Рак бэ Исраэль

       
       Когда я только приехала в Израиль, я знала точно, что в государстве Израиль говорят на незнакомом мне языке иврит. Меня напугали ещё в Союзе, что без отличного знания языка выжить невозможно. От того, знаешь ли ты иврит и насколько хорошо, зависит, как сложится твоя судьба в новой стране, среди новых людей. О существовании такого языка я знала. Знала, что в Израиле, куда я собралась ехать жить, говорят на иврите. Знала, что мне придётся его учить с нуля, чтобы стать своей, чтобы вырасти и стать частью от общего целого.
       Пообвыкнув и более-менее обустроившись в незнакомой ситуации, я активно начала постигать премудрости правостороннего языка. Бегала я в ульпан каждый день, была прилежной и способной ученицей. Важность и глобальность взятой на себя задачи дисциплинировала, обозначая всё особым, каким-то судьбоносным смыслом. Учёба, как в обычной школе, была по утрам, после обеда я возвращалась домой и делала уроки, заучивая новый материал, повторяя предыдущий, и дело помаленьку - полегоньку двигалось.
       Я росла очень быстро в языке, закончив первую ступень, потом – вторую, а примерно через полгода, найдя какую-то необременительную работу, не ограничивавшую меня во времени, перешла на третью ступень. Правда, третий уровень не отличался особой интенсивностью, и многого мне не дал.
       К тому времени я пыталась любым доступным способом активизировать накопленный словесный запас в живом общении, в живой речи, задействовать весь наработанный материал.
       Этого было достаточно для простого разговора и общения, и язык у меня активно пошёл. Я стала нормально говорить, и «вес был взят».
       Но вокруг меня люди говорили на другом языке, - не на языке улицы и базарных незатейливых отношений «кама зе оле». Они говорили на грамотном, хорошего качества языке, для знания которого все ранее используемые мною средства были недостаточны. А мне хотелось большего. И, прежде всего – свободы. Свободы изъясняться, свободы выражать свои мысли легко, без запинки, не спотыкаясь на поиске нужного слова. Иными словами, мне хотелось владеть чужим языком как родным, и я стала искать новые, неопробованные мною варианты.
       Не помню сегодня, кто, но, видимо, кто-то из опытных старожилов, подкинул мне идею новостей: слушаешь любую ведущую информационную программу, схватываешь новые слова, записываешь, заучиваешь – и ты, и твой язык растут необыкновенно быстро, ты нарабатываешь совсем другой уровень.
       Попытка – не пытка, и стала я торчать у телевизора в свободное время, которого у меня было достаточно. Попутно я стала участником всевозможных круглых столов, ток-шоу, политический диспутов и развлекательных передач израильского телевидения.
       Незаметно для себя я втянулась, и помню, что что-то из программ вызывало симпатию, одни я предпочитала другим, а от некоторых просто воротило, – я была неравнодушным зрителем.
       Я схватывала на лету новые слова и выражения и торопливо чиркала их на заранее приготовленный лист. Потом я выискивала их в словаре, запоминала, и, честно говоря, иврит мой для небольшого срока пребывания в чужой стране, был необыкновенно хорош и выразителен. Я этим гордилась и иногда даже бравировала, демонстрируя урождённым израильтянам «литературный» иврит.
       Через некоторое, довольно короткое, время я уже особенно не старалась улавливать новое, а если и встречалось что-то, чего я ещё не знала, спокойно рылась в словаре, и так постепенно становилась израильтянкой. Но дурная привычка смотреть телевизор осталась. Некоторые программы я особенно полюбила, и стала считать себя в некотором роде их активной участницей.
       В тот период времени славилась и имела особую популярность программа известного израильского телеведущего и артиста «популярного» жанра Дуду Топаза.
       Постепенно втянувшись в мир интересов и пристрастий израильского телезрителя, я точно знала, что Топаз – это его творческий псевдоним. Он был притягательным, энергичным и обаятельным, зажигал своим энтузиазмом, и было приятно ожидать следующей программы. Каждый раз на его идеях создавалось что-то новое, одна программа не была похожей на другую – это подкупало, и важно было не пропустить.
       Так от программы к программе мне всё нравилось, и доставляло удовольствие. В одной из программ Дуду взорвал телевизионную аудиторию сообщением о том, что он начинает новую кампанию, которая будет посвящена населяющим государство Израиль множественным сообществам, составляющим костяк сегодняшнего израильского общества.
       Это обрадовало меня! Нас, русских, к тому времени накопилось уже целый миллион, и я уже предвкушала, какая это будет интересная передача. Я представляла себе, кого он может пригласить, и как он будет смеяться и шутить с этими людьми.
       И вот прошла программа, посвящённая марроканским евреям, иракским, курдам, и кому-то ещё, кого мне уже трудно припомнить. С возрастающим недоумением от недели к неделе я замечала, что и на следующий раз приглашены другие люди, и нет даже упоминания о нашей огромной, кардинально отличающейся по всем параметрам, людской составляющей. Русские уже имели солидный вес в обществе не только в силу общего количества приехавших (хотя для маленького Израиля это было явление неординарное, до сих пор ни с чем ни сравнимое), но и из-за реального вклада в развитие страны в целом. Уже тогда русские мелькали тут и там, и занимали всё более важное и значительное место в израильском обществе.
       Пройти мимо такого явления, как русские репатрианты, казалось невозможным.
       Но вот были уже приглашены и эфиопы, практически не владеющие ивритом и изъяснявшиеся с большим трудом, и тревожное чувство зашевелилось у меня в душе: а когда же мы?
       Так и не удосужившись пригласить в свою студию русских репатриантов, Дуду как-то плавно перетёк на новую тему, и по инерции я смотрела ещё несколько программ. Но подспудно зрел во мне яростный протест вкупе с горьким разочарованием: как же так??!
       Поначалу, по наивности душевной, я хотела даже как-то написать ругательное письмо с требованиями вернуть и доработать незавершённую программу, и послать его на телевидение. Ивритом к тому времени я уже навострилась владеть более чем прилично, и составить петицию для меня было совсем нетрудно.
       Но потом запал прошёл, жизнь покатилась дальше, новые события, лица наслоились на прошедшие, меня крутило и вертело, и носило так, что мало не покажется.
       Правда, израильского телевидения с тех пор я больше не смотрю. Неинтересно.


* Рак бэ Исраэль - только в Израиле(перевод с иврита)