Писатель

1.
Жил, жил себе человек, окруженный своей молчаливой пустотой. И вдруг, то ли спасаясь от одиночества, то ли выполняя какие-то высшие задачи, он берет чистый лист бумаги, садится за стол, включает свет, и начинается волшебство.

Тихое поскрипывание пера. Буквы, сплетаемые в слова, которые в свою очередь, переплетаясь, наполняются смыслами и устраняют пустоту, создавая уже нечто реальное, которое можно потрогать и рассмотреть. Можно постукать одно об другое, и даже создать третье, можно даже уничтожить, но разглядеть переплетение изначальных смыслов уже почти невозможно.

Итак, начало положено. Писатель читает написанное. Кивает, соглашаясь с собой. Маленькая передышка под чашечку кофе. И вот уже новый лист покрывается неровными строчками.

И в мире начинают жить пока еще незнакомые нам, непрочитанные люди. Уже кипят страсти, гремят выстрелы. Кто-то, кого-то, за что-то, уже очень давно и сильно любит. А некто другой этого кого-то, за то же самое, люто ненавидит. Кому-то суждено удачно выйти замуж, а кто-то не менее удачно избежит женитьбы. Одному уже заказали гроб, другому еще не начали шить распашонки. Жизнь, настоящая, без подделки. Все 365 страниц, с прологом и эпилогом.

2.
Дыхание замирает от предчувствия неизбежности битвы, а тело охватывает приятная мелкая дрожь. Уже поздно, но спать совсем не хочется. Я скачу на коне, я ухожу от погони, поднимаю паруса и дышу соленым, порывистым норд-остом. Я объясняюсь в любви самой прекрасной на свете женщине и вступаю в смертельную схватку во имя этой любви.

И вот развязка. Я медленно удаляюсь по незнакомой дороге куда-то в даль, в неведомое и прекрасное, навстречу новым опасностям и приключениям. Еще немного и вот меня уже совсем не видно. А я остаюсь и еще долго смотрю себе вслед, желая удачи и надеясь на скорую встречу.

Последняя страница. Закрытая книга. Часы бьют три удара. Тушу свет и зарываюсь в подушку.

3.
И будет утро. Когда я умру. Прозвенит будильник. Будет бутерброд с чаем и вечная суета. Будет все, но не будет главного – волшебства.

Иногда хочется вдруг вынырнуть из чернил, встать во весь рост и, прерывая противный скрип, громко сказать: «Остановитесь, сударь, Вы бездарны!»

- Эй, там! Але! Остановитесь, Вы бездарны! Слышите?
А он в ответ:
-Э, нет, батенька, это не я бездарь, а вы такие нерадивые. Я бы вот, может, и хотел бы вам помочь, но хороший писатель (а я - хороший) никогда не навязывает своим героям ни образа мыслей, ни образа действий. Ваши поступки и мысли должны быть вашими поступками и мыслями. А я всего лишь ставлю вас в определенные обстоятельства. И то, что дальше – вы уже сами делаете.
- Так зачем же Вы, сударь, дали нам именно такие обстоятельства?
Молчит.
- Але! Вам то не все равно, какую сказку рассказывать? Может, прекратим сцену, или хотя бы декорации переменим! Вам там что, жалко что ли?

Молчит. Только перо по бумаге поскрипывает.
Год за годом, строка за строкой, страница за страницей.