Как Иван Иваныч с Иваном Антонычем поссорились, а

Алексей КЛЕНОВ

КАК ИВАН ИВАНЫЧ С ИВАНОМ АНТОНЫЧЕМ ПОССОРИЛИСЬ, А ПОТОМ ПОМИРИЛИСЬ

Иван Иваныч мужик солидный, семейный, некурящий и положительный. И что
самое главное - не пьет. То есть, выпивает, понятное дело, но не так чтобы
очень. Вернее, пьет, но исключительно по праздникам. Ну, может, иногда
еще в воскресенье. Или с получки. Или просто с устатку. Но не чаще пяти
раз в неделю, Боже упаси! Словом, как все.

И вот как-то однажды в субботу, когда Иван Иваныч перед обедом опрокинул
лафитничек и собрался, было закусить его аппетитной селедочкой под зеленым
лучком, в дверь позвонили. Момент для визита, как вы сами понимаете, был
не самый удачный. Поэтому Иван Иваныч по-кошачьи заурчал, досадливо сплюнул, и выругался. Только не подумайте, что Иван Иваныч ругается. Боже упаси! Но так, иногда, случается. Ежели, к примеру, молотком по пальцу засадит со всего маху. Или вдруг зимой поскользнется, и спиной шваркнется на голый лед, не присыпанный песочком нерадивым дворником. Или ежели супруга в самый разгар застолья вдруг безответственно заявляет: «Хватит тебе, алкаш, утроба ненасытная!.." Тут уж сами понимаете. Да и кто в такой ситуации удержится от пары ласковых, спрошу я вас? То-то же. Вот и Иван Иваныч не исключение. Как все, словом.

Выругался, значит, Иван Иваныч от души, и с самым сердитым видом дверь
распахнул. Распахнул, и едва не плюхнул с вилки на пол тот самый кусочек
аппетитной селедочки под нежным, зеленым лучком. Потому что за дверью
стоял лейтенант Васькин, местный участковый. Вообще-то Иван Иваныч гражданин законопослушный, и бояться встречи с милицией ему, как бы, и резона нет. Однако же кое-какие грешки и за ним водились. А у кого их нет, грешков этих, спрошу я вас? У каждого имеются. Вот и Иван Иваныч мгновенно вспомнил как третьего дня, выпив с устатку граммулечку, выяснял с супружницей своей: гуляла ли она до их законной свадьбы с Ванькой Косым, или не гуляла. В итоге оба сошлись во мнении, что не гуляла. Но соседям от этого легче не стало, потому как к консенсусу супруги пришли только в пять часов утра, и они очень даже могли передать результаты диспута участковому. А еще вспомнил Иван Иваныч, что две скамейки из скверика напротив благополучно, и не без его, Иван Иваныча, участия, переместились на собственный его садовый участок, и прекрасно дополнили интерьер. И совсем тут худо стало Иван Иванычу. Только (Боже упаси!!!) не подумайте что Иван Иваныч вор! Ни в коем разе! Ну, разве что иной раз прихватит с работы домой вентилятор из приемной директора, или мешок гвоздей из цеха ширпотреба. Или вывезет машину свежеструганных досок, которые по накладной числятся горбылем от старого забора. А так он ни-ни. Как все, словом...

Так вот, значит. Иван Иваныч мгновенно вспотел, и вроде как пятнеть стал,
а суровый участковый официальным тоном спрашивает:
- Иван Иваныч такой-то?
- Я самый,- отвечает Ива Иваныч.
- Вы почему же это, гражданин Иван Иваныч, нарушаете?- все так же сурово
спросил участковый, и грозно нахмурил брови.

Тут Иван Иваныч еще больше струхнул, и почувствовал непреодолимое желание немедленно посетить туалет. Заодно и проверить, не течет ли новый сливной бачок, не далее как вчера принесенный из общественного туалета расположенного в культурном парке городского отдыха. Потому что ведь ежели бы сразу сказали, что именно нарушаешь, оно бы проще было. Хоть знать будешь, что именно врать. А за туманным "нарушаете" много чего может скрываться.

А участковый, словно сжалившись, уточнил:
- В медвытрезвителе были? За услуги почему не заплатили по прейскуранту?
Повестка вам, лично в руки. Явитесь на административную комиссию еще и
штраф заплатите.

Тут надо сказать, что Иван Иваныч слегка вроде бы как-то даже и повеселел.
В вытрезвителе ему бывать, конечно, доводилось, чего уж там скрывать.
Потому что имелась у него, если уж честно, привычка в полустекляном состоянии заниматься хоровым пением за полночь на пустых городских улицах, с чем категорически, почему-то, были не согласны постовые милиционеры, зачастую являющиеся и единственными слушателями. Однако же повестка вот она, никуда не денешься. Но поскольку Иван Иваныч вины за собой не чувствовал, то и решил пойти разобраться, что за фортеля такие с ним народная власть вытворяет.

Приходит он в то самое заведение, и злосчастную повестку протягивает. Дежурный лейтенант на фамилию посмотрел, с журналом учета сверился, и весело так говорит:
- Что же вы, гражданин, нарушаете?
- Да не нарушал я,- совершенно искренне возмутился Иван Иваныч.- Бывал, не скрою, бывал в вашем милом заведении. Но в последний раз, дай бог памяти, в прошлом годе, и оплатил все до ниточки.

Тут лейтенант лицом погрустнел от такого нахальства.
- Нехорошо, гражданин, обманывать. Вот протокол, вот подпись ваша. Двадцать третьего мая сего года...

- Стой,- говорит Иван Иваныч.- Это как же двадцать третьего? Это, стало быть, в прошлую субботу? Дык ведь я же...

Тут Иван Иваныч язык прикусил. Потому что именно в прошлую субботу он те самые скамейки из парка на своем кровном участке со всем тщанием и прилаживал.

- В саду я был в субботу,- закончил все же Иван Иваныч, и от смущения слегка порозовел.- Супруга может подтвердить.
- Супруга супругой,- резонно возразил лейтенант,- а протокол протоколом. Подпись ваша?
- Фамилия моя,- упорствовал Иван Иваныч,- подпись - приблудная.
- Как так?
- А так. Не моей рукой написана. Требую дежурную смену для опознания. Пусть они меня опознают, и скажут: брали меня, аль нет.

И чуть подумав, не совсем уверенно добавил:
- Государство у нас правовое, и в конституции статья есть пятьдесят первая.

Хотя видно было, что слово «конституция» ему далось с трудом, не говоря уж о прочтении данного закона. Лейтенант хотел было все это доходчиво объяснить несговорчивому клиенту, и уже было из-за стола стал подниматься, но вовремя вспомнил, что государство у нас и впрямь где-то, как-то правовое, и в чем-то даже конституционное.

На следующий день Иван Иваныч снова пришел в заведение, и лейтенант Иван Иваныча якобы оформлявший натурально его не признал.
- Вы,- говорит,- высокий, черноволосый и с усами. А тот Иван Иваныч был маленький, лысенький и один глаз у него с бельмом. А вас, гражданин, мы не знаем. И на данный момент знать не желаем, потому как вы трезвый. Вот остограмитесь - милости просим. А сейчас идите себе по добру по здорову, и не нарушайте в общественном месте.
- Да как же это? Платить то все одно мне. Я Иван Иваныч, или не я?
- Вы,- вежливо ответили ему. Но... не вы.

Тут Иван Иваныч совсем голову потерял.
- Так вот же паспорт мой.
- Паспорт ваш. А сами вы... Блин, получается не вы?
Лейтенант совсем запутался от таких непоняток, и давай орать:
- Да перестаньте вы психовать! Тоже мне, трагедия. Заплати, и живи спокойно.
- Да как же я стану платить,- чуть не плачет Иван Иваныч,- ежели я вашими услугами не пользовался? Авансом что ль?

Оба разом замолчали, внимательно посмотрели друг другу в глаза, и синхронно подумали: « Один из нас рехнулся. Но не я...»

И тут Ивана Иваныча осенило:
- Как, говоришь я... то есть не я... тьфу ты! Ну, тот Иван Иваныч выглядел?

Лейтенант обреченно вздохнул, и заученно повторил:
-Маленький, лысенький, ушастый и с бельмом на глазу.
- Так это же!- рявкнул Иван Иваныч,- напарник мой с работы. Он же гад и с женой моей...

Сдержался Иван Иваныч, поняв, что затурканному лейтенанту до фени, что это тот самый Ванька Косой, который с Иван Иванычевой женой толи гулял, толи нет, и которого Иван Иваныч уже лет пятьдесят знает как облупленного.
- Короче, Федот, да не тот. Вернее - Иван. Только он Антонович. И ведь адрес мой он знает как свой собственный.
- Уф - ф - ф...

Вытерев платком лоб, лейтенант устало махнул рукой:
- Выяснили. Теперь иди со своим напарником разбирайся. Но штраф и за услуги,- построжев лейтенант похлопал ладонью по столу,- чтобы заплатили. Хоть в складчину. А то привлечем, так сказать...

Встреча двух друзей была по-мужски сурова, и по-шекспировки трагична. Иван Иваныч сумел сказать только одну фразу, после которой у него горло перехватило:
- Как же ты, с-сукин ты сын, мог такое сотворить?

Иван Антонич напротив был многословен, суетлив, и полон искреннего раскаяния. Он долго и убедительно говорил о предстоящем юбилее совместной жизни с супругой, и о тяжести последствий ночевки в вытрезвителе. Объяснял что растерялся, ну и вот, значит... Ляпнул. В конце своего эмоционального монолога он ответственно пообещал сегодня же заплатить, и компенсировать Иван Иванычу магарычом. В конце рабочего дня тот самый магарыч, в количестве двух поллитр, и был самоотверженно употреблен. Оплату порешили оставить на завтра.

Домой Иван Иваныч с Иваном Антоновичем шли в обнимку, искренне заверяя друг друга в душевной любви, нерушимой дружбе и взаимопонимании, пугая редких, за поздним временем, прохожих эмоциональными восклицаниями и римейками из некогда популярных песен. В самый разгар вокальных упражнений, когда до дома обоим оставалось по полста метров, рядом с приятелями скрипнул тормозами милицейский «УАЗ» и сержант, предупредительно распахнув дверцу, ехидно сообщил:
- Велкам, господа! Экипаж подан. Опочивальня тоже готова.

Это был трагический момент. Переглянувшись, Иван Иваныч с Иваном Антонычем неподражаемо синхронно выругались, и шагнули к машине...

Покинув утром следующего дня вытрезвитель, оба прямехонько отправились в сбербанк, и внесли плату за услуги. И только одно обстоятельство утешало Иван Иваныча. Это то, что скаредный Ванька Косой, кривясь и крякая от жадности, заплатил таки в два раза больше...