Мамочка... мама

- Здравствуй, родная, - я стояла в дверном проеме и улыбалась.
Мама вдруг замерла и медленно стала оборачиваться в мою сторону.
- Здравствуй, мама, - повторила я, сделав шаг. Родные руки прижались к сердцу, и пожилая женщина плавно опустилась на стул, не сводя с меня глаз. Показалась слеза, затем другая.
- Привет, мамочка, родная моя, здравствуй, - кинулась я к ней, опустилась на колени и стала целовать ее ладони. Прижималась к ним лицом и заглядывала в голубые чистые глаза. - Что же ты, мама, перестань... Я приехала.
Мы горячо обнялись и обе заплакали навзрыд. Я гладила ее волосы с еле заметной сединой. И снова целовала, целовала лицо, руки, волосы и снова руки, приговаривая: "Родная моя, мамочка...мама..."
- Где твои вещи? - еле выговорила она.
- На пороге оставила. Я сейчас, - эмоции стали стихать, я вышла забрать вещи. Не преодолела желание вдохнуть родной забытый воздух, почувствовать родные стены - остановилась на минуту и прислушалась. По земле стелился дым тлеющих листьев. Осень - жгли костры, выметали дворы. В далеке лаяли собаки, стихали звуки проезжающих где-то машин, за двором играли дети.
Когда я вернулась на кухню, мама накрывала стол, весело щебетал радиоприемник, под ногами крутился кот, на плите закипал чайник.
Как я когда-то любила сидеть у стены на полу и играть с собакой. Только вот старый добрый ротвеллер Граф давно умер, а новая дворняга уже целый час косилась на меня из своей будки. Я села на диван и стала наблюдать за мамой. Такая же гордая осанка, такие же светлые и добрые глаза, такая же живая, ласковая улыбка.
Она иногда бросала на меня взгляд, и тогда ее лицо озарялось нервной быстрой улыбкой, как будто боялась спугнуть меня, как будто я была видением.
- Расскажи, как ты? - мы сделали по глотку домашнего вина. Вечер стремительно опустился на город, и мы остались вдвоем в сумерках и тишине.
Я вдохнула аромат маминого борща. Дом...
- Всего сразу и не расскажешь, - отвела взгляд в сторону, задумчиво проговорила, - устала мотаться. Решила наконец-то вернуться к Славе и жить нормальной семьей.
- Давно пора. О себе не думала и мужа мучала столько лет, - мама приготовилась читать морали, но я ее перебила.
- Мам, человек в жизни стремится к счастью. Все, что бы он не делал, он делает только ради того, чтобы ему было хорошо. И все эти годы я была счастлива. Я нашла свое призвание и следовала ему. Я увидела мир, мир такой, какой он есть: с его грязью, пошлостью, чистотой и нежностью. Узнала людей: от мерзкой дряни до настоящих людей. Мам, - я посмотрела внимательно ей в глаза, - я ни о чем не жалею. Понимаешь?
- Нет, - она встала и отошла заварить чай, - никогда тебя не понимала. Чего-то хотела в жизни, к чему-то непонятному стремилась. Родная дочь, но такая непонятная. Как только Слава взял тебя в жены? Такой золотой человек и столько лет выискивал свою жену по всему свету, потому что ей захотелось найти свое призвание и подарить себя людям. Ну и что, подарила? - мама язвительно усмехнулась. - Да кому ты была нужна, Саша. Все твое здесь. Только тут ты нужна.
Я с улыбкой посмотрела на маму и вздохнула. Вспомнилась юность, когда я упорно и до криков доказывала ей, что мои мечты не пустые, что я смогу то, что наметила. И вот я перед ней, не сломленная, а просто уставшая от вечных скитаний, не разочарованная, а успокоившая свои юношеские порывы, не разбитая, а осуществившая свои мечты.
Не хотелось спорить и я перевела разговор на другую тему.
- А ты знаешь,я до сих пор не могу есть макароны, - я засмеялась и показала на тарелку вермишели. - Еще с тех ужасных девяностых. Помнишь? Сколько мне тогда было, лет шесть? Как сейчас помню: каждое утро макароны и вареное яйцо.
Мама задумчиво смотрела в окно:
- Времена такие были, трудные.
- Да уж, посчастливилось нам их знать. До сих пор, как вспоминаю, дрожь по телу от ужаса. Как вы с папой, молодые же совсем и смогли пережить достойно. Я сейчас не могу без комфорта, без воды, газа, электричества. А тогда... Ничего же не было. Наверное, все в те времена были героями, - я улыбнулась, но мама продолжала смотреть в окно.
- Никогда не забуду, - проговорила она, - как ты сидела на полу у стены и грызла томатное печенье. Дима с утра убежал на рыбалку. У тебя брат всегда был смышленный и непоседливый. И вот он к вечеру вернулся. Показал свой улов - четыре маленькие - маленькие рыбешки. Дима так гордился ими, и ты все бегала и бегала вокруг, доедая печенье. Пока варились макароны, я пожарила вам по две рыбки. Потом смотрела, как вы вдвоем уплетали за обе щеки ужин. Вы светились счастьем и детской беспечностью, о чем-то весело шутили и дразнили друг друга. А я не знала, чем вас кормить на завтрак. Никогда этого не забуду, четыре маленькие рыбешки.
Я застыла, слушая. Тоска легла на сердце. Мама... Как много исстрадала в жизни. Надежды, надежды, надежды... Непутевая дочь.
На старых часах пробило двеннадцать ночи, истома охватила все тело. Я вышла на порог и замерла, прислушиваясь к ночной чистой тишине. Мерцали звезды, пытаясь разобрать небо на созвездия, прониклась детской радостью - я снова дома, я там, где должна быть...
Ласковый прохладный ветер студил босые ноги, я прислонилась к стене, рядом присела мама.
- Сколько же меня не было? - проговорила я еле слышно в пустоту.
- Четырнадцать лет, Саша. Тебя не было дома четырнадцать лет, шесть месяцев и двеннадцать дней.
Сердце сжалось:
- Прости, мама...