно.
После этого враги стали действовать решительнее. Римская гвардия оттенснила нас к городу Салиций[9], где мы решили встать укреплённым лагерем. Через неделю там, у Салиция, состоялась новая битва, в которой и мы, и римляне понесли большие потери, но победителя так и не выявили. После этого сражения римские войска быстро отошли к Маркианополю и смогли закрыть горные проходы через Балканские горы. Мы же всё это время продолжали сидеть в своём лагере.
Узнав о том, что сделал неприятель, Фритигерн послал гонцов к Сафраксу и Алатею с просьбой о помощи. Их конница немедленно отбила у римлян горные перевалы, и инициатива снова перешла к нам. Вскоре вся Фракия оказалась в наших руках.
Но римские войска сменили командование, и под новым руководством им удалось совершить ряд дерзких атак, в результате которых наше господство в регионе было ослаблено. Ими был разбит и отряд князя Фарнобия из остроготов и тайфалов, а сам Фарнобий был убит.
Через месяц во Фракию с войском прибыл сам император Восточной римской империи Валент. Утром девятого августа 5886 года от сотворения мира армия Валента покинула Адрианополь, где под прикрытием стен остались обозы и государственная казна. Мы ожидали римлян в своём укреплённом лагере.
Неприятелю нужно было пройти порядка ста стадий под палящим солнцем, прежде чем они достигли бы нашего лагеря. Чтобы ещё больше изнурить их жарой, я предложил Фритигерну поджечь сухую траву и кустарник. Он последовал моему совету, и всю дорогу римляне задыхались от жары и дыма. Когда же они явились перед нами, из лагеря молниеносно вылетела конница Сафракса и Алатея и смяла правый фланг римлян. Я возглавил группу визиготских всадников и нанёс неприятелю удар с левого фланга. Затем пехота, возглавляемая королём, покинула лагерь и атаковала римлян по фронту. Враг оказался окружён и разбит наголову. Один из бойцов моего отряда ранил копьём императора Валента, и тот бежал в одно из окрестных поместий близ Адрианополя. Но мы настигли его и сожгли дом, в котором он прятался. Так и кончил свой век император Восточной римской империи, так и закончилась битва при Адрианополе.
Однако это сражение не принесло нам пользы, хоть и на поле боя пало две третьих римских войск. После этого целый месяц мы безуспешно штурмовали Адрианополь, затем Тримонтиум[10], Гераклею Фракийскую[11], наконец, столицу империи Константинополь. Врата всех городов были плотно закрыты перед нами. Только под Никополем нам улыбнулась удача, да и то из-за того, что гарнизон сам сдал крепость. А между тем продовольствия, запасы которого мы могли бы восполнить в городах, стало не хватать, и среди готов начался голод. Армия наша начала разбредаться, грабя и бесчинствуя в окрестностях, и Фритигерн ничего не мог с этим поделать.
На следующий год в Сирмиуме был провозглашён новый император Востока – полководец Феодосий. Ему удалось прекратить опустошения своих земель и заставить нас опустить мечи. Вскоре умер Фритигерн. Перед смертью он передал мне вот этот чудесный лук, - я вынул из сайдака[12] длинный резной лук с надписью по боку и показал Леовигильду. – Так что вести войско готов в битвы стало больше некому, и мы были вынуждены заключить мир с Константинополем. В 5890 году от сотворения мира[13] визиготы поселились во Фракии на правах федератов, и я отстал от них.
- То, что ты рассказал, очень интересно, - заметил Леовигильд. – Я не сомневаюсь, ты ещё поведаешь нам о многих своих приключениях. Думаю, когда мы достигнем курганов мудрости, у нас будет много свободного времени для рассказов и размышлений о прошлом.

[1] римская провинция между Нижним Дунаем и Балканскими горами

[2] 376 год нашей эры

[3] город на нижнем Дунае, ныне болгарский город Силистрия

[4] готский князь, со своей частью остроготов ушедший к визиготам во время вторжения гуннов.

[5] германское племя, родственное готам, к III в. поселившееся в Северном Причерноморье и вытесненное оттуда гуннами.

[6] город в Мёзии, ныне болгарский город Девин

[7] римская провинция, границами которой на юге являются Эгейское и Мраморное моря, на западе – река Струма, на севере – Балканские горы, на востоке – Чёрное море

[8] город во Фракии, ныне турецкий город Эдирне

[9] римский город в северо-восточной Мёзии, на территории совр. Добруджи

[10] центр провинции Фракия, до римского владычества назывался Филиппополь – в честь царя Македонии Филиппа II; совр. Пловдив

[11] крупный город во Фракии на р. Ахерон, ныне турецкий город Эрегли

[12] налучник, чехол для лука; иногда сайдаком называли весь набор вооружения конного лучника: лук с налучником и колчан со стрелами.

[13] 382 год нашей эры