Когда Мольер дает добро

Журналисту неприлично сидеть дома, даже если принять во внимание обременительность студенческих мытарств. Хоть череда лекций, семинаров, языковых пар иногда кажется всеобъемлющей, попирающей права нескончаемо желанного и всегда недостаточного отдыха, это лишь обманчивое ощущение: в эту осень я отчетливо осознала – время для удовольствий есть всегда. Тем более для удовольствий театральных.

Трогательная камерность

… Поздняя осень в этот вечер была хмурой: она куталась в теплые пальто и внушительные шарфы, напоминая то и дело о близости зимних несговорчивых холодов. Но даже эта осенняя хмурость не заставила свернуть меня этим вечером с выбранного пути. Я спешила в театральную мастерскую Петра Фоменко, о которой так много слышала и так мало знала.

Спектакль «Прости нас, Жан-Батист…» - один из самых кассовых в театре, причиной чему - удивительная масштабность, возникающая вдруг в камерной и уютной мастерской сразу после третьего звонка. К тому же, читая репертуар театра, сразу замечаешь, что название этого спектакля является прямым обращением к великому Мольеру.

Параллели сквозь столетия

Режиссеру-постановщику Вениамину Смехову на самом деле удалось создать спектакль-игрушку, искрометную фантазию на тему «Мещанина во дворянстве». Однако спектакль оказался совершенно далеким от привычных классических постановок по Мольеру: нестандартное решение мезансцен уводило зрителя далеко от традиционных трактовок нетрадиционного юмора классика. Грусть и ощущение вечного присутствия двух ипостасей – конца и начала – вот, что просматривалось через режиссерское решение классического материала. И дело было даже не в том, что в спектакле присутствовал в качестве бессловесного героя-наблюдателя сам Мольер с взъерошенными волосами и полубезумными глазами. В этом спектакле каждый актер существовал параллельно в двух мирах: в мире буржуазной Франции, той, по улицам которой и прогуливался некогда великий классик; и в мире современной России. В той действительности, где небольшой группе творческих и ироничных талантов хочется узнать «что люди делают с людьми» во имя исполнения своих возвышенных мечтаний и достижения весьма приземленных целей.

«Мы все пойдем на все!»

Удивительно, что перевоплощение актеров в действующих лиц мольеровской комедии происходит не за кулисами, а на глазах у самого зрителя: камерная сцена только усиливает ощущение непосредственной близости актеров к аудитории. Создается впечатление, что можно просто встать посреди спектакля, выйти на сцену и мгновенно преобразиться, к примеру, в искрометного и удивительно трогательного мольеровского учителя философии, или в самого незадачливого Журдена – человека, которому просто очень хочется пожить не по-мещански, а по-настоящему. Гламурно, если выражаться современно.

В конце спектакля актеры восклицают: «Мы все пойдем на все!» И для каждого в этой фразе заключается свой смысл: влюбленные готовы совершить любые безумства ради любви, «учителя» готовы на все ради звонких монет, а комичный и разочарованный Журден готов совершить любой подвиг во имя исполнения своей разбившейся, но такой желанной мечты.
Однако появляющийся в конце спектакля Мольер, смеющийся и над актерами, и над зрителями, кажется, знает ответы на все вопросы. И сразу становится понятно: Жан-Батист простил всех. А значит, все-таки дал добро на всю эту разыгравшуюся комедию. По его сценарию.