Бестолочь

- Ну, ты и бестолочь…Сколько раз тебе говорить… Будь внимательнее на уроках… Всякой фигней занимаешься, когда учитель проводит урок… И вот, результат… Третья двойка подряд… Да и по какому предмету… По русскому языку… Тебе не стыдно?! Быть «русским» и не знать своего родного языка?.. Если так и дальше пойдет и ты закончишь школу двоечником, то пойдешь… вон на стройку ишачить как твой отец-неудачник. Я-то «дура» всех вас тяну на себе… Муженька моего недоделанного, тебя и твою сестренку… Ну, так ведь ей всего шесть лет. А ты уже шестой класс заканчиваешь. Позорище… в двенадцать лет быть таким недоумком! – истерично-яростно кричала мама – Рита на своего сына Николая…

- Я… вот я… ты видел мой аттестат… А? А диплом? Разве не я тебе его показывала?! Там есть хоть одна тройка?! Только так можно стать в жизни человеком, а не его подобием…
- Человек так не орет на своего сына и не называет своего мужа, моего отца… неудачником.
- Что?! Что ты сказал?! Так я еще и не человек… Кормлю, одеваю, обстирываю вас… А ты мне еще… О компьютере забудь … понял? Забудь навсегда. Двоечникам он ни к чему. И о бассейне тоже… Будешь сидеть дома и писать, писать, писать тексты на русском языке до тех пор, пока не научишься грамматике. Читать, читать и читать… Вот теперь твоя задача. Чем больше станешь читать, тем лучше освоишь свой родной язык, бестолочь тупоголовая…
А сейчас быстро за стол обедать. Да руки не забудь вымыть, грязнуля…
- Я не хочу… Я к себе пошел в комнату…
- Давай, я сказала за стол садись. Чтобы учиться, нужны силы. А для этого необходимо есть и пить… То, на что ты сам еще не зарабатываешь… Вот, когда станешь сам деньги зарабатывать, тогда узнаешь, как они тяжело достаются.
- А разве тебе они тяжело достаются?.. Ты ведь на стройке не работаешь, как папа… У тебя своя палатка на рынке с бельевым «ассорти»… И ты даже за товаром сама не ездишь – тебе его привозят прямо в контейнер… на рынок.
- А это не твоего ума дело! Что да как… У тебя еще нет права голоса, щенок… Ишь ты! Вздумал матери перечить... Бегом хлебай – ешь и за уроки…
Николай обреченно, после того, как вымыл руки, сел за стол, кое-как поел «позитивно заряженную пищу» и сказав тихо – печально «спасибо», побрел в свою комнату исполнять задания по русскому языку и литературе… И его тоскливое настроение совсем не сопутствовало полноценному усвоению заданного материала. Да и не в русском языке было дело. Колина мать в большинстве случаев перегибала «воспитательную палку», касающуюся любого школьного предмета. Сегодня это был русский. Три дня назад – физика… Еще неделю до этого – английский и биология…
Но ведь парень, который уже превращался в юношу, не всегда был таким отстающим… Первые три класса Коля был «круглым хорошистом». Затем, чем «выше и сложнее» становилось обучение, тем ниже и ниже стали появляться отметки. У мальчика стало исчезать всякое желание учиться… И он, словно ипподромная лошадь, то отставая от всех, то подгоняемый хлыстом, «сверху сидящего жоккея», превозмогая боль, страх и отчаяние, устремлялся вперед, чтобы догнать других и не быть снова униженным.
В последние несколько недель Коле вообще не хотелось ходить в школу. Да и дом … его родной дом не очень-то радовал… А ведь раньше, когда отец работал в каком-то НИИ – инженером, а мама – Рита в том же НИИ- секретарем… все было совсем по-другому…, по-доброму… Но однажды, внезапно, перевернулось «с ног на голову». НИИ закрыли. Мать Николая, одолжив у знакомых нужную денежную сумму, занялась челночным бизнесом. Отец долго был без работы – не мог найти по специальности… И под бурным давлением теперь уже деловой жены «плюнул» на свои личные «амбиции» и стал работать на стройке… То
разнорабочим, то помощником каменщика, то еще каким-либо подсобным, «вспомогательным инструментом» для других мастеров-специалистов. Конечно же, доход мамы превосходил папину зарплату в несколько раз. И с того самого момента все стало иначе. Начались ссоры, упреки, постоянные треволнения…Отчего детская, еще несформировавшаяся психическая утонченная организация, сразу же дала сбой… У Коли начались проблемы в обучении, а у его младшей сестренки появилось заикание и энурез.
«Хватит… надоело мне все это… Уйду я от них… Отец стал «ни рыба, ни мясо»… А раньше я его так уважал. Он был для меня самым лучшим примером. Мама… Эх, мама… И в какую же ты ведьму превратилась. Сколько злобы в тебе, ненависти… Как только появились в твоих руках свои деньги… большие, чем у папы… Стала ты совсем чужой, колючей… Жалко, конечно, Ирочку… Но, что же я могу… Чем помочь ей? Решено. Уйду я в «подполье». Там тоже несладко, там свои волчьи законы… Но, чем терпеть оскорбления, унижения, а иногда и стегания ремнем от родной матери, видеть безволие и беспомощность отца, уж лучше бродяжничать…
Прошло еще две недели после этого отчаянного, но отложенного до поры до времени, решения… И снова после очередного скандала, разборки, а затем и побоев… Мать, в порыве страсти, сильно ударила Колю так, что тот упал, зацепившись затылком о полку к коридоре… Николай схватив в руки ботинки, курточку и шапку, в одной футболке, спортивных штанах и носках, выбежал на лестничную площадку, отчаянно крича и рыдая:
-Н-н-ненавижу тебя!!! Слышишь! Ненавижу! Ты… ведьма! И в кого ты превратилась! Отцу передай… я больше… - и, захлебываясь в слезах, Коля побежал перепрыгивая через ступеньки вниз, спотыкаясь, падая и снова подымаясь, к выходу.
На улице был октябрь месяц… Время близилось к вечеру… В воздухе пахло приближающимися заморозками… Но мальчику было все равно… Он еще не осознавал, что же произошло… К тому же сильно болела голова… Но эта боль была «ничто» по сравнению с той душевной, которая терзала юного мальчишку…
Куда же я пойду?.. – опомнился Коля через час, когда был уже далеко от дома, в совсем другом районе от своего родного, но такого вмиг ставшего «чужим» дома. – Как жаль, что нет у меня ни бабушек, ни дедушек, ни тетей с дядями… никакой родни… кроме … Нет, к ней я больше не вернусь, ни за что… Я… я смогу… я стану … обязательно стану хорошим человеком… Не таким, как мои родители… Они… - и мальчик, проходя возле места для сбора мусора, не обращая внимания на запахи и грязь, присел на бордюр возле «йогуртных коробов», отчаянно зарыдал.
Где-то минут через пять к нему подошли двое сверстников-пацанов, местных «оторв»… и , похлопав по плечу плачущего своей грязной, испачканной в мусоре рукой, один из них произнес:
- Эй, кент… Ты че тут сопли пускаешь… Тебя че, кто обидел?
Коля поднял свои зареванно-красные глаза в направлении вопрошающего, затем утер рукавами слезы, ответил:
- Ничего… пацаны… Если я вам мешаю… на вашей территории… я щас уйду…
- Да нет… - продолжал второй паренек, выглядевший почище. – Ты немешаешь нам, кореш… Видно, что ты клевый пацан… Если кто тебя обидел, - ты скажи . Мы тебе поможем ему… фуфель начистить…
- Нет… Спасибо… Это внутрисемейное… Между мной и родителями…
- Ха… - снова вступил первый »грязнуля».- Так они у тебя, как и нас – «алики»?
- В смысле»?..
- Ну, алкаши конченые?! Допер?!
- Нет… Никакие не алкаши… Просто …
- Просто плохо с тобою обошлись… - снова встрял второй паренек.
- …
- Молчишь… Значит, я прав… Слышь, Зема… А пойдем с нами… Или ты домой?..
- Нет… я домой не… вообщем… А куда с вами? Где вы обитаете?..
- Ни в пэнтхаузе… е… м…-ть – заматерился первый из «грязнуль». – Но жить можно…
Ловэшки у нас почти всегда водятся. Мы машины моем три раза в неделю… когда наша очередь. А в остальное время по поездам шныряем «мелочишко рубим». Десять процентов от всего улова наши. Остальные отдаем… Костику… Он нами «заведует»… Менты нас не трогают… - Костя им щедро башляет». Ну, так че… пойдешь к нам?.. Нас двое – ты будешь третьим… Ты нам сразу «запал»…
- Ты , малый, не боись… - снова заговорил второй. – Мы пацаны «порядные»… Клей не нюхаем, водку, пиво не жрем… баб не… ну, ты понял… Курим, это да. Обычные сигареты, иногда и дорогие покупаем. Ну, так кто щас не курит. А? Мы тебя не упрашиваем… как хочешь… Наше дело предложить.
- Я… я пойду с вами…

Прошло пятнадцать лет… Не простых – трудных, тяжелых.. и для Николая и для его «заблудших» родителей. Конечно же, Рита в тот же день после того случая, опомнившись через несколько часов – «что же она натворила» бросилась искать сына… Но волею случая Коля и его новые товарищи попали в течение суток «на продажу». Их Костя получил по десять тысяч баксов за каждого из троицы. Ведь те двое были не слишком испорчены уличной жизнью. А «новенький» Николай вообще выглядел первоклассно для продажи на запад. Нелегальным путем мальчиков переправили в Соединенные Штаты, где юные создания обрели «новые семьи». Так что, как не пыталась, каких усилий только не предпринимала «опустошенно-сникшая» Рита, все было напрасно… Вскоре «канал» торговли «живыми детьми» был обнаружен… Московские «торговцы» арестованы. А вот ниточка за океаном, дергаемая «русской мафией», почуяв неладное, вдруг резко оборвалась, не оставив видимых следов обрыва…
Первые годы жизни в Америке Коля еще переживал все то, что произошло… Переживая внутри, но никак не выдавая снаружи… Уж очень велика была обида, нанесенная ему в столь нежном возрасте. Но время лечит… Да и американская жизнь тоже…
Николас, а в прошлом – Коля, превратился сначала в красивого, пышащего здоровьем юношу, прекрасно овладевшего английским, и уже через два года ставшего круглым отличником… А затем и в мужчину с прекрасным образованием, способствующим его профессиональной деятельности – высококлассного адвоката. Который уже в свои двадцать пять встретил девушку своей мечты Синди. А через год родились их Кристи и Майк. Новоиспеченные дедушка и бабушка – Джоан и Мэл, усыновившие Николая, были на седьмом небе от счастья, когда узнали о том, что у них появились сразу двое внуков - и мальчик, и девочка…
А спустя еще два года, вся молодая семья Флауэрс, получив приглашение от своих русских друзей, отправилась в гости – столицу России – Москву…
Едва перелетев океан и, увидев родные просторы, сердце Николаса отчаянно-быстро забилось… А по одной щеке покатилась «скупая» мужская слеза…
Синди сразу же поинтересовалась в чем дело… Отчего глаза Николаса еще больше покраснели и из них полились слезы того самого Коленьки, который жил когда-то здесь в Москве. Но так случилось, что он стал Американцем… Чувства потеснили «охранников» разума и Николай, источая слезы плачущего в нем, где-то глубоко внутри, двенадцатилетнего мальчика, рассказал своей Синди все то, что с ним произошло пятнадцать лет назад…
- Так ты русский? – изумилась Синди, задав свой вопрос на чисто английском языке…
- Родной мой … любимый… Я понимаю, как тебе больно все это вспоминать…
- Да… любовь моя… я русский… - так же «чисто» на английском языке ответил Николас, держа на руках спящего Майка. (Синди была в это время с тоже спящей Кристи).
- А ты что, ни разу не хотел разыскать своих настоящих родителей? – спросила чувственно прослезившись Синди.
- Я… я хотел… Очень хотел… Но обида… Я дал себе слово, что из «бестолочи» превращусь в человека… И волею судьбы, все это исполнилось. Я не знаю, что бы со мной было, если бы нас тогда не продали… меня и тех двух пареньков… Вряд ли я стал бы таким, какой я есть сейчас… Но веришь… Как только мы приблизились к русской земле… Во мне словно что-то пробудилось, проснулось…
Я… я хочу разыскать… и мать, и отца, и сестренку… Быть может им необходима моя помощь, поддержка… Я…
- Ты их… своих родителей так и не простил?..
- Я хочу… Я думаю, что уже простил их…
Я ведь тоже уже отец…
- Давай, как только прилетим… Мы поедем туда, где ты жил раньше… на ту самую улицу… в ту квартиру.
- Мы… как только остановимся у наших друзей, сразу же купим подарки и поедем все вместе.
Время, проведенное в самолете до приземления, встреча с друзьями в аэропорту, покупки подарков, приезд в загородный подмосковный дом, обустройство… пролетело, как одна минута. После которой Флауэрсы всей семьей на машине в сопровождении русских «фрэндов» поехали туда, где когда-то жил Николай со своей «бывшей» семьей – папой, мамой и сестренкой…
- Вы подождите в машине. Я поднимусь… первый… А потом… я возьму детей… войдем все вместе… Сразу же возьму подарки… - произнес Николас ровно и спокойно, обращаясь к своим друзьям и семье…, но внутри у него была целая все выше и выше вздымающаяся волна чувств, так напоминающая по высоте «цунами»…
Войдя в «свой» подъезд, американский адвокат стал подниматься по тем самым ступеням, по которым он когда-то спотыкаясь, падая, бежал прочь от своей матери, своей прежней семьи… Сердце было готово вырваться из груди, в глазах стояли слезы… Но, как только Николас подошел к «родной» двери, он взял все свои чувства на контроль «холодного» хитро- ловкого адвокатского разума… и нажал на клавишу ничуть не изменившегося с тех пор звонка…
За дверью послышались шаркающие комнатными тапочками шаги… Дверь отворилась… И Николай увидел… отца…, которому было-то всего пятьдесят три, а выглядел он на все семьдесят…
- Вам… кого… вы … к кому?.. – произнес старик, глядя своими сникше-потухшими глазами…
- К вам… Вы меня не узнаете?
Старик, глядя на стоящего за порогом гостя, вдруг, неожиданно, чуть прищурив свои слабо видящие глазки, а затем расширив их в изумленном оторопении, схватился одной рукой за сердце и начал ползти вниз по дверному косяку. Николас тот час же быстро подхватил его…
- Не волнуйтесь… прошу Вас… Вот Вам таблетка… - он уверенно- четким движением расстегнул свою барсетку и извлек из нее какую-то «сердечную» таблетку, сунув ее прямо в открытый от удивления рот… отца.
- Сы… сынок… Это… это ты… Я… Я знал… верил, что ты жив… Прости… прости меня…, нас прости… плакал старик, беспомощно опираясь на сильное плечо сына.
- Кто… кто там еще пришел?.. – послышался уже пожилой голос… такой знакомый… и когда-то такой родной.
- Это он… он пришел… Он жив… Наш Коленька – старик начал привставать, видимо ему стало уже получше, но все еще крепко сжимал своими руками предплечье своего родного, уже взрослого сына…
- Что… ты такое говоришь… как тебе не сты…- выезжая из соседней комнаты на инвалидной коляске, но не договорив до конца того, что хотела … и, застыв с дрожащими от боли, стыда, отчаяния глазами… - вдруг, зарыдала, закрыв лицо обеими руками, еще не старая, но видимо, что подкошенная болезнью женщина…
- Сыночек… - оторвав руки от лица и протягивая их, как маленький ребенок к своему родителю, жаждущий любви, внимания и ласки, произнесла все еще дрожащая от рыданий мама Никлая. – Это ты… ты живой…
- Мама! – бросив подарки на пол, аккуратно отстранив в сторону уже крепко вставшего на ноги отца, ринулся к матери Николай. И присев на корточки напротив нее, взял ее за ее все еще трепещущие руки.
- Коленька, родненький… Прости… прости меня, если можешь… За все… Я так виновата перед тобой…
- Ничего, ничего, теперь все будет хорошо… Я ведь здесь с вами… А Ира… где она?..
- Ира вышла замуж за турка и укатила с ним в Анталию… Приезжает иногда… Должна вот с ним на днях приехать в гости.
- Мама… мамочка… А у меня ведь теперь две мамы… И два папы…
Озадаченные родственники, не понимая о чем это он – переглянулись…
- Я вам все сейчас расскажу… И с семьей своей познакомлю.
- Сына… сыночек… мой родненький… - умоляю… не глядя в глаза Николаю, все так же плача, произнесла Рита. – Ты…
- Мама… я простил… и ты… вы меня простите, если, что было не так. Но теперь все будет «окей», как говорим мы – американцы… - произнес Николас и, приобняв одной рукой мать и другой отца, поцеловал их то одного, то другого в их обвисшие под тяжестью жизненных «бестолочей» щеки…